Шотландская любовь - Карен Рэнни

– Ваши слуги, сэр.

Миссис Маккензи обвела рукой два десятка человек, терпеливо ожидавших в сторонке.

Он вытянулся по стойке «смирно», потом осознал, что делает, и заставил себя расслабиться.

– Вы выставили на башне дозорного, – улыбнулся он.

Она кивнула и едва заметно порозовела.

– Как и должно было, сэр, учитывая, что мы вас ждали.

Конической формы башня являлась единственной «неанглийской» частью Ратмора. Она возвышалась над зданием, как шутовской колпак – или же как завистливый кузен шпилей и башен Гэрлоха.

Когда-то он частенько забирался туда: сначала чтобы подать знак Фергусу, потом – Шоне. В какой же момент раздражение из-за ее постоянного присутствия сменилось интересом? Когда он впервые излил ей душу, когда она в первый раз обняла его? Когда он в самый первый раз прижался щекой к ее волосам и ощутил нечто доселе неведомое?

Впервые он познал вожделение, думая о Шоне. Неужели желание и ее образ так и останутся в его сознании связанными навсегда?

– Все выглядят хорошо, – сказал он, отгоняя мысли о графине Мортон, и положился на свою природную способность запоминать имена и события.

Кухарка, женщина среднего возраста, служила у них лет десять или около того и любила французскую кухню, отчего к ней и благоволил его отец. Сам Гордон имел вкусы, так сказать, более шотландские. Конечно, он не просидел бы долго на телячьем рубце с потрохами, но кедгери, национальное блюдо из рыбы, крупы и яиц, равно как и лососина в любом виде вполне бы его устроили.

Двух молоденьких служанок он помнил: они уже были здесь, когда он приезжал на побывку перед отправлением в Россию. А вот трех других девушек видел в первый раз.

– Здравствуй, Мейси. – Он остановился перед одной из горничных. – Вы с Робби все еще встречаетесь?

Она присела в неуклюжем реверансе и вся зарделась.

– Нет, мы поженились.

Он улыбнулся и двинулся дальше. Гордон поприветствовал конюха и троих его помощников. С ума сойти, сколько нужно людей, чтобы обсуживать одного-единственного человека!

Поздоровавшись со всеми, он вернулся к миссис Маккензи.

– Миссис Маккензи, достаточно ли у нас припасов?

Кажется, вопрос ее удивил, но ответила она быстро:

– Да, сэр, у нас несколько говяжьих туш, оленина и баранина, если вам будет угодно.

– Пошлите половину в Гэрлох.

– В Гэрлох, сэр?

Вежливое выражение ее лица в мгновение ока сменилось неприятно удивленным.

– У вас есть какие-то возражения, миссис Маккензи?

– Этот Нед – никчемный человек, сэр. Палец о палец не ударит. Все время что-то бормочет про призраков – и это вместо того, чтобы честно работать. К тому же он пьяница, а вы знаете, как я к ним отношусь.

Гордон знал: виски в Ратморе водится только потому, что дом не принадлежит миссис Маккензи целиком и полностью.

– Лэрд с сестрой вернулись, – ответил Гордон в надежде, что миссис Маккензи не станет расспрашивать дальше.

Но она сделала кое-что похуже. Глаза ее расширились, лицо побледнело – и она расплакалась. Слезы беззвучно покатились по щекам.

– О, сэр, неужели это правда?

Он погладил ее по плечу.

– Почему бы вам не отпустить слуг, – спросил он, помня о заинтересованной аудитории.

– Да, конечно, сэр. И я отправлю Имри еду. Подумать только, после стольких лет они вернулись! Подумать только!

– Я и не знал, что вы так любите Имри, миссис Маккензи.

Она обернулась и хлопнула в ладоши. Очевидно, это был сигнал расходиться для слуг, потому что они все незамедлительно испарились. Она снова повернулась к нему:

– Инвергэр-Глен не тот без клана Имри.

– Вы говорите так, словно вы из деревни.

Она кивнула:

– Так и есть, сэр. В деревне у меня семья, но я сама вернулась домой, в эти края, только после смерти Альфреда. Он служил в армии, сэр. Был одним из ваших людей.

Ошеломленный, Гордон принялся перебирать в уме списки своих солдат.

– Ну, то есть не совсем ваших. Он числился в Девяносто третьем полку хайлендеров. – Она посмотрела на него и продолжила: – В Крым он не попал, но в Галифаксе понюхал пороху.

Она неторопливо двинулась к дому, и Гордон последовал за ней. Забавно, но входить в Ратмор как-то не хотелось.

– Я не знал, миссис Маккензи.

Понятное дело, его отец охотно нанял вдову солдата.

– А откуда вам было знать, полковник сэр Гордон? – Она истинно материнским жестом потрепала его по плечу. – На моей памяти вы почти не появлялись в Ратморе. Вы воевали, вы и ваш полк. Я горжусь тем, что служу у вас, сэр, и я точно знаю, что если бы мой Альфред был жив, он чувствовал бы то же самое.

– Я больше не на службе, миссис Маккензи. И теперь никак не связан с Девяносто третьим полком хайлендеров.

Она остановилась и озадаченно взглянула на него:

– Вы вышли в отставку, сэр?

Гордон кивнул. Военное министерство больше не заставит его слать на убой людей, которые готовы жертвовать жизнью во славу империи. Война – удел молодых оптимистов. Да, он еще молод, но оптимизма у него гораздо меньше, чем того хотелось бы военному министерству. Из оптимиста он превратился в реалиста.

«Ты просто паршивый трус!» – сказал ему как-то отец. Может, старик умер только для того, чтобы досадить ему? Или от злости…

На похороны мало кто пришел. Лишь став взрослым, Гордон полностью осознал то, о чем догадывался еще в детстве: генерала Макдермонда никто не любит. Его могли уважать за почти безрассудную смелость и умение выработать сложную стратегию в битве – однако по окончании боя люди его избегали.

К сожалению, у Гордона такой возможности не было.

Они с миссис Маккензи помедлили у дверей. Как будто тут чего-то не хватает, какой-нибудь надписи… «Остерегись, входящий, здесь ты теплого приема не найдешь».

Да простит его Господь, но как же он рад, что старик наконец-то отправился на тот свет!

– Ты на меня злишься.

Шона не ответила.

Хелен тяжело вздохнула. Шона покосилась на нее.

– Не надо было ничего ему говорить, – проговорила она.

– Почему? Надо было голодать? – спросила Хелен.

Шона остановилась посреди коридора, тяжело вздохнула и заставила себя посмотреть на Хелен.

– Ты меня удивила. Впервые тебя увидев, я решила, что ты очень робкая и страшно боишься обидеть других. Однако я подозреваю, что на самом деле ты вовсе не такая.

Хелен несколько раз моргнула, но не стала защищаться.

– Когда тебе нужно, ты можешь быть очень жесткой и непреклонной.

– Мне не нравится сидеть голодной, – ответила Хелен. – И демонстрировать гордость в ущерб себе, – добавила она шепотом, но Шона все равно услышала.