Русская историография. Развитие исторической науки в России в XVIII—XX вв - Георгий Владимирович Вернадский

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. XIII–XIX. М., 1962–1966.

Черепнин Л. В. Русская историография до XIX века. М., 1957.

Vucinich A. Science in Russian Culture. A History to 1860. Stanford, 1963.

Очерки по русской историографии 1801–1920 гг.

Предисловие

Задача моя в написании этих «Очерков» была двоякая: проследить главные линии русской исторической мысли и дать характеристику творчества ведущих русских историков. Я не задавался целью дать отчет о всех деятелях русской исторической науки. Их было так много, что если упоминать всех, дело свелось бы к перечню имен. Я ограничился характеристикой только тех историков, которые, по моему разумению, оказали существенное влияние на развитие русской историографии, а потому не коснулся деятельности некоторых других, даже крупных ученых.

В результате разгрома русской исторической науки в 1920 году значительное число русских историков эмигрировало за границу. Я описываю подробно судьбу тех эмигрантов-историков, которые были в момент эмиграции вполне сложившимися учеными и продолжали свою деятельность за рубежом (Милюков, Кизеветтер). Я не описываю работы эмигрировавших молодых историков, которые в России только вступили на ученую дорогу и главные труды которых созданы были на чужбине (А. Б. Флоровский, В. Б. Ельяшевич, П. Е. Ковалевский, С. Г. Пушкарев, М. М. Карпович, Г. В. Вернадский, М. В. Шахматов). Судьбу историков, оставшихся в России, я упоминаю вкратце и трудов их, написанных после 1920 года, почти не касаюсь. Их достижения принадлежат к русской историографии советской эпохи.

Часть вторая

XIX и начало XX века (1801–1920)

Историческая наука

Введение

К началу XIX века русскими и обрусевшими естествоиспытателями и историками заложен был прочный фундамент для дальнейшего развития русской науки. Не все их достижения были сразу освоены и оценены современниками и потомством. Многие гениальные провидения Ломоносова, например, или не были опубликованы, или остались в рукописном виде и были обнаружены только в начале XX века. В подобных случаях научные открытия и гипотезы обыкновенно не находят себе места во внешней истории науки. Но, как указывает В. И. Вернадский, такие открытия и гипотезы имеют большое значение для понимания внутреннего развития научной мысли человечества. «Жизнь отдельного мыслителя или ученого, который в стороне от главного русла человеческой мысли достиг правильного взгляда или нашел верное решение в его время неизвестного, – проходит недаром и является не без причины» (Вернадский В. И. О значении трудов М. В. Ломоносова в минералогии и геологии. С. 2). Эти мысли вполне приложимы и к развитию исторической науки. Нередки случаи в истории науки, когда несколько ученых в разных странах одновременно, но независимо друг от друга начинают заниматься одним и тем же вопросом. Так, в середине XVIII века грозовое электричество одновременно стали исследовать Ломоносов и Рихман в России, Франклин в Америке и Далибор во Франции; это означает, что в этой области знания подымающийся уровень науки, создаваемый ведущими учеными разных стран, дал возможность поставить на разрешение данный вопрос. Обратимся теперь к предпосылкам и характеру развития исторической науки в России в XIX веке. В начале этого века открыто было несколько новых университетов – немецкий в Дерпте (1802), Казанский, Харьковский, польский в Вильне (1804) и Петербургский (1819). Из питомцев Московского и этих новых университетов стали понемногу появляться новые русские ученые. Начиная с 1840-х годов число русских историков стало быстро возрастать. На дальнейшее развитие русской исторической мысли оказал большое влияние немецкий идеализм – Кант (1724–1804), Гегель (1770–1831) и Шеллинг (1775–1854). К концу XIX века в России начинают выступать представители марксистского материализма, философски основанного на гегельянстве. После большевистского переворота 1917 года марксизм становится обязательной и единственно дозволенной доктриной. Большой толчок к развитию русской исторической науки был дан освобождением крепостных крестьян и вообще эпохой реформ Александра II. Университетское преподавание стало более свободным и цензура печати более либеральной. Освобождение крестьян создало целую школу русских историков, сосредоточивших свое внимание на истории крестьян и крестьянского вопроса. Этой теме были посвящены книги В. И. Семевского и несколько статей В. О. Ключевского («Крестьяне в России»), труды Н. И. Кареева («Франция»), И. В. Лучицкого («Западная Европа»), П. Г. Виноградова («Италия и Англия»).

I

Н. М. Карамзин (1766–1826)

Николай Михайлович Карамзин происходил из старого дворянского рода, упоминаемого еще в XVI веке. Родился в Симбирской губернии в имении своего отца. Девятилетним мальчиком пристрастился к чтению старинных романов, развивших в нем природную чувствительность. На четырнадцатом году был привезен в Москву и отдан в пансион профессора Шадена, посещая и университет. В 1784 году поселяется в Москве и сближается с масонским кружком Новикова. В масонстве Карамзин пробыл всего два года и потом отошел от него, но общение с новиковским кружком имело на него большое влияние. Он вырос нравственно и умственно, развил вкус к литературе и заинтересовался русской историей. В мае 1789 года он предпринял длительное путешествие, из которого вернулся в сентябре 1790 года. Объехал всю Западную Европу: Германию, Швейцарию, Францию, Англию. Дорогой он записывал свои впечатления и, вернувшись в Россию, обработал их для печати и издал в шести частях («Письма русского путешественника», 1797–1801).

Эта поездка имела огромное значение для развития Карамзина как писателя.

Результатом ее была реформа русского литературного языка. Создателем русского литературного языка нового периода был Ломоносов. Карамзин задался целью устранить зависимость русского литературного языка от церковнославянского и латинского и заменить ломоносовский стиль более элегантным (по мнению Карамзина) французским литературным стилем.

Реформа эта не приблизила литературный русский язык к разговорному. Она «только заменила один иностранный образец другим… Можно сомневаться в пользе исключения многих церковнославянских синонимов русских слов: они придавали красочность и разнообразие… Карамзин увеличил брешь между языком образованного общества и народным языком… Оправдание карамзинского стиля в том, что он стал языком Пушкина».

Обратимся теперь к развитию общего мировоззрения Карамзина и к начальной поре его занятий историей. Среди европейских мыслителей, оказавших влияние на Карамзина во время его путешествия, почетное место в «Письмах» Карамзин отвел Гердеру (1744–1803), автору замечательной книги «Мысли о философии истории человечества» (Ideen zur Philosophic der Menschengeschichte). Гердер проповедовал, что между общечеловеческим и народным нет противоречия. Карамзин в своих «Письмах» выразил эту мысль несколько иначе: «Все народное ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно и для русских, и что англичане или немцы изобрели для пользы,