Жизнь продолжается (сборник) - Александр Махнёв

Закрыв глаза, как некогда делал замечательный Штирлиц, Геннадий Павлович постарался расслабиться.

Не прошло и десяти минут, как в дверь постучались. Приехал заведующий отделом обкома Бортников Николай Сергеевич. Он, широко улыбаясь, шумно, как свой человек, вошёл в кабинет директора.

– Имениннику пламенный партийный привет.

Он обнял директора, расцеловал в обе щёки.

– От Первого и себя лично. Да что там, от всего областного комитета партии поздравляю вас, Геннадий Павлович, с днём рождения. Желаю успехов в вашей очень важной работе, бодрости духа, семейного благополучия! С днём рождения вас.

Обернувшись к своему помощнику, взял букет и вручил его имениннику. В кабинете почувствовался аромат цветочной свежести.

Настроение у директора понемногу стало улучшаться, усталость прошла.

– Спасибо, дорогой Николай Сергеевич, тронут, весьма тронут.

Кабинет наполнился людьми, пришли заместители Геннадия Павловича, секретарь принесла поднос с чаем, пирожные, сахар. Народ расселся за столом.

– В другие времена и чарочку бы налили, но нынче нельзя. Перестраиваемся. Мыслить начинаем по-новому, – прихлёбывая чаёк, рассуждал обкомовец.

– Да, не те нынче времена, – с некой тоской в голосе поддержал гостя секретарь парткома.

– Помню вот…

– Петрович, – оборвал директор, – а у нас как там по активу, всё готово?

– Да, да, сейчас проверять пойду. Можно, Николай Сергеевич?

И секретарь парткома ретировался за дверь. Действительно, пора было уже и в клуб идти.

Собрание началось. Народ, понимал: чем организованнее всё пройдет, тем раньше люди по домам разойдутся: пятница как-никак, конец рабочей недели.

Ровно в шестнадцать партактив собрался в актовом зале.

Директор, периодически поглядывая на лежащую перед ним стопку листов, начал доклад. Ничего свежего, естественно, люди от него не слышали, разве что пожелания перестраиваться, по-новому смотреть на жизнь, мыслить по-новому, звучали не так убедительно, как три года назад, в апреле восемьдесят пятого года, когда только заговорили о перестройке. Народ сидел и слушал внимательно. Так надо.

– Однако кое-где кое-кто хотел бы вернуться к старому, поощрять пьяные застолья, проходить мимо пьяного дебоша и бытовых развратов на почве пьянства. Не бывать этому! Не допустим! (Аплодисменты)

В таком духе директор, грозно сверкая глазами, продолжал ещё около тридцати минут. Досталось всем. Уборщице Комковой, попавшей в милицию в прошлом году за продажу самогона, столяру Максимычу, заснувшему на верстаке после пьянки. Всем.

Выступившие в прениях так же гневно рассуждали о вреде пьянства. Все были согласны с тем, что надо работать ещё лучше и ещё энергичнее. Дать настоящий бой пьянству и тем, кто злоупотребляет спиртным.

Порадовал всех секретарь комитета комсомола:

– Мы, комсомол, и свадьбы теперь будем проводить без спиртного, только квас и газировка.

Из зала кто-то: «И кто на эти свадьбы пойдёт?»

Всем стало весело. Зал оживился.

Однако в основном все говорили правильно и коротко. Хотелось домой.

Наконец на трибуну поднялся представитель областного комитета КПСС.

– Вижу, правильные вещи говорите здесь, товарищи. Есть уверенность, что решение Центрального Комитета КПСС по борьбе с пьянством и алкоголизмом понимают в вашей партийной организации верно. Спасибо вам за это понимание.

Николай Сергеевич ещё долго и довольно нудно призывал к решительной борьбе с огромным злом, чуждым социализму явлением – пьянством.

Наконец решение принято, народ потянулся домой.

– Николай Сергеевич, Пётр Петрович, задержитесь, пройдёмте в мой кабинет. Надо посоветоваться по некоторым вопросам. Пётр Петрович, пригласите наших. Ну, кадровика, зама по науке, снабженца нашего уважаемого, военпреда. Жду через десять минут. Пошли, Николай Сергеевич.

Ровно через десять минут все собрались в тёмной комнате, рядом с кабинетом директора. Начались торжества.

Коллеги по работе подарили своему шефу огромный самовар, стопку книг из серии ЖЗЛ – их директор уже много лет собирал. Звучали добрые, хорошие, значимые слова. Директору всё это было весьма лестно и приятно. Вот только блеска в глазах тостующих, обычного праздничного блеска, не было.

Чай, кофе, газировка, «Буратино». А где привычные водочка и коньяк? Где, спрашивается?

Нельзя. С нас люди пример берут. Вот так-то.

Через двадцать минут откланялся старший военпред Соловьёв.

– Геннадий Павлович, спасибо за стол, за приглашение. Ещё раз с праздником вас, здоровья, семье благополучия. Всего доброго, домашние ждут. До свидания.

Сергея Фомича Соловьёва дома никто не ждал: жена в отпуске, детишки давно выросли и в столице пристроены, учатся. Но так стало тоскливо и горько от этих пирожных полковнику, что решил он забежать в столовую – там всегда стопочку-другую нальют. Как-никак, к руководству он по должности относится. Уважают его. Уважают все и везде, в столовой тоже.

Распростился с коллегами и Кузьма Ильич Видный.

– Дела! Надо ещё с документами посидеть. Вы уж, Геннадий Павлович, не ругайте. Здоровья вам и только здоровья. Успехов в работе, а мы уж вам всегда поможем. Мы же не только коллеги, но и друзья. Друзья по-другому не могут. До свидания.

Дел у Видного всегда была куча, кадровик, как-никак, однако сегодня что-то не работалось, да и домой не тянуло. Жена опять перегоревшим торшером попрекать будет, да и полочка на кухне не прибита. Домой идти не хотелось. Душа требовала продолжения, да нет, требовала начала банкета. Тем более, отмазка готова: у шефа день рождения. Можно и рюмочку принять. Вот только куда пойти? В ресторан? Нельзя, люди увидят, жене доложат в момент. Надо идти в столовку. Там всегда примут. Да и не заметно, вход есть отдельный.

Иван Петрович Прянев откланялся вслед за кадровиком.

– Дочь завтра уезжает. Проводить бы надо, Вы уж извините, надо. Спасибо за угощение. Здоровья вам Геннадий Павлович, успехов. Ну, я пошёл.

У тщедушного Прянева сегодня с утра было неотвратимое желание напиться, да так, чтобы забыть всё, что произошло вчера дома.

Дело в том, что жена его, приехав домой после отпуска, вчера заявила, что уходит. Надоела ей эта деревня, где она всю свою молодость загубила, а потому, пока ещё не превратилась в дряхлую старуху, уезжает к маме в Москву. Вот так она оценила их восемнадцать супружеских лет, его непомерный каждодневный труд на благо семьи и для семьи. Он ежедневно упирается, всё тащит в дом, каждую копеечку, всё для жены и единственной дочери. И на тебе, благодарность, вот тебе ответ. Уходит, видите ли. Снюхалась, стерва, с кем-то в санатории, вот и всё объяснение.

Иван Петрович, одевшись, быстрым шагом двинулся в сторону столовой.

Компания поскучнела. Пора, видимо, расходиться. Однако настроения покидать уютную комнатку Геннадий Павловича не было.

Выручил всех начальник отдела снабжения. Эдуард Матвеевич всегда остро чувствовал настроение людей, нюх был у него на это какой-то особый. Вот и сейчас с обворожительной улыбкой он говорил:

– Геннадий Павлович, ну что мы как не свои, сидим вот молча, думаем о разном. Мы что же, не люди, не можем за ваше здоровье граммов по пятьдесят коньячку выпить? Как-то не по-людски всё это. Серьёзные люди. Какой же тост за хорошего человека да с пустой рюмкой? Это что же, пьянство? Негоже так. А как вы думаете, уважаемый Николай Сергеевич?

Присутствующие с надеждой глянули в сторону обкомовского работника.

Значительно помолчав, тот встал.

– Что же, здесь очень серьёзные люди собрались. Я думаю, русских традиций не следует нарушать, не нами они выдуманы. По пятьдесят капель и я не прочь.

Не прошло и пяти минут, как стол был накрыт. Всё ж быстрый мужик этот Матвеич, всё у него готово, всё под рукой, молодец, настоящий мужик. Всё может, молодец!

Дела в компании пошли веселее. На столе лимончик, сервелат, курочка копчёная, баночка паштета, хлеб, яблочки. Когда он всё это принес? Секрет. Так может только Эдуард Матвеевич, наш Эдик.

Ну, за здоровье!

Вот и вторая бутылка на столе. Разговор пошёл задушевнее, более открытый. Несмотря на осеннюю вечернюю прохладу, стало жарко.

– А знаете что? – это Геннадий Павлович, – может, пройдём в столовую, что же мы на пустой желудок коньяк пьём? Да и гостя покормить надо. Как, секретарь парткома, а? И нам горяченького не вредно поесть.

Коллеги суетливо и шумно засобирались. Прав директор. На пустой желудок как-то неудобно выпивать, да ещё коньяк. Надо идти.

А в это время в столовке, в отдельном зале, где обычно в доперестроечные времена проходили различные мероприятия с горячительным и где обедало в будни руководство, тоже не было скучно.

Как бы случайно встретившиеся военпред, кадровик и зам по науке уже допивали первую бутылку водки. Причём это не была просто пьянка: первым тостом сослуживцев было пожелание здоровья директору. Уважали его коллеги по работе, очень уважали.