Тишайший царь и его время - Борис Башилов

«Справщики», работавшие при патриархе Иосафе «не отнеслись к делу слепо, без рассуждения. Считаясь с установившимися в Москве обрядами, не принятыми греческой церковью, но и не отвергнутыми ею, справщики оставили эти обряды неприкосновенными».

Иоанн Грозный во время своего спора с иезуитом Поссевиным заявил:

— Греки нам не Евангелие. У нас не греческая, а русская вера, Иоанн Грозный выразил общенародную точку зрения на греческое православие.

Войдя в унию с католичеством в 1439 г. греки, по мнению русских, потеряли право на первое место в православном мире. Они перестали соблюдать православную веру в чистоте.

В том, что греки способны на любую сделку со своей совестью убеждало русских и нечистоплотное поведение греческого духовенства в Москве, куда оно приезжало за сбором милостыни в пользу греческой Церкви.

Живший в это время в Москве хорват Юрий Крижанич писал: «В настоящее время греки не занимаются ни искусствами, ни науками, так что сами они — слепые и вожди слепых, то каковы были учители таковыми же свойственно стать и их ученикам».

«Греки, — писал Юрий Крижанич, — за пенязи (деньги) посвящают свинопасов и мужиков, за пенязи отпускают людям грехи без исповеди и покаяния, всякие святыни они обращают в товар».

Один из образованных москвичей того времени, Арсений Суханов, поехавший в Грецию для покупки древних священных книг, отрицательно отзывается о благочестии греков. Он видел церкви без престолов, храмы, содержащиеся в нечистоте, обнаружил искажение догматов, обрядов, подражание католикам в богослужении.

Арсений Суханов в результате своей поездки пришел к выводу, что в греческом православии высохли «ручьи Божественной Мудрости» и поэтому «греки вовсе не источник всем нам веры».

«И папа не глава церкви и греки не источник, — писал он, — а если и были источником, то ныне он пересох»; «вы и сами, говорил он грекам, страдаете от жажды, как же вам напоить весь свет из своего источника?» Из 498 греческих рукописей и книг, привезенных Арсением Сухановым из Греции, только семь-восемь рукописей могли служить образцами для исправления, а остальные сами имели массу описок.

III

Прежде чем стать патриархом, Никон принадлежал к числу членов кружка ревнителей благочестия, во главе которого стоял царский духовник Вонифатьев. Члены кружка имели большое влияние даже при размещении епископских кафедр; они же прочили в Патриархи Вонифатьева, но за его отказом остановились на Никоне. Когда Никон приступил к реформам по греческому образцу, то он отвернулся от них, перестал с ними советоваться…и вызвал сетования и Аввакума, и Неронова. Первый говорил: «когда поставили Патриархом его, так друзей не стал и в Крестовую пускать». А Неронов: «доселе ты друг нам был».

Шаблонное утверждение противников старообрядчества, что будто бы они впали в раскол «по скудости ума» ложно.

Противниками Никона оказались самые даровитые и умные люди эпохи, как протопоп Аввакум, как Спиридон Потемкин, знаток «Лютерской ереси», знавший греческий, латинский, еврейский, польский и немецкий языки, как Федор дьякон, Неронов, Лазарь Вонифатьев. Они пошли в раскол не по скудости ума, а потому что были убежденные последователи православия, готовые отдать жизнь за веру предков.

Реальной причиной раскола были не «скудость ума», а слепое, рабское преклонение Никона перед греческой обрядностью и пренебрежение традициями русской Церкви.

Никон после отстранения старых справщиков призвал «искусных мужей» из иностранцев. Главную роль среди них играли грек Паисий Лигарид и Арсений Грек.

Арсений Грек трижды менял вероисповедание, одно время он был даже мусульманином.

Уроженец острова Хиос, Лигарид получил образование в Риме в созданной папою Григорием XIII Греческой гимназии. Лигарид написал «Апологию Петра Аркудия», известного своей пропагандой унии с католицизмом в юго-западной России. В католическом духе написаны и другие сочинения Лигарида. Знавший хорошо взгляды Лигарида, Лев Алладцкий писал своему другу Бертольду Нигузию:

«…Лигарид три года назад удалился из Рима в Константинополь для посещения своего отечества Хиоса и для распространения в той стране римской веры».

За расположение Паисия Лигарида к латинству Патриарх Нектарий отлучил его от Православной Церкви.

Вот каких «искусных мужей» поставил Никон во главе исправления священных книг.

Неудивительно, что это вызвало сильное возмущение как среди бывших справщиков, так и среди духовенства и народа.

Не мог не возмущать и девиз, под которым Никон стал продолжать исправления. Павел Алеппский пишет, что Никон заявлял: «Я русский, сын русского, но моя вера греческая». Это заявление шло вразрез с народным пониманием, сформулированным Иоанном Грозным во время его спора с иезуитом Поссевином:

— Греки нам не Евангелие. У нас не греческая, а русская вера.

К удивлению и ужасу всех социальных слоев Московской Руси, греческие духовные лица, зараженные латинством, становятся руководителями в исправлении древних богослужебных обрядов и древних богослужебных книг.

«Понятно, — замечает С. Платонов, — что такая роль их не могла понравиться московскому духовенству и вызвала в самолюбивых москвичах раздражение. Людям, имевшим высокое представление о церковною первенстве Москвы, казалось, что привлечение иноземцев к церковным исправлениям, необходимо, должно было выйти из признания русского духовенства невежественным в делах веры, а московских обрядов еретическими. А это шло вразрез с их высокими представлениями о чистоте православия в Москве. Этим оскорблялись их национальная гордость и они протестовали против исправлений, исходя именно из этого оскорбленного национального чувства».

С. Платонов совершенно неправ. Дело шло не об оскорблении национального чувства, а об оскорблении религиозного чувства. В 1654 году был созван Церковный Собор. В ответ на речи патриарха Никона и царя Алексея, Собор ответил, что надо:

«Достойно и праведно исправить против старых харатейных греческих» (то есть старинных греческих рукописей). То есть, по постановлению Собора исправление текста священных книг необходимо производить сличая первоначальные славянские переводы с современными им греческими книгами. Нельзя было исправлять древние священные книги по новым греческим книгам, в которые после флорентийской унии вкралось много исправлений. Но постановление Собора Никоном не было исполнено.

Приглашенные Никоном греки стали делать исправления по новым греческим книгам, часть которых была напечатана в Венеции и других католических странах Европы. Получив новые книги священники увидели в них не только исправление описок, но и много новых слов, которые в старых книгах были переведены по иному. Так что дело шло уже не об исправлении ошибок, а о совершенно новых переводах священных книг.

IV

До Никона жизнь русской православной церкви шла в духе соборности. Все спорные и неясные вопросы решались по общему согласию на церковных соборах. Властолюбивый Никон больше походил не на русского патриарха, а на главу католической церкви. «Энергичная, но черствая натура Никона, — пишет С. Платонов, — не могла отвечать царю на его идеальную симпатию таким же чувством. Никон был практик, Алексей Михайлович — идеалист. Когда Никон стал патриархом с условием, что царь не будет вмешиваться в церковные дела, значение Никона было очень велико; мало-помалу, он становился в центре не только церковного, но и государственного управления.

Благодаря ошибочным действиям Никона была нарушена симфония между царской властью и церковью, благодаря дружному сотрудничеству которых в течении веков Русь собрала национальные силы и сбросила татар.

После смуты, когда государством правил фактически отец юного царя Михаила, патриарх Филарет, удельный вес церковной власти сильно вырос.

При царе Алексее, вековое равновесие между царской и церковной властью нарушается.

Одно время современники считали власть Никона фактически большей, чем власть царя. С. Платонов справедливо заявляет, что ежели бы Никон не был Патриархом, его можно бы считать временщиком, и действительно власть Никона держалась не на законе, не на обычае, а только на личном расположении царя к Никону. В Служебнике 1655 года Никоном было помещено, например, следующее:

«…Да даст же Господь им Государям (т. е. Царю Алексею Михайловичу и Патриарху Никону. — Б. Б.)… желание сердец их; да возрадуются все живущие под державою их…» «Таким образом, — замечает С. Платонов, — Никон свое правление называл державою и свою власть равнял открыто с Государевою».

Как относился в это время к властному, честолюбивому Никону Царь Алексей, показывает следующий факт: к Царю в Саввином монастыре во время его посещения обратился однажды дьякон Мирского Митрополита, которого Никон запретил в священнослужении. Дьякон просил Царя позволить ему служить литургию в предстоящее воскресенье, но Царь, конечно, отказал: «Я боюсь Патриарха Никона, а ну как отдаст мне свой посох и скажет: возьми его и сам паси монахов и священников. Я не вмешиваюсь и не противоречу тебе, когда ты повелеваешь своими генералами и воеводами, зачем же ты мешаешь мне управлять священниками и монахами?» Один из бывших друзей Никона говорил ему: