Ловушка - Павлов Сергей

остаток жизни с близкими, друзьями. С детьми, которые так же заражены, как и мы. Остаток жизни в ожидании лекарства, которого нет и, похоже, не будет. Приняв участие во всём том ужасе, что происходил здесь, от начала и до конца, мы заслужили это своё право. Карантинные меры, где бы то ни было, лишены какого-либо рационального смысла. Так и передайте!..

— Если вы заражены, — произнёс я, — зачем носите защитный костюм?!

Человек, который как мне показалось, был слегка не в себе, отсалютовал.

— Дым! — пояснил он, направляясь к коллегам. — Не хочу дышать людьми!

Вскоре белый фургон скрылся за поворотом в дымовой завесе. Мы с Грейс в растерянности стояли перед воротами опустевшего карантинного лагеря, глядели вслед уехавшим специалистам.

— Это что было-то?! — в недоумении спросила Грейс.

— Грейси, — сказал я. — Поехали к твоему отцу!

Мы запрыгнули в джип и в ещё большем замешательстве, чем это было до нашей разведывательной вылазки в город, отправились к дому Молблана.

В городе, поначалу казавшемся пустынным, произошло оживление. Быть может, дело в том, что начал подниматься ветер. Висящая среди улиц дымовая завеса потихоньку рассеивалась, приоткрывая скрытые прежде детали. То тут, то там возникали люди в белых защитных костюмах. По всей видимости, они в спешке покидали город. Запрыгивали в белые минивэны, грузовики, микроавтобусы и уезжали.

Грейс на обратном пути к проспекту пришлось ударить по тормозам. Под звуки оглушительных сирен мимо нас пронеслась широкая автоколонна, состоявшая из машин скорой медицинской помощи, передвижных лабораторий, военных грузовиков. Глядя им вслед, я зацепился взглядом за гору дымящегося мусора, которая тлела за гостиницей. Оттуда, из-за боковой стены вздымались клубы густого чёрного дыма. Я вышел из джипа и направился туда. Подойдя ближе, с ужасом распознал в мусоре истлевающие останки множества человеческих тел. Сотни! Тысячи!.. Уже догорали кости под воздействием температуры той горящей смеси, которой была обработана вся эта гора трупов от одного края гостиницы до другого. Теперь уж я точно понял статус нашего города. Это не «карантин»! Это — могильник! Весь город — крематорий под открытым небом!

Этому безумию не было конца! Голова шла кругом.

Завывающие звуки сирен автоколонны заставили больных людей, ещё не обессилевших окончательно, выйти из своих домов. Мы медленно двигались по дороге на джипе и в ужасе таращились по сторонам. Истощенные и измученные люди. С красными, распухшими лицами, с кожей желтовато-коричневого оттенка. Облысевшие. Любой заражённый так тяжело дышал, что каждый вздох отражался в рефлекторных движениях его организма. Грудь не вздымалась, а «вздувалась», руки — вздрагивали, а ослабевшие ноги подкашивались. Больные с унынием глядели напухшими глазами вслед покидающим город спецслужбам. Спасатели увозили с собой надежду на исцеление…

Мы с Грейс даже словом не могли обмолвиться, видя всё это. Так, в состоянии немого шока, и поехали к Молблану, прибавив скорости.

Цветочное море за северной окраиной в эту пору стало блеклее, теперь здесь не такой жёлтый «взрыв», какой бывает летом. К осени оно, как обычно, поредело. Разбавилось зеленью и сиреневыми цветочками, которые раскинулись продольными волнами, как будто застывшие в своём беге морские волны. Эту обширную территорию с полями купила энерджи ди си эй.

— Ну, папа! — воскликнула Грейс, ведя джип среди цветов по размытой грунтовой дороге. — Дом посреди поля сделал, а дорогу нормальную к нему провести не додумался! Папочка!.. — вскрикнула она тут же жалостливо. — Надеюсь, ты жив!..

Я погладил её правую руку, вцепившуюся в рычаг коробки передач.

— Грейси, — произнёс я, поглаживая. — Кроме твоего отца в этом чёртовом аду живут ещё мои родители и вся моя родня. Я хочу сказать… Мы оказались в ситуации нечеловеческой. Нам с тобой нужно… Вопреки всему не разваливаться, а поддерживать друг друга.

Грейс интенсивно закивала в тяжёлом шлеме.

— Да! Да! Согласна!..

Водить автомобиль было её призванием. Она вела джип по плохой дороге как-то совсем уж безошибочно, механично, хотя мыслями и вниманием явно пребывала в плоскости своих переживаний. С чем мы вскоре столкнёмся в доме её отца?..

Колёса давили росшие повсюду цветы. Дорога виляла то вправо, то влево, то падала вниз, то взмывала вверх. Держать внедорожник ровно на таком серпантине было почти невозможно.

Вскоре среди зелени, экспрессии розовых и жёлтых цветов выросли два небольших, по форме напоминавших куличики, домика из белого камня. Они стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Имели два этажа и покатую крышу, обделанную солнечными элементами. В каждом размещалось по четыре просторных комнаты (при этом холл был необъятен и там, и тут). Молблан отстроился так не с нуля. Для своего жилья он выбрал два домика-близнеца, стоящие впритирку. Старая, заброшенная ферма, где некогда хозяйствовали две семьи. Кое-где всё ещё пускали свои лозы запущенные виноградники. К настоящему времени всё заросло цветами. О фермерском прошлом этой земли говорило, пожалуй, только отсутствие деревьев на обширной территории. Полевые цветы заполонили собой всё. После покупки этих земель энерджи снесла старый фермерский забор и ветхие постройки. Дома-близнецы забрал себе для жилья и отремонтировал Молблан.

Первый дом-близнец стоял запертым. Мы побежали ко второму.

С силой толкнув калитку, я едва не снес её с петель. Входная дверь была не заперта.

Молблан имел своеобразный дизайнерский вкус. Минимализм. Только самое необходимое. Дом казался пустоватым. Профессор украшал интерьер сувенирными безделушками, которые привозил из каждой новой страны, где побывал. Так здесь можно было увидеть расставленные невпопад индийские вазы, композиции икебан в компактных горшочках, а также музыкальные инструменты наподобие балалайки, волынки…

Миновав внушительный холл, мы нашли профессора во второй комнате первого этажа. Старик лежал в больничном халате на кровати. Был укрыт пледом, наполовину сползшим к полу. Обвешан проводами, трубочками и приспособлениями особого медицинского оборудования. Смерть уже коснулась Молблана своим холодным дыханием. Лысый. Без бровей. Шелушащаяся кожа жёлто-оранжевого оттенка ороговела и отслаивалась. Голова напоминала раздутый шар. Знакомые мне черты в изменившемся лице Молблана теперь лишь угадывались. Рот профессора блокировали трубки аппарата искусственной вентиляции лёгких. Они проникали по гортани глубоко внутрь. Медаппаратура, которой была заставлена вся комната, позволяла ему жить и даже нужду справлять по трубочкам… А вот медперсонала или хотя бы сиделки-медсестры здесь не было.

Грейс с криком ужаса бросилась к отцу. Его веки дёрнулись, приподнимаясь. Красные глаза, в которых не было видно белков, приоткрылись и принялись следить за нами. Я опешил, видя человека в таком ужасающем состоянии и при этом пребывающего в сознании! Грейс прокричала «папа, папа!» —