Бомбар-1 - Антон Геращенко

- Борщ у нас славный получится, ложка будет стоять, такой густой,говорила старушка, успевая на ходу ласково оглаживать мальчишек по головам и спинам. - Мои ж вы помощнички! Мои ж вы кормильцы!

Слова из нее сыпались беспрерывно и слушать ее не надоедало. Бабушка Дуня говорила не кому-то конкретно, а как бы сама с собой.

- Вон Мирон, атаман наш. Чего у него только в хате нет! И все хапает, все хапает, все ему мало. Морду разъел - во! Живот в штанах не помещается, а на сердце жалится, завсегда за грудь держится. Порок сердца, говорит. Какой-такой порок, шо за порок? У нас ни у кого, сколько помню, никогда такой болезни не было. Ни у диду Чуприны, ни у Охрима моего, ни у меня. Я до семидесяти года считала, а теперь бросила - надоело и никогда не знала, шоб у меня сердце болело. От жалости - да, чувствую его, а когда роблю, - никогда. Я думаю, шо оно у Мирона от безделья болит. А жил бы справедливо, не жадничал бы, не злился на весь мир, никакого у него б порока и не было. Злые люди завсегда чем-нибудь да болеют, их злость гложет. И умирают они завсегда в муках. Во как она, жизня, устроена. Как ты к ней, так и она к тебе. За всем бог следит!..

Мальчишки слушали, помогали ей-ломали сухой камыш, засовывали его в печку, а когда раки сварились, принялись их очищать от кожуры, бросали шейки в котел с квасом, куда накрошили сваренных вкрутую яиц, зелени и насыпали отваренной фасоли.

Бабушке ни в чем невозможно было отказать: такой веяло от нее добротой и лаской.

А когда все дела были сделаны и баба Дуня накормила их холодным борщом, напоила узваром - компотом из сухих груш, - они побежали к табору.

В беготне и заботах они не заметили, как схлынул жаркий день, как утонуло в плавнях солнце и над землей начали устаиваться и густеть сиреневые сумерки. Все в них - кони, подводы, люди - теперь казались тенями, размытыми, без четких очертаний.

В таборе жгли костры, рушили на жерновах кукурузу и пшеницу в крупу, готовили пищу в походных котлах, чистили винтовки, починяли одежду, перевязывали раны. Мальчишки переходили от подводы к подводе, глазели на все, но вскоре и это закончилось для них, когда люди начали укладываться спать.

Костры погасили, по краям табора залегли с заряженными винтовками часовые. Раненых, кто не мог ходить, хуторские люди с окраины на связанных чаканом жердях, самодельных носилках, унесли куда-то по-над камышами в темноту.

"В чибии",-догадался Колька, вспомнив о тех камышовых шалашах, о которых на речке рассказывал Гришка.

- Их к Марийкиному броду понесли. Это почти там, где мы раков ловили, бахча еще там мироновская, - шепнул Гришка Кольке и Сашке, забыв, что на бахче-то им сегодня и не пришлось побывать. - Там мелко. Брод потому так и называется, шо там даже девчонка подола не замочит.

Пропали куда-то Гаврила Охримович и Василий Павлович.

Гришка объяснил:

- Малшрут пошли смотреть: терновые балки, переправы на ериках, гати. А то ж утопнешь в болоте, если, не зная, в плавни сунешься.

Вернулись председатель и командир отряда поздно, в таборе уже улеглись спать.

- Гаврила, у тебя тут хлопцы из Ростова должны быть, земляки мои, - сказал Василий Павлович перед тем, как войти в хату, где горела керосиновая лампа и из отворенной двери ложился на траву длинный коврик света.

- Та есть вроде бы. Бегали тут... - очищая на свету чирики от грязи, устало проговорил Гаврила Охримович. - Гришка!.. Где хлопцы, которых баба Дуня в степу нашла?

- А ось они, - откликнулся Гришка и подтолкнул Кольку с Сашкой к двери.

- Проходите, казачата, у хату, там погутарим, - сказал мальчишкам Василий Павлович и, обернувшись, - Гавриле Охримовичу: - Я их хочу порасспросить кой о чем. Они, знаешь, Гаврила, что к чему - во всем разбираются!

- А шо ж тут такого? Если они грамотные та из города, то они и во всем должны разбираться, - спокойно ответил Гаврила Охримович. - Грамота ж, она свет!

На столе перед керосиновой лампой расстелили карту.

- Ну, донцы-молодцы, давайте погутарим, - усаживаясь за стол, сказал Василий Павлович мальчишкам. - Как там, в Ростове? Знаете вы что-нибудь о войсках?

Колька и Сашка передернули плечами, нет, вроде бы им ничего такого неизвестно, хотя и читали Большую Советскую Энциклопедию.

- Может, ты, рыженький, что знаешь? Ты вроде бы побойчее своего дружка.

Сашка вскинул вихрами, открыл рот и - ни звука. Когда он с Колькой собирался в полет, ему казалось, что он знает очень много. И о прошлом, и о настоящем. А вот сейчас, когда нужно было сказать что-то конкретное об августе восемнадцатого года, почувствовал, что он вроде бы ничего и не знает. Ни-че-го!..

Эх, знали бы, взяли бы с собой том энциклопедии, посвященный гражданской войне на Дону и Кубани, со всеми картами... И как они не догадались?! Лекарство для детей Гаврилы Охримовича нашли - стрептоцид: он очень помогает, когда болит горло. Малыши его уже пожевали, и Колька с Сашкой надеялись, что к завтрашнему дню им станет легче. Дустовые шашки взяли, капроновый шнур, замки-"собачки", а вот энциклопедию - не догадались. Да и кто же знал, что им встретится отряд?

- Коль, может, ты, а? - взмолился Сашка. - Ты же... внимательнее.

Колька презрительно искоса взглянул на него. Сашке стало так стыдно, что почувствовал, как нестерпимо у него горят уши. "Вот видишь, - как бы сказал ему Колька, - торопыга! Хвастаться можешь, а как до дела дойдет, так тебе и сказать нечего".

"Это точно!"-стыдясь себя и ненавидя, согласился в душе Сашка.

Ругать поздно!.. Сашка вдруг почувствовал уверенность, что уж теперь-то он возьмется за воспитание железной воли. Ведь как он читает книги? Выбирает только интересное, все, что начинается со слова "вдруг", приключения всякие, а описания природы и все остальное пропускает. Вот и допропускался!

Глаза у Сашки стали вконец несчастными. Он смотрел на друга, умолял: "Ну вспомни, Коль, вспомни!.."

Колька отвернулся: он сам был не уверен, хорошо ли запомнил то, что много раз читал в Большой Советской Энциклопедии. Подошел к столу, маленький, коренастенький, так сосредоточившийся, что на верхней губе у него мелким бисером проступил пот.

Карта оказалась и знакомой и незнакомой. Вместо надписей "Ростовская область" и "Краснодарский край" - "Область войска Донского", "Область войска Кубанского", но самое главное - не было стрел, которыми обозначались наступления красных!..

И все-таки Колька сумел разобраться: недаром он вечерами любил сидеть над картой боев гражданской войны на Дону и Кубани. Тогда в Красном городе-саде ему интересно было представлять, в какой обстановке приходилось жить и бороться Гавриле Охримовичу, теперь вот это пригодилось. Понять карту ему помогли изгибы рек, а стрелы вспомнились уже сами по себе. Его даже холодным потом прошибло оттого, что он все так легко вспомнил. Не знал Колька лишь одного - как рассказывать. Ведь нужно сообщить все-все, это ж не игра, а жизнь, и одновременно так, чтобы ему поверили. Не скажешь ведь, что они прилетели из будущего и все знают из книг!

- Значит, так, - проговорил он, наклоняясь над картой, круглоголовый, лобастый, с короткой челкой, невозмутимый и внушающий своей серьезностью доверие. - Деникин с войсками занял Екатеринодар, и теперь белые идут по Кубани к Темрюку. Войска красных отступили. Большая часть - к Армавиру. А меньшая.., - Колька подумал с минуту и вспомнил: - около двадцати пяти тысяч оказалась отрезанной в низовье реки Кубани. Теперь они вот здесь.

Колька ткнул пальцем в кружочки, около которых было написано "Верхне-Баканский" и "Тоннельная".

- Разрезали, выходит, наших надвое, - задумчиво проговорил Василий Павлович. - Хитро!.. Одних на Таманском полуострове заперли, других в голодные калмыцкие степи гонят зимовать. Хитро, хитро, ничего не скажешь...

- Идти к Армавиру вам нельзя: к городу подступают белые, - невозмутимо продолжал Колька, и палец его двинулся к черноморскому побережью. - Вам нужно идти по-над плавнями, к вот этим станицам - Гривенской, Петровской, Анастасиевской. Здесь вы можете соединиться с красными.

- Откуда вы это все знаете? - спросил Василий Павлович.

- В городе услышали, на вокзале!.. - быстро ответил Колька, не глядя командиру в глаза.

Василий Павлович посмотрел на его изорванную рубашку, на Сашкин синяк и ничего больше не спросил, склонился над картой. Лицо у него помрачнело. Заскучал рядом с Василием Павловичем, теребя усы, и Гаврила Охримович.

- Да-а,-выдохнули они разом, всматриваясь в карту, словно видели весь долгий путь сквозь дебри камышей, топи и болота, заросшие колючим терновником и шиповником балки, неуютные хутора и прокаленные зноем степи.

- Веселый тебе, Василь, выпадает малшрут! - горько пошутил Гаврила Охримович.

Командир отряда лишь крякнул, прикрыл козырьком ладони глаза и ничего не ответил.

- Но нужно так идти, - сказал Колька и, не зная, как убедить Василия Павловича в том, что он прав, поклялся: - Только так, честное... пионерское!