Хозяин города (СИ) - Шерр Анастасия



— Курить будешь? — он вынырнул из-за декоративных кустов с довольной ухмылкой.

Я пожала плечами. Как-то раз в школьные годы с подружкой пробовали сигареты без фильтра. Мерзость редкостная. Но это было круто, а потому мы давились вонючим дымом и делали вид, что нам нравится. Заслуженными курильщицами, правда, так и не стали. Всю «малину» испортила учительница, за что ей огромное, человеческое спасибо.

Но вот именно в тот момент мне захотелось совершить что-нибудь глупое, безрассудное и бессмысленное.

— А, давай, — махнула рукой, а Костик подал сигарету с фильтром и чиркнул кремниевой зажигалкой.

— Ну, ты как тут? Нормально всё?

— А что, если не нормально, ты чем-то поможешь? — саркастически выгнула бровь.

— Да ну я же просто спросил… Так сказать, для поддержания разговора, — засмущался вдруг горе-насильник, и я прыснула от смеха. — Ты чё? — теперь уже обиженно.

— Да так. Ничего. Ты лучше скажи мне, что там с наложницей? — что это вообще за слово такое дурацкое? Я что, в гарем к местному шейху попала?

— Ну, так Иван Андреевич сказал. Вызвал меня после того инцидента и сказал, чтобы я всем передал, мол, его ты. Любовница, наложница и так далее по тексту. Ну, типа прихехешница.

— При… чего?

— Да прихехешница. Это уже тебя так Тайка с изолятора назвала. Завидуют бабы, что сказать. А я вот считаю, что ты молодец. Хорошо устроилась. Ну, а что? В наше время как по-другому? Одной такой красотке нельзя, нее… Всякие уроды есть. Я вот, видишь, думал… Ну ладно. Было и было. Ты ж зла не держишь? О, а мы знакомы с тобой? Меня Костик зовут. А ты Милана, знаю. О тебе только и говорят все. Скоро в городе плакаты с твоим портретом начнут развешивать, — он продолжал трещать, шутить и хихикать, а я всё стояла с дымящейся сигаретой у рта и ошалело хлопала глазами.

Так, значит, Иван Андреевич, прихехешница! Ну, погодите же… Падишах, мать твою!

И взвизгнула от того, как чья-то тяжелая ручища накрыла моё плечо, при этом чуть не забив меня в землю по пояс, как гвоздик.

— Что здесь происходит? — прогремел над головой Падишах, и Костя вытянулся по стойке смирно, почти незаметно роняя сигарету на снег. Даже жалко его стало.

Вспомнили на ночь глядя…

— Так евнух с вашей наложницей беседуют, не видите, что ли? — она взвилась, как змеёныш, гордо расправила спину и вздёрнула подбородок. Его руку со своего плеча не сбросила, но покосилась на неё. Нехорошо так покосилась, словно цапнуть собирается. Эдакий злобный волчонок.

Да, мало он её в изоляторе держал, надо было подольше помариновать.

— Костя, на пост, завтра с утра ко мне! — рявкнул, глядя девчонке в глаза, и она заметно вздрогнула, видимо, осознав своё попадалово. — А ты в кабинет мой, быстро! — давно ни на кого не повышал голос. Но эта малолетка его вывела из себя.

Она шумно сглотнула и бросилась в дом, а Бекет широким шагом направился следом. Руки чесались вытащить из брюк ремень и отходить им маленькую, непослушную задницу. От представленной картины член в штанах болезненно дёрнулся, напоминая о том, что было бы неплохо снять напряг. Хотя бы с помощью минета. А то ещё одна выходка этой девчонки, и он за себя не ручается. Не подобает вождю девок насиловать, не к лицу.

— Стоять! — рявкнул Милане вслед, когда та попыталась проигнорировать его приказ и сбежать в спальню. — В кабинет!

Плотно сжав губы и глядя куда угодно, только не на него, пошла, куда было велено, но каждое её движение выдавало раздражённость и упрямство. Глупая девчонка решила, что он будет прогибаться под её капризы? Не угадала. Попросту говоря, хера с два.

— И что всё это значит, Милана? — захлопнув за ней дверь, подошел ближе, но остановился на расстоянии вытянутой руки, чтобы думать о том, о чём сейчас говорит, а не о том, что у неё под халатом. Потому что здоровый мужик всё-таки, а она красотка, чего скрывать.

Особенно сейчас, с взъерошенными волосами и раскрасневшимися щеками.

— А что, я теперь в тюрьме? Покурить нельзя? — прищуривается, подаётся вперёд, будто собирается прыгнуть ему в лицо.

Да, определённо, пара недель в изоляторе пошла бы ей на пользу. Дерзкая слишком.

— Разве я не озвучивал тебе правила проживания в моём доме? Или ты решила, что тебе можно их нарушать? А может, я похож на клоуна, слова которого можно игнорировать?

Бекет прессовал её. Прессовал жёстко, наступая и вопреки своим мыслям приближаясь.

— Вы солгали мне, Иван Андреевич! Вы говорили, что я буду у вас работать, а на деле получается, что я уже записана в ваши любовницы! Ах, нет, погодите… В наложницы и прихехешницы! Только вот маленькая загвоздочка! Я об этом ни сном, ни духом! И своего согласия становиться вашей потаскухой не давала! Признайтесь, я здесь только потому, что девственница! — выкрикивает ему в лицо каждое слово и вдруг резко замолкает. Видать, поняла по его взгляду, что пора бы заткнуться.

И Бекет чувствует, как внутри просыпается желание всё-таки отодрать этот маленький, но нахальный зад. И рот. Это же сколько в этой малявке смелости? Хотя больше на глупость смахивает.



Медленно выдохнул через нос, заставляя себя успокоиться. Впервые его довела баба. Так, что челюсти заскрипели.

— Я уйду… — добавляет уже не так бойко. — Не буду жить в вашей тюрьме… И подстилкой не стану.

— А ну, молчать, — приказал негромко, и девчонка укусила себя за губу, посмотрела на дверь, что позади него. — Давай-ка, я тебе расскажу, что тебя ждёт, если ты уйдёшь из моего дома или что с тобой было бы, попади ты не ко мне в резиденцию, а в руки каких-нибудь отморозков. Всё, что ты будешь получать — это побои, которыми тебя будут потчевать до тех пор, пока не согласишься отсасывать клиентам борделя, в который твои новые знакомые тебя и продадут. А потом, когда ты сломаешься и будешь согласна трахаться за дозу с первым встречным, у кого завалялась лишняя копейка на отдых в борделе, тебя буду иметь по десять-двадцать раз на дню. Во все дыры. Так будет продолжаться несколько лет, может, даже пару десятков лет, если не потеряешь свою привлекательность и товарный вид раньше. А потом… Ты знаешь, что будет с тобой потом, Милана? Знаешь, куда девается списанный товар?

Приподняв её лицо за подбородок, заставил девочку посмотреть в его глаза. Плачет. Мокрые ресницы подрагивают, губы искусаны до кровавых отметин, а ему бы сейчас испытать муки совести да отпустить её, но внутри нет жалости. Ни грамма.

— Пойми, Милана, то, что ты попала ко мне — твоё спасение. Я не могу дать тебе любовь, которую ты там себе нафантазировала. Но в моих силах сделать твою жизнь безопасной и комфортной, а это намного больше, чем какая-то эфемерная любовь, которая не накормит и не защитит. А ты плюёшь мне, своему спасителю, в лицо, нарушая мои правила. В моём городе и моём доме все живут по моим законам. По моим, Милана, — сжал её нежную кожу так сильно, что проступили красные пятна. — Запомни это и уясни раз и навсегда. Нарушишь эти правила ещё раз, и я тебя отправлю в свободное плавание. Несмотря на то, что ты девственница, и я хотел бы видеть тебя своей. Ясно?

Она закрывает глаза, чтобы не показывать своих слёз, но они текут по щекам, вырисовывая влажные дорожки. Иван стирает их большим пальцем, низко склоняет голову.

— Ты права. Я тебя хочу. Себе хочу. Ты мне нравишься и ты чиста, что для меня очень важно. Но и ты не останешься в проигрыше. В моих руках намного больше власти и возможностей, чем ты можешь себе представить. Подумай хорошо, хочешь ли ты отказываться от этого. Я не стану принуждать или насиловать. Для меня важно, чтобы женщина добровольно шла на отношения. А твои принципы… Я уважаю тебя за них, Милана. Но не дам за эту глупость и гроша.

Он практически раздавил её морально. И почти пожалел, что так жёстко её прижал. Но это было необходимо. Для неё в первую очередь.

— Ты можешь идти. Завтра у Нины Степановны выходной, и ты будешь заниматься Мариной сама. Как видишь, несмотря ни на что, я тебе доверяю. Пока.