Феодора. Циркачка на троне - Гарольд Лэмб

Увидев, что любимый успокоился, Феодора рассмеялась.

   — Ты прав, Юстиниан. Тот армянский купец хвастает, что сумел избежать уплаты налогов за ввоз товара, потому что притворился, что сам производит эмаль. Поэтому и продаёт свой товар дешевле.

Юстиниан подумал о другом, и его голос снова напрягся:

   — Во что сейчас верят эти люди?

Вспомнив про церковный двор, где она лежала в грязи, Феодора ответила, что многие верят в святых отцов, таких, как Тимофей Александрийский.

   — Да, люди ищут себе лидеров. Они не верят в свои собственные силы и хотят, чтобы кто-нибудь позаботился о них. Ты слышала, как толпа у Святой Софии вопила, требуя нового патриарха? Разве они верят в церковные догмы? Или они ищут сановника, который раздавал бы им привилегии и деньги? Разве деньги для них не мерило всех ценностей?

Люди не верили печатному слову. Они хотели веселиться и забыть о своих бедах. Ведь это так свойственно человеку. Так про себя решила Феодора.

Но Юстиниан не соглашался. Он снова с головой ушёл в свои книги и сказал ей, что во времена римского величия, до появления империи, два избранных консула исправно правили, потому что люди подчинялись нескольким законам и верили в римское государство.

Феодора быстро припомнила старую поговорку о том, что древние римляне завоёвывали мир, потому что верили в свою силу. Они, должно быть, были очень тщеславны.

   — Но теперь это в прошлом, — прошептала она, — сейчас всё по-другому.

Внезапно, словно пытаясь избавиться от мучающей его боли, Юстиниан громко вскрикнул:

   — Рима больше нет. Империя существует только на бумаге. Этот город, окружённый стенами, — не место обитания людей, а одинокий остров, лежащий в море мрака, невежества и дикости. К этому острову спешат толпы людей, чтобы укрыться там, награбить побольше, слушать крикливые речи и притворяться, что за стенами империи им ничто не угрожает. Они воображают, что такая жизнь будет длиться вечно. Они пируют и играют с государственными идеями, как с игрушками, чтобы не думать о грозящем потопе, который уничтожит их остров.

Феодоре показалось, что Юстиниана гложет какой-то демон противоречия. Она никогда прежде не видела, чтобы он испытывал мучительные сомнения. Взяв его за руку, она улыбнулась и спросила, что он собирается делать для предотвращения опасности.

   — Что же можно сделать? — пробормотал он. — Анастасий построил остров, окружённый длинной стеной, Юстин выставил солдат против врагов. Но они просто плыли по течению. — Опустив голову, он прошептал: «Не знаю, что делать».

Феодора пришла в ужас, словно застала его в слезах. Юстиниан казался таким уверенным в своём бесконечном труде, что она принимала эту уверенность как должное. Её возмущение вырвалось наружу:

   — Никогда не произноси этого вслух!

Феодора не знала, отчего так рассердилась на него. Но на какой-то миг он показался ей меньше и ниже ростом. Ни Юстин, ни бесстрастный Белизарий никогда не признались бы в своей слабости. Может, её любимый — трус?

Император развёл руками:

   — Это правда, Феодора. Почему я должен скрываться от тебя?

Она не знала, что ответить. Ей было ясно, что лидер не должен показывать своей слабости. Если Юстиниан, который за двадцать пять лет ничего не сделал, а лишь изучал искусство править, не верит в свои силы, на что ему тогда рассчитывать? Словно в насмешку, она вспомнила старую поговорку: «Римляне завоёвывали, потому что верили в свои силы». Но Юстиниан всего лишь македонский крестьянин.

Феодора уже успокоилась.

   — Мой господин взял на себя обязанности других. — Она старалась избежать титулов и ласкательных имён. — Теперь он устал. Может, ему стоит передать другим обязанности, а самому исполнять только ту работу, которую надлежит исполнять Юстиниану? — Она нежно прижалась к его руке. — Конечно, мы всегда должны быть правдивы друг с другом. А теперь я скажу то, что так долго с гордостью берегла в своём сердце. Ты лучше величественного Анастасия, лучше старого Юстина. Только один Юстиниан может полностью посвятить себя империи.

Тяжело вздохнув, он поглядел на мерцание дальних факелов. Немного подождав, она спустилась в сад поглядеть на павлина. Птице было непривычно в доме, и в тот миг она почувствовала то же самое. Дом перестал быть для неё убежищем.

Далее вмешалась судьба.

Страх Юстиниана преувеличивал опасности, таящиеся у трона, которые пугали тем, что их нельзя обнаружить. Хотя он был достойным и практичным кандидатом фракции венетов и самой церкви, но он слишком отчётливо помнил внезапный бунт после смерти Анастасия. Уверенность в том, что именно его возведут на трон после кончины больного дядюшки, отсутствовала.

Юстиниан обладал качествами правителя, но не умел собирать на улицах своих последователей, а потому не мог надеяться силой захватить власть. Что касается других прав, то он был единственным наследником Юстина, правда, всего лишь приёмным сыном, имеющим прекрасное образование, дающее ему возможность стать полновластным монархом. Однако задолго до Юстина все властители были либо военными лидерами, либо безвредными бюрократами. Юстин же, простой старый солдат, пользовался успехом из-за своего воинского прошлого. Но Юстиниан никак не мог завоевать популярность у непредсказуемой толпы. Он даже не мог произнести предвыборную речь.

Более того, у него была Феодора, его любовница из цирка. Ему ничего не стоило завоевать расположение знатных патрицианок, выкинув её на улицу и женившись на одной из них. А этого Юстиниан никогда бы не сделал. В свою очередь, женщины Августеона, лично против Юстиниана ничего не имевшие, уязвляли Феодору одной-единственной фразой. Вот как она звучит.

   — Истории известны императрицы, которые становились распутными женщинами, но где это видано, чтобы распутная женщина стала императрицей?

То же самое чувствовала Юфимия. Эти женщины приняли её, старую крестьянку, но не хотели склонять свои благородные головы перед молодой, прекрасной и самоуверенной актрисой.

И вот, будто по велению судьбы, Юфимия скончалась в своей постели из алого шелка. Юстиниан тихо обвенчался с Феодорой даже без присутствия патриарха.

Став супругом Феодоры и подгоняемый народным подъёмом из-за положительных военных вестей из Персии, Юстиниан был на седьмом небе от счастья. Он возобновил старую римскую традицию и потребовал объявить себя соправителем.

Пожилые и богатые сенаторы одобрили его поведение, желая закрепить своё положение. Патриарх понял, что это укрепит веру и предотвратит беспорядки в городе. Беспомощный, прикованный к постели Юстин, умирающий от гангрены, немедленно дал своё согласие.

Всё произошло на Пасху, быстро, чтобы не вызвать беспокойства на ипподроме и народных волнений. Официальный глашатай созвал знатных патрициев и глав сената в пустой зал дельфийского дворца, где убили Виталиана. Там на голову Юстиниана водрузили диадему, облачили его в пурпурную мантию, алые сапоги и вручили ему символ власти — скипетр. Патриарх сам выполнил эту церемонию, потому что Юстин уже не мог подняться с постели, а народ не должен видеть немощи самодержца.

Не успели короновать Юстиниана, как по традиции пришла очередь его спутницы. Притихшая Феодора встала на колени перед ним, а на её голову, шею, плечи и талию водрузили изысканные блистающие символы империи. Не было речей и официальной церемонии инаугурации соправителей перед взорами верующих святой Софии.

В конце лета Юстин отошёл в мир иной. И у ворот Священного дворца раздались крики:

   — Правь, Юстиниан! Правь, Феодора!

Был первый день августа 527 года.

Воцарение нового императора вызвало всеобщее одобрение. Восточные священники вспоминали набожную прелестную женщину, которая молилась у их алтарей, и надеялись на неё; западные священники были уверены, что новый император укрепит их церковь; опытные сенаторы полагали, что он увеличит их процветание. С другой стороны, народ надеялся, что новый правитель положит конец тирании и отменит пошлины.

В первое воскресенье, в час, когда зажигают свечи, Юстиниан в императорской мантии занял своё место на резном троне из слоновой кости у алтаря Святой Софии и услышал, как молящиеся произносят его имя. Напротив' него сидела Феодора и слышала рёв толпы, павшей перед ней, облачённой в великолепные одежды, ниц, а в свете свечей её изящная фигура и блестящие украшения, казалось, мерцали.

   — Юстиниан, ты победишь! Святейший Август, Господь поможет тебе! Да здравствует наш Август! Да здравствует наша божественная Августа!

При этих криках Феодора задрожала от волнения. Они опьянили её больше вина и пышного убранства дворца. Никогда ещё актриса с ипподрома не слышала такой овации.