Светлый лик смерти - Александра Маринина

– И где же это, интересно знать, она обреталась? – проговорила Настя Каменская, выслушав Короткова. – У нового возлюбленного, что ли?

– А что? Вполне может быть. Под южным солнцем какие только романы не начинаются. Познакомилась с кем-то за границей, вместе с ним вернулась и устроила себе три медовые недели. Ладно, Ася, не бери в голову, это мы выясним быстро. Завтра с утра буду разговаривать с Сергиенко.

– Юрка, ты неисправим. У тебя одна любовь в голове. А ты не думаешь, что Сергиенко вернулась, узнала о том, что лучшая подруга соблазнила любовника, и затаилась на три недели в подполье, готовя кровавую месть? Не трогай ее завтра, лучше потрать пару дней на разработку, чтобы уж наверняка. При таком раскладе Любовь Сергиенко у нас получается подозреваемой номер один.

– Подозревается Любовь! – патетически воскликнул Коротков. – Роскошное название для бестселлера, если написать «любовь» с маленькой буквы. Аська, не хмурься и не пытайся испортить мне настроение, оно у меня сегодня на редкость благодушное, а это бывает нечасто.

– Слушай, благодушный, кончай валять дурака, – улыбнулась Настя, – давай лучше делом займемся. Между прочим, к слову о бестселлерах, ты Стасову сказал про книжку, найденную при убитой?

– А як же ж. Он долго иронизировал по этому поводу и все строил планы, как бы ему позаковыристее эту новость Тане преподнести. Аська, ты, по-моему, заболела.

– С чего ты взял? Выгляжу плохо?

– Выглядишь на все сто, а кофе почему-то не пьешь. Я у тебя в кабинете сижу уже битый час, и за это время ты не выпила ни одной чашки. Как это понимать?

– Примитивно просто, сыщик Коротков. Кофе кончился. А купить новую банку не на что, деньги кончились одновременно с ароматным коричневым порошком. Вот и мучаюсь.

– Что же ты молчишь? Включай кипятильник, я сейчас принесу кофе.

– Откуда?

– Постреляю, поклянчу. Не твоя забота, на то и сыщик, чтобы искать и находить. В конце концов, украду у кого-нибудь из стола.

Настя включила кипятильник, достала из стола чашки и сахар, и в это время зазвонил телефон.

– Настасья Павловна, ты меня все еще любишь? – послышался веселый голос неунывающего Стасова.

– Страстно, – откликнулась Настя. – Привет, Владик.

– Здравствуй. Коротков сообщил мне потрясающий сюжет для детективного романа. Не врет?

– Нет, честное слово, так и было.

– А какую книжку нашли?

– «Повернись и уйди».

– Черная твердая обложка?

– Серо-голубая. Карманный формат, мягкий переплет. Интересуешься деталями?

– Это не я, а Танюшка. Она хочет с тобой поговорить. Ты очень занята?

– Стасов, для тебя и твоей жены я свободна всегда. Тебя я просто страстно люблю, а Татьяне еще и по службе обязана, она же мне помогла Палача раскрутить. Передай ей трубку.

– Добрый день, – раздался в трубке мягкий грудной голос.

– Здравствуй, Танюша. Как тебе отдыхается?

– Лучше, чем работается, – со смехом ответила Татьяна. – Скажи, пожалуйста, это правда, что убитая была в шелковом светло-зеленом костюме и в туфлях на шпильке?

– Истинная правда. Вот не сойти мне с этого места, – поклялась Настя.

– Красивая загорелая блондинка?

– Точно, – удивленно протянула она. – А как ты догадалась?

– Я не догадалась, это Коротков сказал. Настя, мне кажется, я видела ее.

– Где? Когда?!

– В понедельник, в метро. Она сидела рядом со мной и читала мою книгу, поэтому я ее запомнила. Очень похоже, что это была именно она, но мне нужно взглянуть хотя бы на фотографию. А лучше на тело и на одежду, так будет вернее.

– Неужели ты готова ехать в морг? – недоверчиво переспросила Настя. – Ты же в отпуске все-таки.

– А почему нет? Морг ничем не хуже других мест. Все равно Стасов на работе, Лиля в школе, а я свободна, как птица. Впрочем, может быть, я даже по фотографии тебе скажу, что это не она.

Вернулся Коротков, держа в руке свернутый из бумаги кулечек, куда добросердечные коллеги по одной-две ложечки отсыпали ему кофе.

– Вот, – гордо сказал он, протягивая Насте кулечек, – в трех местах отоварился. А ты всегда в моих способностях сомневаешься, неблагодарная.

– Я не сомневаюсь. Сейчас выпьем с тобой кофе и поедем.

– Куда это? – недовольно насупился Коротков. – Я целый день в разъездах провел, дай дух-то перевести. Да и время уже девятый час.

– Поедем мы с тобой, Юрик, к нашему общему другу Стасову и его любимой жене Татьяне. Очень может быть, что Татьяна видела Широкову за несколько часов до смерти.

– Вот это да! – выдохнул Коротков. – Стоит только мне выйти из комнаты, как обязательно что-нибудь случается.

Лариса Томчак и Анна Леонтьева были знакомы много лет, но по-настоящему близкими подругами так и не стали. И не то чтобы этому что-то мешало или они не нравились друг другу, просто в сближении не было необходимости. Они регулярно перезванивались, благо поводов для этого было множество, поскольку мужья последние годы работали вместе.

Жена Стрельникова Алла тоже была их общей приятельницей, но только в тот период, пока сам Стрельников еще жил с ней вместе. После того как он ушел от жены и стал всюду возить с собой Любу, Ларисе и Анне пришлось резко перестраиваться. Алла нравилась им обеим, она была зрелой умной женщиной, их ровесницей, а Люба, которая была моложе их почти на двадцать лет, казалась им девчонкой, с которой даже поговорить не о чем. Детский сад, одним словом.

Труднее было, конечно, Ларисе, потому что Томчак и Стрельников в свое время купили соседние дачные участки. Приезжая на дачу, Лариса почти всегда встречалась с Аллой Стрельниковой и каждый раз с замиранием сердца ждала вопросов о новой возлюбленной Владимира Алексеевича. Собственно, дело было не в самих вопросах, а в том, что за этими вопросами стояло. «Мы с тобой были хорошими приятельницами, мы почти дружили, а теперь ты с легкостью отказалась от меня и принимаешь в своем доме моего мужа с новой бабой. Неужели ты не испытываешь неловкости, глядя мне в глаза?»

Лариса неловкость испытывала. И была безмерно благодарна Алле за то, что та никаких вопросов не задавала и вообще ни на что не намекала. Она вела с Ларисой Томчак отвлеченные разговоры о жизни вообще, о политической обстановке, о телевизионных передачах, о любовных историях общих знакомых и о способах засолки огурцов и капусты на зиму. Алла Стрельникова была бесспорно сильной и незаурядной женщиной, умеющей не показывать истинных чувств и не ставить собеседника в тяжелое положение. Владимир ушел от Аллы два года назад, и все эти два года Лариса Томчак и Анна Леонтьева не уставали удивляться, как можно было оставить Аллу ради Любы. Это же небо и земля! Алла – редкостная красавица, одна из тех женщин, которые с годами делаются все более привлекательными, ибо прожитые годы накладывают на тонкие черты лица печать грустной тайны и иронической улыбки. Мало того, что умная, привлекательная и умеет себя держать так, что с ней в любом обществе не стыдно показаться, так еще и одевается как картинка. Вкус безупречный, чувство стиля…

А Люба была попроще, и это еще мягко сказано. Хорошенькая, милая, спору нет, но с по-настоящему красивой Аллой ни в какое сравнение не идет. И держать себя не умеет, любая эмоция, любая мысль на лице написана, читай не хочу. Когда в былые времена друзья с женами собирались все вместе, жены принимали участие в разговорах наравне с мужьями, ибо были полностью в курсе всех дел в институте, хорошо понимали, чем отличается учебно-методическая разработка от научной, а диссертационный совет – от ученого совета. Люба же ничего этого не понимала, но поскольку ей тоже хотелось поучаствовать в беседе, то выглядело это смешно, а порой даже глупо. Не говоря уж о том, что она умудрялась, например, являться в институт в сарафане с открытыми плечами. Ты кто такая? Если ты считаешь себя женой ректора, то будь любезна одеваться соответствующим образом, на тебя же студенты смотрят. А если ты никто, то и делать тебе здесь нечего.

Дамы в душе относились к Любе Сергиенко снисходительно и чуть насмешливо, но, разумеется, внешне никак этого не проявляли. Во-первых, они были хорошо воспитаны, а, во-вторых, их мужья, Вячеслав Томчак и Геннадий Леонтьев, раз и навсегда расставили точки над i: Володя – их близкий друг, и они убедительно просят своих жен вести себя интеллигентно, ибо оценивать и осуждать чужую личную жизнь неприлично.

Впервые что-то вроде сочувствия шевельнулось в их душе, когда они узнали, что Любина подруга Людмила Широкова заняла ее место возле Стрельникова. Но сочувствие было пока еще слабеньким, шаталось на тонких подгибающихся ножках, потому что казалось, что с самой Любой все очень даже в порядке. Не зря же она не вернулась вместе с Милой, стало быть, что-то ее держит за границей, что-то более сильное, чем любовь к Стрельникову. Догадка о романе с состоятельным турецким бизнесменом выглядела в тот момент более чем убедительной, тем более Мила эти домыслы хотя и не подтверждала впрямую, но и не опровергала. И только после возвращения Любы все встало на свои места. Она стала для Ларисы и Анны объектом не только сочувствия, но и покровительства и опеки. Они винили в случившемся как «подлую разлучницу» Милу, так и самого Стрельникова, хроническая нелюбовь к которому уже переросла к тому времени в ненависть, и потому готовы были защищать девушку при любых обстоятельствах.