Найдите эту женщину - Ричард Пратер

Она промолчала.

— Вы думаете, что последний парень собирался пожать мне руку?

Она скользнула взглядом по моей правой руке и все сообразила.

Я продолжал:

— Возможно, здесь находятся еще два десятка подобных ему, следящих за тем, чтобы я отсюда не удрал. Даже если Дэнт раньше не помышлял меня убить, он захочет это сделать, взглянув на свою физиономию. Так что, вам надо быстренько решить, на чьей вы стороне. Я пока не разобрался в этой истории, но вы, определенно, замешаны в чем-то подозрительном, не хочу быть грубым, но в данный момент вы вызываете у меня отвращение... Хотите ли вы ответить на кое-какие вопросы об Изабел Эллис или Картере?

Она посмотрела на меня своими мудрыми глазами и поджала губы, может быть, опасаясь, что они заговорят. Потом прошипела:

— Я не знаю, о чем вы говорите.

Я повернулся и ушел от нее в толпу. В конце-то концов, что бы она мне ни сказала, это не будет иметь значения до тех пор, пока я отсюда не выберусь. А эта проблема меня беспокоила. Я не мог разрешить себе делать и дальше такие глупости, как, например, пытаться арестовать, не доставая из кобуры револьвера. Арестовать Дэнта, разумеется. Даже если я и не знал до настоящего времени, что Дэнт и “замороженный” тип был одним и тем же человеком, я прекрасно понимал, что тот едва ли питает ко мне теплые чувства. Гибель Фредди лишила меня равновесия, так что теперь я должен был действовать осторожно и обдуманно, не давая волю чувствам. Каким бы жестоким это ни казалось, я вынужден послать к черту Фредди и сосредоточить внимание на невредимости и благополучии Шелла Скотта.

Я поймал на себе взгляд лохматого, он наблюдал за мной с расстояния в десять футов, но он не сделал попытку наброситься или хотя бы приблизиться ко мне. Очевидно, на данный момент они ограничивались задачей не упускать меня из вида, возможно, оказать таким образом на меня психологическое давление, чтобы я не выдержал и попытался удрать. С другой стороны, они могли ждать, когда поредеет толпа, что всегда случалось перед рассветом. Что-то мне подсказывало, что уверенность в том, что у меня имеется револьвер, и что я из него хорошо стреляю, помогали им сохранять разумную дистанцию.

Я еще походил по залам. Дэнта я больше не видел, но если бы он показался, обстановка накалилась бы. Я радовался тому, что “уложил” его солидно.

Потом рядом со мной снова оказалась Лоррейн, она сама подошла и сказала:

— Я забыла ваше имя.

Это переполнило чашу. Я сказал:

— Меня зовут Шелл Скотт. Запомните. Очень скоро я стану “покойным” Шеллом Скоттом. Убирайтесь прочь!

— Прошу вас, не надо. Вы на самом деле все это имели в виду?

— Нет, я шутил, поддразнивал вас. Вы сможете умереть от смеха на моих похоронах.

Отвернувшись, я хотел уйти, но она схватила меня за рукав правой руки. Я повернулся, стряхнул ее руку и прикрикнул весьма невежливо:

— Проклятие, не трогайте меня! Отцепитесь, слышите!

Либо она прекрасно играла, либо я убедил ее своим поведением, что не обманываю ее, но ее умное личико на минуту подобрело, дерзкие глаза потеплели, она закусила нижнюю пухлую губу.

— Ох, извините, я так сожалею...

Это было сказано с большой искренностью, но в тот момент я ей не поверил. Впрочем, я никому и ничему не верил. Но если хотя бы шанс из сотни, что она говорила правду, зачем мне было ее отталкивать? Поэтому я сказал:

— О'кей, вы сожалеете. И я сожалею, так что забудем об этом.

— Могу ли я помочь? Могу ли я вам помочь?

— Конечно. Как только я покину эту толпу и выйду из здания, я труп. Вся свора наемников Дэнта кружится здесь и следит за каждым моим шагом. А я практически никого из них не знаю, они же меня успели хорошо изучить. Все, что от вас требуется, это подсказать мне, как, черт побери, выбраться отсюда.

Она снова охнула, лицо ее слегка порозовело, она повторила:

— Вам не выйти... вам не выйти...

По тону ее голоса можно было подумать, что она из-за этого сильно переживает.

— Это именно...

Внезапно я замолчал, потом сказал:

— Не унывайте! Черт возьми, да! Я выберусь отсюда, не все потеряно. Мне в голову пришла одна идея.

Это была последняя из многих никуда не годных идей, я ее чуть было не отбросил вместе с остальными. Но тут в течение пяти поразительных секунд я ухитрился посмотреть на нее под иным углом зрения и понял, что мне нужно делать. Конечно, это могло не сработать, но все же это лучше, чем смириться с неизбежным концом. Шансы же на удачу были потому, что я находился в Лас-Вегасе во время недели Эльдорадо, среди подвыпивших, веселящихся людей.

Идея имела своим истоком нравы и атмосферу города. На окраине клубы понатыканы один против другого, смех и болтовня заполняют всю улицу. Даже в парикмахерских и аптеках стоят игральные автоматы. И постоянно кто-то опускает в них монеты, нажимает на рычаг и с надеждой прислушивается к рычанию дисков, ожидая максимального выигрыша. Надежда ни на чем не основанная, но кажется, что удача поджидает именно тебя.

Не только на окраине, но и здесь, на Стрипе, где больше красоты, денег и блеска, царил тот же дух везения. И здесь урчали и дребезжали автоматы, щелкали шарики слоновой кости, попадая в лунки на колесе рулетки, звучали голоса крупье: “Делайте ставки”.

В воздухе чувствовалось крайнее возбуждение, запах денег запах женщин, запах виски. Запах толпы, охваченной лихорадкой и жаждой легкой наживы, был вокруг вас. Вы могли в нем утонуть, он вас захлестывал, вы в нем терялись. И Лас-Вегас был совсем не таким, как обычно. Эльдорадо. Все могло случиться.

Поэтому я принялся за дело. Крики и смех вспыхивали то тут, то там в прокуренном, дымном воздухе, когда я продвигался вперед, прислушиваясь к разговорам и разглядывая их. Атмосфера была подходящей: возбужденной, пьяноватой — “на все наплевать, нам терять нечего”. Черт побери, все должно получиться.

Я повернулся к Лоррейн.

— Находитесь поблизости, прошу вас. Возможно, вы сумеете мне помочь, если вы не шутили.

В этот вечер на столах были большие деньги. Большинство людей развлекалось, но пару раз у денежных столов я видел унылые, измученные лица. Это были люди, которые, поддавшись общей лихорадке, не смогли во время остановиться, отойти, постепенно в них умирало все человеческое, их физиономии уподоблялись рисункам на стенах. Это тоже часть Вегаса.

Но все же большинство пришло сюда ради забавы. Рука мужчины ласкала теплое бедро женщины или поглаживала ее грудь, слишком пронзительный смех женщин и искренний смех. И все это перекрывалось приятным напряжением. Множество одиноких женщин, как это всегда бывает в такое время и в таком месте. А вдруг утром ты окажешься обладательницей норковой шубки?

Я был готов, а толпа созрела для обмана. Давай, Скотт, стань кудесником или покойником, но не тяни.

Я пошел в бар.

Вытащил бумажник, туго набитый деньгами для поездки в Вегас, вытащил стодолларовую бумажку, десятку и мелочь.

Поймав взглядом бармена, я подмигнул ему, смял десятку и бросил ему. Он поймал ее, разгладил и подошел ко мне.

Глядя на деньги, он спросил:

— Это на что?

— Просто так. Ваши. — Я чуточку повысил голос: — Черт побери, приятель, я только что отхватил сорок сотен в Эл Ранчо Вегас. Вот.

Я заулыбался во весь рот и толкнул через стойку доллар.

— Налей мне водички.

Он подмигнул. Ему нравилось видеть счастливых людей, которые ему давали по десятке. С готовностью он стал смешивать коктейль.

И эти “сорок сотен”, хотя и не вызвали сенсацию, но повисли в воздухе и быстро разнеслись по всему залу. Я стоял у бара в том месте, которое выбрал, между табуретами, занятыми двумя блондинками. Справа от меня была стройная, здоровая девица в ковбойском наряде, выдержанном в красно-коричневых тонах. Слева — невысокая пышечка в черном бархатном вечернем платье без бретелек.

Левая даже не взглянула на меня. Она медленно подняла руку к лифу платья, уже достаточно рискованно декольтированному, и одернула его еще на полдюйма вниз.

Девица справа спросила:

— Что дашь?

Я ответил:

— Тысячу долларов. Деньги. Будешь пить?

У нее были налитые кровью глаза и слишком много краски на лице, но в целом недурная фигурка. Она добавила:

— Любить я умею.

Я взглянул на девицу слева. Настоящая кукла. Я взглянул на корсаж ее платья, в котором с трудом помещались пышные прелести этой девицы. Она поднесла два пальчика к губам и принялась кашлять. Под конец она сказала:

— Ох, добродетельная дева, помилуй меня.

Наверное никакой простуды у нее не было, но кашель был приятный. Что касается “добродетельной девы”, то едва ли стоило к ней обращаться.

— Извините меня! — произнесла она.

Я сказал ей, что все олл-райт, она может кашлять на меня, сколько ей вздумается.

Она была мягкой и привлекательной, как котенок. Лет двадцать с небольшим, маленькое кукольное личико и красные сочные губки. Светлые волосы спускались до плеч, одна прядь упала на висок и поблескивала на фоне белой кожи.