Захребетник - Генри Олди

На улице Малых Чеканщиков он не воспринял рябого всерьез, за что и поплатился. Но теперь-то мы будем во всеоружии!

– Венатор уже приехал?

– Ждем со дня на день, мой султан!

– Ну и чудесно, – молодой человек кинул оружейнику монету. – Благодарю за увлекательную историю! А теперь мне хотелось бы узнать адрес баданденской Гильдии фехтования…

– Гильдии баши-бузуков? – просиял хозяин. – О, это недалеко…

– Халва-а-а!

– Тише, глупец! Здесь халвы не любят…

– Это Али-баба, новенький… он еще не знает…

– Узнает…

Идя от лавки в Гильдию баши-бузуков, Джеймс задержался у городского мушерифата. Здание с тремя куполами сплошь покрывали странные орнаменты – стены и своды, окна и двери украшало если не монохромное кружево, то красочный ковер или сложная композиция из звезд и многоугольников.

Недаром аль-Самеди назвал орнаменты "музыкой зрения".

Но не любовь к орнаменталистике Востока остановила молодого человека. О нет! У главного входа, неподалеку от троицы скучающих стражников, из-за шлемов похожих на купола мушерифата, которые вздумали спуститься на землю и обзавестись ногами, были выставлены розыскные пюпитры.

С портретами злоумышленников, казнокрадов и грабителей, бежавших от карающей руки правосудия.

Лица негодяев, запечатленные умелой кистью живописца, явственно свидетельствовали о низменных инстинктах, ужасающих пороках и страсти к насилию. Добродетель в страхе бежала от них, честь шарахалась в сторону, а совесть рыдала за углом. Не возникало сомнений, что все это отъявленные мошенники, гнусные насильники и предатели отчизны.

В любом населенном пункте таких десять на дюжину.

Наверное, поэтому их до сих пор не поймали.

Вспомнив рассказ оружейника, Джеймс медленно шел вдоль пюпитров. От физиономий мерзавцев его тошнило, но молодой человек терпел. И не зря! – в центре первого ряда он обнаружил старого знакомого.

Художник, стараясь воплотить в жизнь все подробности, рассказанные выжившими жертвами маниака, слегка перестарался. Например, Джеймс не помнил, чтобы глазки рябого пылали таким уж демоническим огнем. И хвост волос на затылке, кажется, был короче. Вряд ли его удалось бы так залихватски перекинуть на плечо, чтобы кончик свесился ниже груди. И рябин на щеках слишком много – внешностью "охотник" напоминал раздраженного долгим заключением ифрита, как их любил изображать бесноватый живописец Адольф Пельцлер.

Но в целом, если не придираться – он!

Ниже на четырех языках сообщалось, что этот человек – крайне опасный преступник, и если в чем нуждается, так больше всего в топоре палача. За предоставление сведений о местонахождении – награда. За помощь в розыске – награда. За взятие живым или мертвым – награда.

Текст под рябым маниаком писал опытный каллиграф, специальным "лягушачьим письмом". Дедушка Эрнест рассказывал, что "лягушка" – династический шрифт баданденских тиранов. В данном случае это означало, что выплата награды гарантируется именем Салима ибн-Салима XXVIII.

Джеймс пригляделся к наградным суммам и ахнул.

Тиран оказался щедр.

– Знакомитесь с достопримечательностями?

Молодой человек оглянулся. Рядом гарцевал на вороном жеребце хайль-баши Азиз-бей. Как ему удалось подобраться к Джеймсу верхом и остаться незамеченным, оставалось загадкой.

– В некотором смысле, – уклончиво ответил Джеймс.

– Узнали чье-то лицо?

– Нет. Восхищаюсь мастерством живописца. Таких портретов не найдешь в лучшей картинной галерее Реттии. Если встретите художника, передайте ему мое восхищение.

– Это мой двоюродный племянник Кемаль! – расхохотался Азиз-бей, оглаживая кольца бороды. – Он будет в восторге от вашей похвалы, виконт! До встречи!

И хайль-баши ускакал прочь.

Говоря откровенно, у Джеймса сперва мелькнула идея признаться Азиз-бею в знакомстве с рябым маниаком – и открыть все, что он знал. Но желание лично отомстить за нанесенное оскорбление вдруг отяготилось чувством общественной значимости этой мести. Спасти Баданден от неуловимого убийцы! Когда правосудие бессильно и ограничивается выставлением розыскных пюпитров, когда жители дрожат в страхе, передавая из уст в уста жуткие слухи; когда приезжие, безобидные судари и сударыни, желая отдохнуть от житейских тягот, подвергаются смертельной опасности…

Казалось, рухнувшие идеалы снова вознеслись ввысь, словно птица Рух.

Ну и наградные, между нами, циниками, тоже не помешали бы.

– Халва-а-а!…

Один из стражников наклонился, подобрал с земли камешек, подбросил на ладони – и, не глядя, метнул на звук. Любой, кто через миг услышал вопль разносчика Али-бабы, запомнил надолго: возле мушерифата сладкого не любят.

CAPUT V

в котором задают вопросы и шевелят ушами,долго ищут и кое-что находят, учатся отличать кривое от прямого, а также выясняют, что предмет восьми локтей длины в женских руках – страшная штука

– Клинок четырехгранный, с откидными "пилками"…

– Что на гарде?

– Стальные шарики.

– Граненые?

– Ага…

– Кружится как вихрь, прыгает как тигр, падает как гамаюн, стоит как…

– Как гора!

– Стоит как гора, отступает как рак…

– Чье клеймо?

– Сеида Бурхана.

– Не подделка?

– За подделку я курдюк наизнанку выверну…

Гильдия баши-бузуков жила насыщенной жизнью. Кругом сновали деловитые люди при оружии, останавливаясь у стен, где висело оружие, и заводя беседы про оружие. Тут никто не повышал голоса, не делал резких движений и не произносил ничего такого, что собеседник мог бы истолковать как угрозу или оскорбление.

На первый взгляд, это было самое мирное место в мире.

Джеймс Ривердейл чувствовал себя здесь, как дома.

– Прошу извинить мою бесцеремонность, – обратился он к горбатому и кривоногому карлику. Из одежды на карлике были лишь шаровары двух цветов: красного и белого. – Я не отниму у вас много времени. Не подскажете, где бы мне получить сведения о местных фехтовальных залах?

Карлик снял с плеча и отставил в сторону палицу – огромную, выше его самого, с шипастой "башкой". Одного взгляда на палицу хватало, чтобы заработать грыжу.

– Устал отдыхать, брат? – ухмыльнулся коротышка, демонстрируя чудесные зубы, заточенные по моде островитян Вату-Тупала. – Второй этаж, пятая келья. Спросишь Дядю Магому. Он тебе все, как родному…

И карлик, играя мускулами, достойными Просперо Кольрауна, быстрее лани ринулся прочь по коридору. Казалось чудом, что шипы палицы не задевают никого из баши-бузуков, но что было, то было.