Мы уходим последними… Записки пиротехника - Виктор Иванович Демидов

Итак, нам сообщили, что взрывоопасные предметы обнаружены в ручье около шоссе Ленинград – Петрокрепость. Я приехал утренним автобусом и долго ходил по пустырям, изрытым воронками и траншеями, разыскивая место, где лежат эти, как называли в старину, «огнеприпасы». Нашлись они под шоссейным мостом.

В ручье кто-то уже повозился. Говорили – приезжал военный. Он только испортил все дело: часть мин и гранат выудил из воды и оставил; теперь они лежали смерзшимися глыбами, как припаянные, ничем не отодрать. Я попробовал отковырнуть их перочинным ножом: из-под лезвия полетели только острые злые крошки, а «производительность труда» оказалась близкой к нулю. Так можно строгать до следующего лета или пока не превратишься в сосульку.

Единственный способ в таком случае – отогревать промерзшую землю горячей водой. Но где она, горячая вода? Только у самого горизонта рисовались контуры Восьмой ГЭС. Даже если и возить оттуда воду – мне охотно шли навстречу во всем, – она по дороге остынет…

Что же делать? Хоть и мало еще я занимался разминированием, но уже многому научился.. И все-таки попросил в ближайшем домике… лом.

Вот он, нехитрый универсальный инструмент. У самых ног смерзшиеся култышки мин и гранат. Под тоненьким льдом неунывающий, не поддающийся морозу пасторальный ручеек. Может быть, не стоит испытывать судьбу? Ведь и в случае удачи здорово влетит за недозволенные опыты… А люди? Что им до наших инструкций? Им надо, чтобы я убрал эту дрянь. Ради детей, ради любопытных длинноруких мальчишек, которых они и сейчас никак не могут прогнать отсюда. Если я ничего не сделаю, через пять минут после моего отъезда «разминированием» займутся они. Это так же точно, как и то, что инструкции категорически и с полным основанием запрещают применять лом. Взрывать же тут тоже нельзя. От этого моста, а может, и от солидного куска дорогостоящего шоссе останутся только рожки да ножки.

Из двух зол выбираю меньшее и осторожно выковыриваю один железный бугорок за другим. Кажется, чего проще – поддел ломиком, как рычагом, и дави на него потихонечку от себя. Поддел – и дави… Но твердая как камень земля не желает поддаваться. Лом не идет в нее. Легкими, совсем легкими ударами пытаюсь создать ему «точки опоры». Работаю, кажется, на совесть – мороз, а я весь мокрый.

«Тюк-тюк» – вывернулась минка. В сторону ее. «Тюк-тюк» – пара гранат. Рядом. «Тюк-тюк, тюк-тюк»… Лом скользит и рикошетом отскакивает в сторону. Осторожно. «Стоп! – говорю себе, как любил повторять один мой хороший знакомый. – Так и прошибиться можно».

«Тюк-тюк, тюк-тюк»… Прошибся! Искрой блеснула царапина в лаковом покрытии запала. Под тоненькой бороздой – микроны латуни, а за ней… Говорят, когда американцы делали в лос-аломосской лаборатории первую атомную бомбу, был случай начавшейся цепной реакции, и все-таки взрыв предотвратили. А тут не разорвешь «критическую массу». Еще в училище я повторял опыт француза Дотриша: тронул – и химическая реакция со скоростью тысяч метров в секунду. Не остановишь!

Стало жарко и душно, будто в крестьянской бане. Осторожно, как грудного ребенка, кладу лом и закуриваю. Руки дрожат от слабости…

Через несколько минут снова чувствую пронизывающий холод. Очень не хочется подниматься, во всем теле этакая сонливая леность… Но надо! И снова готовлю точки опоры, снова выворачиваю уродливые колобашки. Перед концом работы, когда количество высвобожденных из ледяного плена боеприпасов перевалило за сотню, ошибся еще раз – пробил корпус ручной гранаты.

Только под вечер я уничтожил всю свою старательскую добычу. И долго потом слышалось мне в весенней капели, в скрипе и стуке: «тюк-тюк, тюк-тюк, тюк-тюк»…

Поезда идут мимо

За окнами нашей автомотрисы (шикарного самодвижущегося вагона, подаренного Министерству путей сообщения каким-то монархом) неслышно плывет темная осенняя ночь. В небольшом, очень уютном салоне негромко переговариваются несколько человек: начальник Октябрьской железной дороги со звездочкой Героя Социалистического Труда, его первый заместитель, так и не успевший сменить парадную форму на рабочий костюм, два областных военкома, начальник Новгородского управления КГБ, представители милиции, инженеры… Тихо позвякивают ложечки в чайных стаканах, мягко шуршит труженик-вентилятор. По открытой «зеленой улице», мимо станций и разъездов, мимо вытянувшихся дежурных и стрелочников одинокий специальный вагон бешено мчится в долгую тревожную ночь.

Станция Бабино. Еще несколько километров – и мы выпрыгиваем с высокой «царской» подножки на влажный от непрерывного дождя песок. После яркого света салона кажется, что ты попал в абсолютно черный ящик, где нет ни стен, ни потолка – никакого пространства. Но вот где-то внизу уже слышатся торопливые шаги, светятся карманные фонарики, и из темноты появляется командир отряда разминирования майор Семенов. С минуту он недоуменно разглядывает непривычно большую толпу начальства, потом решительно выбирает того, кто заметнее, – первого заместителя начальника дороги.

– Товарищ генерал! Личный состав отряда разминирования занимается подготовкой к обезвреживанию фугаса, обнаруженного в насыпи сто шестого километра железной дороги Ленинград – Москва.

Сколько раз ходили здесь люди! Сколько смотрели, искали, работали! Но кого упрекнешь, если вырытый в стороне от рельсов колодезь далеко ушел под многометровую насыпь, если был он прикрыт тяжелыми шпалами, если сверху уже выросли и успели постареть кусты? Попробуй найди такую запрятку, попробуй выищи это единственное место! Мы ищем. Мы многое уже нашли. Но если только одна Ленинградская область раскинулась на площади, равной иному европейскому государству, и если тысячу дней и ночей ее начиняли и начиняли взрывчаткой, как обшарить каждый сантиметр, заглянуть так глубоко, как здесь, хотя бы на два-три метра? К сожалению, нет пока ни таких возможностей, ни таких методов.

Фугас вскрыл нож бульдозера. Под вечер строители разравнивали грунт и случайно вывернули несколько черных, мокрых от времени шпал. Подними тускло заблестели сотни капсюлей-детонаторов, и показались темные углы старых-престарых ящиков.

Фугас на железной дороге – это ЧП. Потревоженный, вскрытый – вдвойне. Вздыбленные бульдозером шпалы могли обрушиться, стены минного колодца – обвалиться, детонаторы – посыпаться… Да мало ли что могло случиться. В Ленинград и Новгород (это самый стык областей) полетели срочные телеграммы. Дело осложнялось еще тем, что работать надо было ночью, а ночь… ночь для нашего брата – совсем не подходящее время.

– Что вам потребуется? – деловито спросил начальник дороги. – И давайте окончательно решим, как быть с движением… У нас на этом участке поезда должны ходить с скоростью свыше ста километров в час…

– Ну нет, – сразу же запротестовал я. – Сто километров никак нельзя…

– Сколько же?

– Знать бы зону и силу вибрации… Скажем, для нормальной, какой-нибудь средней скорости и минимально допустимой…

– Вы слышали? –