Ночной поезд - Барбара Вуд

– Давид, что они везут? – тихо спросил Авраам.

– Людей, Авраам. В этих поездах везут людей. Всех возрастов и наций. Большинство среди них – евреи. Дети, Авраам, беременные женщины, старики.

– Понятно, – сказал Мойше Бромберг, приглаживая толстыми пальцами седеющие волосы. – В Освенциме находится трудовой лагерь. Он также служит перевалочным лагерем. Евреям предоставляют новые дома.

Давид быстро оглядел присутствующих.

– Мойше, это лагерь смерти! Там либо казнят, либо морят людей голодом! А в Биркенау людей только уничтожают. Там есть газовые камеры и крематорий…

– Не может быть! – прошептала Эстер Бромберг.

– Давид, – заговорил Мойше тем же сдержанным голосом. – Почему ты так уверен?

Молодой человек взглянул на свои руки и нахмурился.

– Я подошел близко и все видел. Железная дорога идет посреди лагеря. В одном конце, именуемом Аушвицем, расположено несколько заводов и ряд зданий, напоминающих бараки, – голос Давида стал спокойнее. – Трудно было точно определить, что происходит там внутри, но я увидел, что на снегу лежали заключенные в полосатой одежде. По-видимому, они были мертвы.

– Как близко ты подошел? – спросил Мойше.

– Метров на триста. Достаточно близко, чтобы все хорошо рассмотреть в этот полевой бинокль. Ближе подойти я не осмелился. Вдоль забора ходили патрули с собаками.

Воцарилась напряженная тишина, через несколько мгновений ее прервал тихий голос у края, где свет описывал круг:

– Давид, ты не видел моего мужа?

Он поднял глаза и увидел, что эти слова произнесла пожилая женщина, присевшая у скалы и обхватившая себя руками. Давид не мог вспомнить, почему именно она примкнула к их группе; все объяснения звучали так похоже – чтобы спрятаться от нацистов.

– Нет, пани Дуда, – тихо ответил он. – Я не видел вашего мужа. – Давид снова повернулся к бывшему мяснику. – Я никого не узнал, Мойше. Но не думаю, что на таком расстоянии и в этой полосатой одежде я мог бы кого-нибудь узнать. Мойше, нам надо что-то делать!

– Давид, мне трудно поверить в это. Лагерь смерти! Это кажется невероятным. Думаю, что ты ошибаешься…

– Все, что он говорит, правда.

Трое, сидевшие у огня, повернулись к говорившему. Это был высокий, похожий на медведя, мужчина, и казалось, что он заполняет собой всю пещеру.

Мойше тут же встал на ноги.

– Ах, Давид, мне так хотелось увидеть тебя, что я совсем забыл о наших гостях. Иди сюда и познакомься с ними.

Давид сердито и недоверчиво уставился на гостя.

– Пусть подойдут и познакомятся со мной. Раз это наши гости, пусть покажут, что они хорошо воспитаны.

Мойше сказал на идиш:

– Эти goyim[11] наши друзья, мой пылкий сионист. Они такие же жертвы, как и мы.

– Он прав, – сказал незнакомец, подходя к огню. – Мы должны доказать, что умеем себя вести должным образом. – Он протянул крепкую мозолистую руку. – Брунек Матушек, капитан польской армии.

Давид смотрел на него с подозрением, не выпуская из рук чашку и миску. Незнакомец улыбнулся.

– К сожалению, сказанное об Освенциме правда. – Он сел напротив молодого человека, между ними ярко горел костер. – Это лагерь смерти.

Подошли еще два незнакомца и встали позади того, которого звали Брунеком. Один из них был молодым человеком и представился Антеком Возняком, солдатом польской армии, которого Давид удостоил лишь мимолетного взгляда. Но третий незнакомец заставил его выпрямиться и обратить на себя пристальное внимание. Это была молодая женщина лет двадцати пяти, облаченная в мужскую рабочую одежду, ее белая кожа отражала огонь костра. Когда Мойше представил ее как Леокадию Чеховску, Давид задумчиво кивнул, наслаждаясь красотой неухоженных черных как смоль волос и удивительно зеленых глаз. Она смело посмотрела на него, почти с вызовом, затем села на табурет рядом с Брунеком.

– Давид, они пришли к нам совсем недавно, – объяснил Мойше. – Друзья в Люблине просили наших гостей связаться с Долатой в Зофии, тот направил их сюда.

– Чего они хотят? – с горечью спросил он. – Скрываться вместе с нами?

– Сражаться, – ответила Леокадия.

Давид снова внимательно посмотрел на нее, затем сказал:

– Позвольте мне внести ясность. Я сражаюсь с нацистами не потому, что люблю Польшу. Я сражаюсь с ними потому, что они лишают свободы и убивают мой народ. Мой народ принадлежит Сиону, и Бог призвал сынов Израиля собраться вместе. Вот почему мы сражаемся.

– Давид, – терпеливо начал Мойше, – мы слишком маленькая группа, и нам не хватает оружия на всех желающих помочь. Эти люди пришли сражаться вместе с нами. Поприветствуй их, Давид!

Молодой человек кивнул и пробормотал:

– Ради Мойше приветствую вас, – но затаившаяся в его глазах враждебность не исчезла.

Мясник обратился к трем прибывшим:

– Давида не было, когда увели его родителей. Однажды он вернулся домой и обнаружил, что их ферма сгорела дотла. Соседи сообщили, что его мать и отца затолкали в поезд для перевозки скота. Это случилось полтора года назад. Он так и не узнал, куда их увезли. Брунек, Давид не враг вам или вашим друзьям. Сейчас он мало к кому испытывает симпатию.

– Мы понимаем, – ответил капитан, глядя в костер. – Мы с Антеком остались одни после того, как разметали нашу группу. Это случилось два года назад. Мы тоже потеряли свои семьи. Мы не знаем, что случилось с нашими товарищами. Нам говорили, что многие из них бежали через Румынию. С тех пор мы с Антеком все время опережаем нацистов на один шаг.

– Бегством.

Польский капитан печально улыбнулся Давиду.

– Можно сказать и так. Но мы также сражаемся. В Польше действует мощное, организованное движение сопротивления, и мы сражаемся в его рядах, где можем. Наверно, вы думаете, что мы трусы, но наша цель заключается в том, чтобы сохранить себе жизни и сражаться за нашу страну.

Давид теперь дольше и пристальнее всматривался в лицо сидевшего напротив человека, увидел его орлиный нос, высокий лоб, прямые зачесанные назад волосы. Он сказал:

– Вы правы, Брунек Матушек. Я считаю, что тот, кто воюет с нацистами, является союзником евреев. По крайней мере, в настоящее время.

Капитан снова улыбнулся.

– Если мы сможем чем-то оказаться полезными здесь, то мы не будем сидеть сложа руки. И мы останемся столько, сколько сможем. Но нацисты все время ищут нас. Любого, кто служил в польской армии, призывают в вермахт и принуждают воевать против русских. – Брунек обернулся и посмотрел на молодую женщину, сидевшую рядом с ним. – Мужу Леокадии не так повезло, как нам. Немцы схватили его и облачили в свою форму.

Давид не мог оторвать глаза от этой поразительно красивой женщины.