Рождение мага - Ник Перумов

– Станете учить – скажете, милорд декан.

– А ты нахал, – покачал головой чародей. Парень только пожал плечами.

– Я не знаю здешней игры, милорд. Кто-то стёр у меня из головы все установления, порядки, предрассудки, склонности и всё такое прочее. Иногда это может оказаться очень полезно, милорд.

– Может, ты и прав, AEcduaet, – хмыкнул декан. – Знаешь такое слово?

– Нет, милорд, но полагаю, что на вашем языке оно означает мою расу.

– Ишь ты! Верно… Ну так вот, мы были здесь первыми. А потом пришли вы. А потом гномы, потом эльфы, потом – все остальные. Орки последними пожаловали, вот и довольствуются теперь Волчьими островами…

Они миновали белую арку. Неясыть увидел широкий мощёный двор, тут и там в кадках росли диковинные кусты с удивительными серебристо-белыми листьями и неестественно яркими пурпурными цветами, распространявшими вокруг себя мягкий сладковатый аромат. В середине этого двора журчал фонтан, мраморный маг в белых одеждах торжественным жестом поднимал посох, из навершия била мощная струя воды, поражая груду бесформенных тёмных камней, словно бы оплавленных буйством яростного пламени. Разбиваясь, вода тысячами журчащих струек стекала в выложенный голубоватым камнем глубокий бассейн, где, временами высовываясь из воды и вздыхая, плавали золоточешуйные морские павлины, то и дело распуская дивные свои радужные плавники.

Проходя мимо фонтана, Тёмный обиженно нахмурился, на безбровом лице задвигались чешуи – декан не мог нахмуриться, подобно обычным людям.

– Это памятник их победе? Но ведь не в Войне Волка, правда?

– Правда, – проворчал декан. – Это было ещё раньше… как мы говорим, в Войну Быка.

– Быка? Почему Быка? – удивился Неясыть, изменив своей обычной невозмутимости.

– Наконец-то хоть чему-то удивился, – хмыкнул Тёмный. – А то я уже готов был подумать, что ты всё-таки прикидываешься. Война Быка – вторая война между нами и вами, людьми… Тогда здесь уже появились эльфы, и обычные, и эти, нарнийские, что называют себя Тёмными… правда, темности в них – кот наплакал, как говорят у вас, но это уже другая история. Счёт времени у нас иной, не как у людей, мы не считаем солнечные годы. Война Волка получила своё название не только потому, что велась в основном на Волчьих островах. Но и потому, что по-нашему пришлась на… м-м-м, по-вашему и не скажешь… не год, не день, не час, конечно же… на Время Волка, пожалуй. Время Быка – когда великое равновесие покачнулось, всё грозило сорваться в хаос, и соплеменники мои решили использовать выгодный момент.

– Почему же тогда они всё время говорят о какой-то Тьме, если это просто была война народов?

– Потому что в той войне мы победили, – сухо и нехотя отозвался декан. – На Аррасской равнине мы, Duott , встретили вас, Жзрщжю, вместе с этими волосатыми карликами – Zweorg – и славно потешились. Бой вышел на славу… трупы на пять лиг во все стороны лежали сплошным ковром, точно скошенная трава…

– Не может быть, – ровным голосом перебил Неясыть. – Двадцать пять квадратных лиг – чтобы покрыть их все телами, нужно более трёхсот двадцати миллионов трупов. Во всём мире даже сейчас не наберётся более пятисот миллионов живых.

Декан изумлённо воззрился на него. Тот продолжал, как ни в чём не бывало:

– Средний рост воина с шлемом – две эбинских сажени. Ширину, завышая для простоты и опять же учитывая доспехи, примем за полсажени. Значит, труп, лежащий на спине, занимает ровно одну квадратную сажень, В эбинской лиге три тысячи шестьсот саженей, следовательно, двадцать пять квадратных лиг – триста двадцать четыре миллиона квадратных саженей. А поскольку мы выяснили, что на каждый труп в среднем требуется одна квадратная сажень, то…

Декан оскорблённо молчал.

– На что тут обижаться, это ж правда, – равнодушно заметил Неясыть. Казалось, ему всё равно, как отнесётся к нему его будущий наставник.

До самого входа в главный корпус Академии они шли молча.

– Ну конечно же, тела лежали не как селёдки в бочке, вплотную друг к другу, – наконец проворчал Тёмный, когда они оказались на отдраенном до нестерпимого блеска крыльце, выложенном слитками чистого серебра. Истёршиеся регулярно менялись, чтобы, упаси Спаситель, нигде не возникло и малейшей впадинки, способной опозорить цитадель Высокого Волшебства.

Фесс невольно помотал головой. Что на него нашло? Он слишком уж заигрался в этого холодного и пустоголового парня, того и гляди новая маска станет настоящим лицом! Он же был совсем, совсем не таким!

– Прошу простить меня, милорд декан. – Неясыть – Фесс постарался вложить в эту фразу побольше теплоты. – Я… я не хотел.

Жёлтые глаза вновь воззрились на него – пристально и остро.

– Заигрался, парень? – негромко спросил декан. – Да, да, понятно, понятно… ну что ж, забудем.

Они миновали крыльцо, поднявшись по блистающим ступенькам. Новоиспечённые аколиты, которым ещё только предстояло стать настоящими магами, в почтительном, торжественном молчании рассаживались на длинных, натёртых до блеска жёлтым воском скамейках в просторном актовом зале. У дальней стены зала, украшенной жуткими мордами каких-то мумифицированных страшилищ, проходило возвышение, нечто вроде длинной кафедры, за которой сейчас вновь расселись все двенадцать деканов и ректор. Фесс – Неясыть заметил, что «его» декан сел с самого краю, два кресла рядом с ним остались свободными, третье же занял сам ректор – вроде как «принял удар на себя».

Теперь речи стали ещё более пространными. По очереди вставали все деканы, подробно рассказывая о своих факультетах, программах, кафедрах; Фессу смутно припоминалось, что такое уже случалось в его жизни, он явно где-то учился – уж не той ли же магии?..

Слушал он не слишком внимательно, доверившись навыкам, – и они не подвели, чётко вычленив из словесных кружев только нужное, однако ничего не забыв и не упустив.

Сперва все аколиты посещали факультет общего волшебства, с кафедрами формул астрала, магии предметной, мысленной, ритуальной, общей стихийной. Здесь же имелась кафедра принципов, где новичкам втолковывали общие правила составления новых заклятий. Было и ещё несколько кафедр, которые Фесса потянуло назвать «общеобразовательными»: высшего счёта, движения тел, элементов и элементалей, топонимики, древней и новой истории. Всё это занимало без малого целых два с половиной года. По истечении их аколит считался уже не Учеником, а Подмастерьем и ног носить при себе короткий резной жезл, как знак своего умения.

В середине третьего года учебы начиналась специализация. Отдавшие свои шары факультетам стихийной магии начинали совершенствоваться в тонких принципах управления четырьмя великими первоначалами; те, чей выбор пал (и совпал) на алхимиков, целителей, священнослужителей или же занимавшихся Нелюдью, уединялись в лабораториях, скринах и бестиариях. Там они проводили ещё три полных года, после чего следовала двенадцатимесячная самостоятельная работа, заканчивавшаяся оформлением трактата и защитой его перед советом ученых мужей Академии: трактат посвящался или разработке новой трёх – четырёхзвенной системы заклятий, или описанию нового вида нечисти (недостатка материала не ощущалось. Змеиные леса к востоку от Кинта и на островах Огненного архипелага с готовностью выбрасывали из своих глубин всё новые и новые виды страшилищ), или изучению свойств нового эликсира. Архивисты сдували пыль с пожелтевших хроник – их в подвалах Академии хранилось ещё на много поколений историков, – и примерно тем же занимались знатоки древней магии, старательно исследуя свойства попадавших в руки Академии старых амулетов и оберегов.