Айседора: Портрет женщины и актрисы - Фредерика Блейер

В Лондоне Чарльз Галле и его сестра Мария пригласили Айседору в театр. На нее произвел большое впечатление Генри Ирвинг в «Колоколах», и оказалось, что она видела Ирвинга и Эллен Терри и раньше. Она была восхищена Эллен Терри, но не обратила внимания на молодого человека, тоже участвовавшего в спектакле, а ведь он позже сыграл решающую роль в ее жизни. Это был сын Эллен Терри, Гордон Крэг, с которым она потом встретится в Берлине.

Айседора была очень привязана к Галле и посвящала ему все свои воскресные вечера. Также она была увлечена и Дугласом Онсли, молодым поэтом, выпускником Оксфорда. С обоими она проводила свободное время и была чуточку влюблена и в того, и в другого.

Вполне естественно, они терпеть не могли друг друга, недоумевая, что она нашла в «этом парне». Так, проводя счастливые дни с друзьями и в работе, Айседора была вполне удовлетворена жизнью в Лондоне. Тем временем Раймонд переехал в Париж и посылал оттуда самые восторженные письма об этом городе. В конце концов, он уговорил их переехать к нему. (К тому времени в Лондоне оставались только Айседора и ее мать.) «Добрая и веселая Элизабет»11 вернулась к своим ученикам в Нью-Йорк, а Августин все еще был в турне по Америке. Итак, мать и дочь на пароходе добрались до Шербурга, а оттуда поездом отправились в Париж, где их встречал Раймонд.

Рисунок Кристины Далье, без даты (коллекция Кристины Далье)

ПАРИЖ

1900–1901

Апартаменты Раймонда были слишком малы для его сестры и матери, поэтому семья сняла меблированную студию на улице Гэтэ на Монпарнасе. Секрет феноменально низкой квартирной платы (50 франков в месяц) раскрылся ночью, когда пол и стены стали периодически сотрясаться. Студия располагалась над ночной типографией. Но поскольку Дунканы заплатили за месяц вперед, им ничего не оставалось, кроме как жить здесь и пытаться не обращать ни на что внимания.

Однако пребывание в столице Франции весной компенсировало многое. Раймонд и Айседора «поднимались в пять утра, столь велико было наше возбуждение от жизни в Париже, и начинали день, танцуя в Люксембургском саду»1. Большую часть времени они проводили в Лувре у греческой экспозиции. Раймонд зарисовывал вазы, а Айседора имитировала позы статуй, возбуждая то тревогу, то любопытство охраны. По своему обычаю они ходили в церкви и рассматривали памятники и скульптуры. Айседору особенно потрясли танцующие фигуры на фасаде здания «Гранд-опера» и рельефы на Триумфальной арке. Однажды днем они испытали большое эмоциональное потрясение, стоя на галерке «Трокадеро» и наблюдая за игрой трагика Муне-Сали, после чего отправились домой «хмельные от восторга»2.

Наступило лето, и из Лондона приехал Чарльз Галле, счастливый от встречи с Айседорой и жаждущий ей показать шедевры Всемирной выставки 1900 года. Но на Айседору не произвела впечатления атмосфера выставки, которая была весьма обыденной, за исключением того факта, что проходила она в Париже. Однако к двум вещам Айседора возвращалась вновь и вновь. Это были павильон Родена и выступления японской драматической танцовщицы Сада Йакко, которая появлялась в сопровождении небольшой труппы на сцене театра, построенного специально для американской танцовщицы Лу Фуллер3. Мягкие, волнистые движения японки, видимо, казались Айседоре невольным подтверждением ее собственной реакции на «искусственные ужимки и прыжки» в балете. Что касается Родена, то она была просто потрясена величием его скульптур. Перед ней был ее союзник, который, как и она, изучал греческое искусство «для того, чтобы постичь естественные движения человеческого тела». Что же до его несколько небрежного отношения к голове или рукам, вызывавшего недовольство некоторой части публики, то для тех, чьи глаза привыкли к произведениям Микеланджело, это было вполне нормальным.

Галле вернулся в Лондон осенью, но перед отъездом он познакомил двадцатидвухлетнюю Айседору со своим светским двадцатипятилетним племянником Шарлем Нуфларом, а тот, в свою очередь, представил ей своих друзей: Жака Бони и Андре Бонье. Все три приятеля были восхищены Айседорой и часто брали ее в гости к своим друзьям. Увидев ее интерпретацию Шопена, Бони решил познакомить ее со своей матерью, мадам де Сент-Марсо. Будучи женой скульптора и музыкантшей, она собирала у себя в салоне элиту артистического и светского общества Парижа4. Она пригласила Айседору выступить у нее в пятницу вечером, и, к удовольствию всех трех кавалеров, та имела большой успех. Таким образом, Айседора могла считать, что путь в парижское общество ей открыт.

После триумфа в салоне мадам де Сент-Марсо Айседора танцевала в домах герцогини Грефуль (известной красавицы, которой восхищался Пруст), княгини д'Юшес и американки по происхождению принцессы Эдмонд де Полиньяк, которая стала самой восторженной поклонницей своей соотечественницы5. Теперь, приобретя известность в Париже (она танцевала даже в Елисейском дворце для президента Франции), Айседора задумала дать серию выступлений в своей домашней студии. Список приглашенных на эти вечера существует до сей поры, написанный ее собственной рукой в голубой записной книжке, которая хранится в Библиотеке исполнительских искусств. Среди приглашенных были Габриэль Форэ6 и Октав Мирбо7. Кроме того, 12 декабря 1901 года появилось очаровательное объявление о предстоящем выступлении: «Мисс Дункан будет танцевать под звуки арфы и флейты в своей студии вечером в следующий четверг, и если вы чувствуете, что десять франков не слишком дорогая плата за то, чтобы увидеть это маленькое существо, танцующее вопреки ударам судьбы, — приходите!»

К этому времени материальное положение Айседоры настолько улучшилось, что Дунканы смогли сменить свою студию над типографией на другую, расположенную на авеню де Вийе, 45. Здесь Айседора стала давать уроки танцев детям из обеспеченных семей, а ее мать по-прежнему аккомпанировала ей на рояле. Здесь она составляла свои танцевальные композиции и принимала друзей. Из трех молодых кавалеров (это было очевидно) Айседора предпочитала Андре Бонье. Она так говорила о нем: «Он был бледным, с круглым лицом, носил очки, но что у него был за ум! Я всегда была рассудительным человеком, и, хотя многие этому не верят, мои любовные увлечения, продиктованные разумом, а таких было много, были мне так же интересны, как и продиктованные сердцем»8.

Бонье был писателем. Он познакомил Айседору с французской литературой, обсуждал с ней свои работы, гулял с ней за городом или приглашал полюбоваться на Нотр-Дам в лунном свете. Очарованная его чувствительностью и умом, Айседора влюбилась в него. Однако Бонье был слишком робок и выражал свои чувства лишь взглядами и пожатиями руки. В конце концов, Айседора решила взять инициативу