Хлеб наемника - Евгений Шалашов

— Пожалуй, отдыхать я пока не стану, — решил я. — Пойду, посмотрю на город. И дайте мне с собой кусок сыра с лепешкой.

Меч, метательные ножи и сумку я оставил при себе. Возможно — совершенно излишняя предосторожность. Пускай. Сколько раз такое «излишество» выручало меня во всяких разных ситуациях, когда был риск лишиться либо жизни, либо имущества… Может, потому я до сих пор и жив.

Я не стал беспокоить Гневко, хрупающего овес. Пусть отдохнет. А знакомиться с новым городом лучше на своих ногах.

Ульбург был не хуже и не лучше сотен городков и деревень Швабсонии, через которые я проезжал раньше. До сих пор не понимаю — в чем разница между здешними городами и деревнями? Есть деревни, насчитывающие тысячи селян, и города, где проживают триста-пятьсот жителей. Везде вытянутые вверх дома, узкие кривые улочки сходятся в площадь, где умещаются городской собор и непременная башня с часами, под которой заседает здешняя власть. Кое-где здания, вкупе с городской властью, именуют ратушей, а где-то — магистратом. По мне, слово «магистрат» звучит красивее, нежели «ратуша».

В Ульбурге было кое-что, отличавшее его от других «бургов», «буржей» и «бороу», — приятная чистота улиц. Обычно булыжники мостовых скрывала липкая жижа, состоящая из пыли, гнилых овощей и того, что выплескивают из ночных горшков. Да и улицы здесь были шире, нежели в других городах, — на них могли разъехаться не два всадника, а две повозки. Думается, город основывался не беглыми сервами, возжелавшими стать ткачами и трубочистами, а появился еще во времена Старой империи. Верно, тут раньше был военный лагерь — две центральные улицы пересекаются под прямым углом, образуя площадь. Еще несколько улиц, что ближе к центру, сохраняли свой порядок. Видимо, они и стали основой города, а все остальное уже достраивалось и пристраивалось с неизбежной кривизной.

В общем и целом осмотр будущего «хозяйства», меня удовлетворил. Разве что мне не понравилось, что у города лишь одни ворота. Еще немного смутила голубятня. Нужно будет уточнить, чья она. В осажденном городе голубятня вещь неплохая. Можно сноситься с союзниками. Опять же, голуби — это мясо. Но с другой стороны, голубятню можно использовать и во вред осажденным…

Побродил по улицам, заедая впечатления лепешкой с сыром, решил, что пора возвращаться. Верно, вода уже не просто нагрелась, а закипела.

В подвале была обустроена клетушка со стоками для воды. Тут же стояли бочка с холодной водой и здоровенный чан, в котором мне предназначалось мыться.

— Горячую воду принесут через минуту, можете раздеваться. Если угодно, грязное белье отдадут прачке. Однако, — поспешно добавила хозяйка, — услуги моей служанки обойдутся дешевле. Городские прачки берут до пяти фартингов, а я предлагаю вам два фартинга за стирку всей вашей одежды. Хотите, принесу вам свежее белье?

Только идиоты и сочинители романов считают, что наемник должен быть вонючим, аки козел. «Пес войны», который не моется и не меняет белье, рискует загнуться от какой-нибудь болезни быстрее, нежели от самых страшных своих врагов — арбалетного болта или стрелы.

В моей дорожной сумке всегда найдется смена белья — застиранного, но сравнительно чистого — стирать приходится в речках и ручьях, холодной водой и без мыла. По мере возможности я всегда соблюдаю одно из важнейших правил наемника — мыться как можно чаще и менять белье хотя бы раз в неделю!

Две служанки не первой молодости (но далеко не старые!) притащили ушаты с горячей водой и помогли смешать воду, а потом дружно накинулись на мое бренное тело, пытаясь отмыть его добела.

Я надеялся, что миловидная хозяйка тоже поучаствует в этом увлекательном деле, но, увы, не дождался. Фрау сообщила, что ей нужно готовить завтрак, и удалилась. Выяснив, что я хотел бы побриться, та, что постарше, вытащила бритву и, проверив, достаточно ли она остра, принялась за дело.

— Вы всегда бреете голову? — поинтересовалась та, что помладше.

— Стараюсь, — буркнул я, прислушиваясь, как бритва скребет щетину на моем черепе.

— А зачем? Вы — довольно молодой и привлекательный мужчина. А с волосами вы были бы неотразимы…

— Особенно для вшей, — усмехнулся я.

— Вам не бывает больно? — спросила вторая, постарше, осторожно ощупывая мои многочисленные шрамы.

— Бывает, — не стал я кривить душой. — Но от ран и шрамов есть польза.

— Какая? — удивилась вторая.

— Я всегда знаю, какая завтра будет погода. Тот шрам, что слева, — зудит перед грозой. Ну а другие беспокоят перед снегопадом, засухой и оползнем…

Всем хороша деревянная лохань, но вода в ней остывает очень быстро. Был я как-то в мыльне герцога Еньского, большого любителя понежиться в горячей воде, так тот приказывал слугам постоянно подливать кипяток. Есть еще ванны, под которыми можно разводить огонь и регулировать пламя, чтобы не сварить купающегося. Помнится, такая ванна была у моей знакомой герцогини, которая отмачивала кожаные штаны перед тем, как в них влезть. Идиллию прервал голос хозяйки:

— Вытирайте господина Артакса и ведите его на завтрак.

Меня вытерли, помогли обрядиться в свежайшее белье и вязаные тапочки, накинули на плечи теплый халат, заботливо сопроводили наверх и не замедлили принести завтрак — груду горячих оладий, к которым полагалось варенье.

— Что будете пить? Вино, пиво? — поинтересовалась фрау Ута, прислуживавшая за столом.

— А что еще? — спросил я.

— Есть шнапс. Но, — наставительно заметила хозяйка, сузив глаза, — не слишком ли рано для горячительных напитков?

— А кроме шнапса, вина и пива?

— Только молоко. Но обычно, — доверительно сообщила хозяйка, — мужчины это не пьют…

— И правильно, что не пьют, — согласился я. — Посему дайте мне простой воды. Только — самой чистой. Надеюсь, чистая вода у вас есть? Согласен заплатить за нее, как за пиво.

Хозяйка пожала плечами, но даже не хмыкнула. В конце концов желание гостя, пусть и нелепое, закон. Позавтракав, я почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Чистое тело, чистое белье, хорошая еда и мягкая кровать в теплой комнате, чтобы лечь и отоспаться за долгие дни ночевок под кустами или в стогах. Неплохо, если бы в постели оказалась аппетитная фрау Ута, но так сразу она там не окажется. Да и мне нужно отправляться на заседание Большого Городского Совета. Где там моя одежда?

Только вспомнил об одежде и сапогах, как раздался стук в дверь, и вошла служанка, державшая в руках мою обувь, очищенную от грязи и даже смазанную жиром!

— А одежда? — поинтересовался я.

— Ваше платье выстирано, но оно высохнет не раньше завтрашнего дня, — доложилась служанка, норовя уйти.

Я едва успел ухватить ее за край юбки. Видимо, она это поняла как-то неправильно, потому что фыркнула и заявила:

— Сударь, я уже не так молода, чтобы заигрывать с мужчинами.

Сама между тем с интересом посматривала на меня, ожидая продолжения.

— Что вы, фрау…

— Фрейлейн, — поправила она меня.

— Простите, фрейлейн, — покорно кивнул я и принялся оправдываться: — Я бы с удовольствием за вами приударил. Только вот дела. Мне сегодня следует быть на заседании Городского Совета, а идти туда в одном халате…

— Боюсь, что ничем вам помочь не могу, — насмешливо покачала она головой. — В нашем доме нет мужских вещей. Можно послать к портному, но это будет стоить денег. Да и пошив платья затянется дня на два-три.

— Кажется, придется идти в халате… — грустно сказал я.

Нельзя же пропускать важное собрание по такому ничтожному поводу, как отсутствие одежды.

— А сегодня заседания не будет, — вдруг сообщила служанка. — Пока вы завтракали, приходил посыльный из магистрата, который сообщил, что герр Лабстерман себя плохо чувствует после дороги, так что вы можете отдыхать до завтрашнего дня.

«Чтоб тебя разодрало…» — выругался я мысленно.

Хотя… Служанка, кстати, при дневном свете выглядит не такой пожилой, какой она мне показалась в мыльне. Если и старше меня, то лет на пять. Стало быть, вполне…

— Сударыня, а как вы смотрите на то, чтобы задержаться в моей комнате?

Не дожидаясь ответа, я привлек женщину к себе и, превозмогая символическое сопротивление, крепко поцеловал в губы. Потом, взяв ее на руки, понес на кровать…

«Дверь!» — прошептала она, когда я уже задирал на ней юбку и раздвигал ноги.

— Что — дверь? — не понял я.

— Заприте же дверь, болван!

Никогда не любил иметь дело с молодыми женщинами. Искушенные особы постоянно думают о беременности, а юницы, у которых свищет ветер в головушке, неопытны и неумелы. Лучшие любовницы, которым за сорок. Они еще привлекательны для мужчин и достаточно опытны, чтобы доставить нам радость в постели…

Увы, со служанкой не повезло, потому что пришлось стараться за двоих — несмотря на желание, умения ей недоставало. Она двигала задницей неуклюже, будто воспитанница монастырской школы, которую лишают девственности. Но все-таки дамочка осталась довольна.