Повесть об Остролистном холме - Алберт Сюзан Уиттиг

Она с трудом нащупала путь к двери, ощущая между лопаток острый как нож взгляд Берты.

— Все в порядке, Мэгги, — сказала Энни. — Сделаешь это позже.

Маргарет остановилась, держась за ручку двери. Она поняла: Энни не хочет доставлять Берте удовольствие, показав, что ее удар попал точно в цель.

— Да вам нечего беспокоиться, мисс Нэш, — сочувственно заметила Берта. — Ганнибалы там или нет, а все одно у него ничего не выйдет. В деревне-то все надеются, что это место вам отойдет. — Она двинула по столу пустую чашку. — Не осталось ли там чего в чайнике, Энни? Еще чашечку было бы в самый раз.

Энни встала, подошла к плите, открыла дверцу духовки, достала оттуда чугунный горшок и подняла крышку.

— По-моему, наш ужин почти готов, Берта. Если вы не против.

Берта тяжело вздохнула.

— Ну ладно, — сказала она и поднялась, опершись ладонями о столешницу. — Пойду-ка я домой да и сама займусь ужином для мистера Стаббса. Сегодня у нас жареная говядина и пирог с почками. — Она наклонила голову набок и задумчиво добавила: — Коли он миссионер, может, у него есть картинки для волшебного фонаря? Такие в прошлом году показывал тот господин в гостинице. И говорил-то как складно! А на картинках, помню, голенькие черные ганнибалы и бусы из ракушек у них, а сами чумазые, спасу нет…

Берта продолжала говорить, когда Энни закрыла за ней дверь.

— Ох, Энни! — вскричала Маргарет и залилась слезами.

Энни обняла сестру и прижала к себе.

— Не плачь, Мэгги, — шептала она. — Члены совета все равно должны понять, что никого лучше тебя им не найти. Они не смогут взять человека, который совершенно ничего не знает о…

— Но он закончил Оксфорд! — Маргарет безутешно рыдала. — Это кандидат леди Лонгфорд! Ты же знаешь, она всегда добивается своего, пусть это и ужасно для всех других.

На этот раз Энни не нашла слов утешения.

7

Слухи расползаются

Само собой разумеется, новость о том, что доктор Гейнуэлл становится претендентом на пост директора сорейской школы, недолго оставалась тайной. За четверть часа до того, как Берта Стаббс выложила эту прискорбную весть сестрам Нэш, Эльза Грейп уже вводила в курс дела Грейс Литкоу, вдову прежнего викария; они встретились у калитки Розового Дома, из которого доносились переливчатые трели Карузо, канарейки миссис Литкоу. Эльза, конечно, знала, что Грейс, бывшая супруга священника, чурается слухов, но, оказавшись первой на ее пути, почтенная вдова оказалась также и первой, кому Эльза сообщила эту новость.

— Сожалею, что ее светлость сочла для себя возможным влиять на выбор совета, — не без основания заметила миссис Литкоу. — Надеюсь, Эльза, вы сохраните при себе эти сведения. Членам совета будет нелегко принять решение при данных обстоятельствах, а слухи, которые неизбежно поползут по деревне, сделают их положение еще труднее. Не хотите же вы, Эльза, причинить им излишние хлопоты?

— Боже упаси, миссис Литкоу, — замахала руками Эльза. — Да ни за что на свете!

И тут же, не мешкая ни минуты, Эльза заторопилась в «Герб береговой башни», деревенскую гостиницу с пабом, расположенную у подножия холма на противоположном конце главной улицы. Она рассчитывала найти там свою добрую приятельницу миссис Барроу, жену владельца гостиницы. Эльза отыскала подругу в саду позади дома (та снимала с веревки и складывала в корзину высохшие простыни) и тут же рассказала ей все.

Франсес Барроу слушала с нарастающей тревогой и была очень обеспокоена возможными последствиями вновь открывшихся обстоятельств, о которых ей сообщила Эльза. Она тут же побежала в паб, чтобы сказать мужу, который как раз в эту минуту извлек из погреба свежий бочонок пива и вынимал из него затычку, что как ни крути, а мисс Нэш теперь не станет новой директрисой школы, потому как леди Лонгфорд отвергла выбор членов совета и отдала эту должность своему человеку, какому-то миссионеру с Борнео по имени Гаррисон Гейнуэлл. Миссис Барроу была в ярости от этого вмешательства леди Лонгфорд в школьные дела, поскольку ее собственная дочурка Маргарет должна была вот-вот пойти в младший класс, а лучшей учительницы для ребенка, чем мисс Нэш, ясное дело, не сыскать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Что касается мистера Барроу, то ему в общем-то казалось безразличным, кто учит его дочь, лишь бы девочка была прилежной и послушной, но он тут же понял, что других родителей деревни эта новость живо заинтересует. А потому вечером, когда мужское население Сорея стало стекаться в паб, чтобы выпить свои полпинты и поучаствовать в ежемесячном турнире по метанию дротиков (соревнование, собиравшее целые толпы), мистер Барроу ввел в курс дела двух-трех первых посетителей, те, в свою очередь, проинформировали следующих — и так далее. Конечно же, в пабе вечно стоит шум, люди поют и кричат, сдвигают кружки и стаканы, так что не всегда можно в точности расслышать слова соседа, однако к закрытию большая часть метателей дротиков из Ближнего и Дальнего Сорея (что составляет не менее половины мужчин этих деревень-близнецов) получили по крайней мере общее представление о происходящем. Они узнали, что школьный совет единодушно назначил на должность директора сорейской школы некоего господина, у которого блестящее образование сочетается с сильной волей и исключительным мужеством (по имени то ли Гейнсборо, то ли Уэллс), а жалованье ему будет целиком и полностью выплачивать леди Лонгфорд в знак благодарности за спасение троих детей ее друга-миссионера от съедения дикарями из племени охотников за головами.

Эту волнующую повесть на следующий же день за завтраком от мужчин услышали жены и немедленно распространили в своей среде с непременными приукрашиванием и добавлениями, встречаясь на улице, на почте, в деревенской лавке или просто переговариваясь с соседкой через забор. А поскольку женщин мало интересовали приключения доктора Гейнсборо на Борнео, но зато весьма волновала судьба милой мисс Нэш, они принялись весьма сочувственно обсуждать, что же теперь с ней будет.

Большинство участниц обсуждения склонялись к мысли, что Маргарет останется все так же преданной делу учительницей подготовительного класса, какой она была на протяжении девяти лет, другие же высказывали предположение, что мисс Нэш сочтет это унизительным и постыдным, покинет деревню и будет вынуждена искать место учителя где-нибудь еще. Тем более что Берта Стаббс незадолго до обеда встретила кое-кого из женщин на почте и довела до их сведения, что рано утром она видела мисс Нэш в саду, где та проветривала чемоданы и выглядела при этом очень расстроенной. Со всей очевидностью сестры собирались уезжать.

Услышав эту поразительную новость о чемоданах, Мэри, дочка Агнес Льюэллин, в разговоре с Глэдис, племянницей Лидии Доулинг, стала высказывать предположения о том, как скоро дом сестер Нэш будет сдаваться в аренду — если, конечно, они и впрямь решат уехать, несмотря на то, что Энни проболела всю весну. Глэдис, в свою очередь, встретила Ханну Брейтуэйт, жену местного констебля, и вскользь упомянула, что сестры Нэш, похоже, едут на юг Англии, надеясь найти там место в школе для Маргарет и более мягкий климат для Энни — у бедняжки такие слабые легкие.

Услышав все это, Ханна встрепенулась: ведь дом мисс Нэш был просторней и удобней, чем тот домишко с двумя крохотными спальнями, где она ютилась с мужем и тремя детишками. И огород там побольше, хватит места и для кур, и для поросенка, а значит, будут яйца и бекон. Спешить, конечно, ни к чему, да и Ханна вовсе не желает ничего дурного сестрам Нэш, Боже избави. Но уж если их дом освободится, то славно было бы ей с констеблем Брейтуэйтом в него перебраться. Ну кто этого заслуживает больше, чем констебль Сорея?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Правда (как заметила Матильда Крук, с которой Ханна поделилась соображениями на этот счет), дом мисс Нэш, вполне возможно, займет этот самый доктор Гейнсборо (или Уэллс — кто как это имя услышал) — ведь надо ему где-то жить. А коли он холостяк (никто не знал этого в точности, но предполагалось, что миссионеру на острове Борнео жена ни к чему), то придется очень кстати для бриджа у капитана Вудкока и мисс Вудкок — там всегда не хватает четвертого.