Желтая долина, или Поющие в терновнике 4 - Пола Сторидж

Оливер прикрывал Джеймса, пока тот судорожным движением вытаскивал из черной лаковой кобуры Брэфорда личное оружие капитана…

Таким образом, операция началась на удивление спокойно.

Заключенные даже сами поразились, почему все так просто получалось.

В этот момент Патрика О'Хару охватило какое-то странное ощущение раздвоенности: словно действовал не он, а кто-то совершенно другой, и этот другой подвергал смертельной опасности собственную жизнь; словно весь этот побег, весь сегодняшний день он видел как бы со стороны – так человек иногда ощущает свои действия, себя самого в критические минуты своей жизни.

Капитан решил выполнить все требования взбунтовавшихся узников даже не сопротивляясь, он только стал много бледнее обычного.

Вернувшемуся с выпивкой охраннику он приказал тут же сдать оружие.

Брэфорд, отдавая ему приказ разоружиться, лишь коротко заметил:

– Не хочу напрасных смертей. Потом мы заставим их раскаяться…

Брэфорд говорил так потому, что хотел скрыть нервную дрожь, охватившую его – он просто храбрился перед самим собой.

В этот самый момент футболисты из команды охранников, заметив, что на трибуне происходит нечто весьма и весьма странное, остановили игру и недоуменно переглянулись. По приказанию Джеймса капитан отдал приказ, чтобы те играли дальше.

Капитан сдавленно произнес:

– Играйте, играйте, этот матч очень важен, и мы должны выиграть его.

Игра должна была продолжаться «как ни в чем не бывало» до тех пор, пока остальные заговорщики не справятся с часовым в здании комендатуры и не захватили радиостанцию – теперь Брэфорд и его люди вряд ли могли рассчитывать на помощь с материка.

– А ну шевелись! – вновь приказал Брэфорд. – Играйте, свиньи, эту игру мы должны выиграть во что бы то ни стало!

Охранники переглянулись и, посовещавшись, решили продолжать матч.

Приказы капитана Брэфорда в этом лагере не обсуждались – он всегда был здесь полновластным хозяином.

Заговорщики действовали молниеносно и решительно, чтобы у противника не возникало и попытки сопротивления. Замешательство охраны было полным.

А игра на футбольном поле тем временем уже подходила к концу.

Узники подошли к тому месту, где перед матчем солдаты охраны сложили амуницию и оружие и вооружились…

А тем временем судья дал свисток, и матч закончился.

Футболистов из гарнизонной команды, все еще одетых в спортивные костюмы, заперли в бараке в качестве заложников. Некоторые, то ли опасаясь мести, то ли из-за врожденной трусости, просто скулили от страха – совсем как дети.

В четверть пятого прибыл баркас – к огромному сожалению заключенных, только один – они ожидали, что прибудет как минимум два.

Капитан Брэфорд себя вел на удивление спокойно, хотя время от времени разражался страшными угрозами и проклятиями в адрес «грязных ирландских сволочей, законченных подонков»; такой отборной ругани никому из заключенных давно не приходилось слышать – он был абсолютно уверен, что план беглецов провалится.

Небольшой моторный баркас мог вместить лишь немногих, и в него с трудом втиснулось человек тридцать – практически все, посвященные в план побега. Бежавшие захватили с собой и капитана: он должен был служить заложником на тот случай, если баркас неожиданно будет остановлен кораблями береговой охраны.

Бежать решились не все – в большинстве своем ирландцы, сидевшие тут за причастность к террористическим организациям; подавляющее большинство уголовников посчитало за лучшее остаться – прежде всего потому, что никто из них не верил в успех столь рискованного предприятия.

И потому большая, подавляющая часть заключенных – в том числе и те, кто не участвовал в этом плане, а таких, к слову, было большинство – так и остались в лагере. Но беглецы знали, что шотландские рыбаки, прибывшие из окрестных мест, едва заслышав о том, что пришел баркас, будут предлагать им свой немудреный транспорт. На это беглецы и надеялись – больше ничего не оставалось.

Так оно и случилось…

Рыбаки, увидев, что заключенные вооружены, послушно согласились на все.

Кроме того, беглецы раззадорили их, предложив в качестве вознаграждения поношенную амуницию и разные мелкие вещицы из тех, которые были отобраны у охранников.

Вскоре заключенные поспешно сели в их небольшие утлые суденышки, и отчалили…

Лодки продвигались вперед страшно медленно, как-то жалобно и зловеще поскрипывая. Эти рыбацкие суденышки, грузные и неуклюжие, словно бревна, казалось, вот-вот затонут.

Чтобы не привлекать внимание жителей прибрежных поселков, они отчалили не все сразу, а поодиночке и старались при этом держаться подальше друг от друга. Потом им предстояло пристать к берегу и опять-таки врассыпную пробираться вперед, – конечно, беглецы многим рисковали, прежде всего тем, что их запросто могли переловить поодиночке, но ничего другого им не оставалось.

Ненавистный берег с зыбкими контурами невысоких строений постепенно таял.

Солнце медленно опускалось в залив, но никому из беглецов – и Патрику, в том числе – и в голову не приходило полюбоваться прекрасным закатом – все думали лишь о том, что их ждет впереди.

Утлые рыбачьи суденышки были перегружены заключенными так сильно, что от воды до борта был какой-то дюйм – не больше.

Хозяин лодки – пожилой седоватый рыбак-шотландец с длинной сальной косичкой, торчащей из-под надвинутой на косматые брови огромной войлочной шляпы обеспокоенно воскликнул:

– Того и гляди, начнем тонуть, – он кивком указал на днище, сквозь которое сочилась вода, – не дай Бог, начнется какое-то волнение на море… Тогда сразу же пойдем ко дну.

Но на счастье, море в тот день было удивительно спокойным…

Лодка оседала все глубже, и недавние узники, находясь в крайне нервном напряжении совсем не заметили, как вода уже была по щиколотку…

Патрик первым сообразил, что следует предпринять: он перестал грести, бросил весла на дно лодки и начал быстро раздеваться.

– Двое из нас будут плыть рядом, пока хватит сил, – сказал он, – потом их сменит другая пара. Иначе лодка пойдет ко дну.

– Мудрое решение, – похвалил его Джеймс, тот самый ирландец, который руководил побегом.

Таким образом они и добрались до берега – когда это случилось, была уже глубокая ночь.

Теперь предстояло перейти небольшую горную гряду, и сделать это так, чтобы не попасться в руки полиции – о событиях в лагере уже наверняка было сообщено по всей стране.

Правда, беглецы надеялись, что если это и случится, то не так скоро, во всяком случае, не раньше, чем часов через пять – перед отплытием единственная рация, находившаяся в лагере, была уничтожена, и так, что вряд ли ее можно было восстановить, а других судов поблизости не было – следующий баркас с материка должен был причалить не ранее восьми часов утра следующего дня.