Натуралист в поиске (Записки ловца змей) - Аркадий Недялков

Проводив последнюю отару, мы пошли к палаткам ветработников. Доктор Сизов по радио доложил директору об окончании переправы и особо отметил, что потерь овец от укусов змей нет. Директор по радио поблагодарил нас и приказал: «Доктору Сизову ежедневно информировать ловцов о том, где чабаны и другие рабочие совхоза встречают змей. Для постоянной связи с ловцами на время их работы в совхозе выдать рацию „Урожай“».

— Мне до сих пор не верится, что отары прошли «проклятую землю» без потерь! — сказал Сизов. — Спасибо, товарищи змееловы!

— Мы не змееловы, а ловцы змей, — буркнул Илларионыч.

— Разве это не все равно?

— Нам больше нравится, когда нас называют ловцами. Ну да ладно. Так вот, если каждый год перед началом переправы чистить полосу, потерь овец не будет.

— Конечно, будем расчищать! Конец пришел «проклятой земле»! Как говорят, теперь у нас и «волки сыты, и овцы целы»!

— Вернее будет сказать, и овцы целы, и змеи целы! — сказал Илларионыч. — Ну, доктор, всего вам доброго! Заводи мотор, Алеша!

Вес наши ящики были заполнены змеями. За месяц мы поймали тысячу двести степных гадюк и двести щитомордников. Илларионыч собрался отвозить змей. Вместе с ним уезжал и Вячеслав: его отпуск подходил к концу. Мне предстояло около недели охотиться одному. Для выполнения плана нам недоставало трехсот гадюк, а план для ловца — профессионала — закон.

Директор совхоза дал Илларионычу грузовик, на котором должны были довезти ящики со змеями до районного аэродрома. Вячеслав поехал в Ташкент на мотоцикле. Ему нужно было преодолеть полторы тысячи километров, но для истинного мотоциклиста это путешествие не было ни страшным, ни трудным. Забегая вперед, скажу, что на третий день после отъезда из совхоза Вячеслав был дома.

Оставшись один, я поставил палатку возле аила Джанмурчи на берегу озера. Джанмурчи настаивал, чтобы я перешел к нему в юрту, но я не согласился: мне очень не хотелось утруждать его жену лишними хлопотами. У Алтынай — всегда веселой и приветливой женщины — было пятеро ребятишек, и самой старшей — Тозагуль — исполнилось всего десять лет. Джанмурчи знал только свою работу — пас овец и телят, которые не смогли уйти на Джейляу. Всю домашнюю работу выполняла Алтынай. Она два раза в день доила трех коров, утром и вечером готовила еду и кормила все семейство, через день месила тесто и пекла в тамдыре лепешки, шила, стирала, шлепала и голубила детвору, словом, день-деньской вертелась как белка в колесе, причем у нее не было ни газовой плиты, ни горячей воды, ни электричества, ни самого обыкновенного водопровода…

Степь выгорала на глазах. Трава жухла и желтела. Зелеными остались камыши и трава в низине вдоль берега озера да толстые, сочные ковры солянок. Даже кустики чингиля и кара — барака сбросили часть листьев. Дождя не было целую неделю. Большинство живых существ покинуло степь и обосновалось в зеленой полосе у берега озера. В степи остались только птицы, гнезда которых были устроены на кустах, да муравьи. Муравьи были двух видов: одни — черные, коротконогие, неторопливые — держались все вместе, прокладывали длинные тропы и беспрерывно носили в свои норки семена трав, мертвых бабочек и жуков, мух и всякую всячину; другие — рыжие, длинноногие, стремительные, задрав брюшко, носились по степи во всех направлениях без троп, и я ни разу не видел, чтобы хоть один из них трудился, как это делали черные муравьи.

Рыжие и черные муравьи не ладили между собой. Если рыжий муравей вертелся возле норки — входа в муравейник черных, черные муравьи начинали возбужденно бегать, и вскоре из норки появлялись муравьи — солдаты с огромными головами и мощными челюстями. Солдаты либо прогоняли пришельца, либо убивали его. В свою очередь, если черный муравей отбивался от своих соплеменников и его обнаруживали рыжие, то один из рыжих хватал беднягу поперек туловища, перегрызал пополам и уносил брюшко в свою норку. Через некоторое время рыжий возвращался. С ним прибегали еще два — три муравья. Они набрасывались на остатки черного, моментально разрывали его на куски и уносили их. Такие схватки я видел ежедневно.

Гадюки стали попадаться гораздо реже. Я переворачивал гектары солянок, но там, где раньше попадался десяток гадюк, находил одну — две. Змеи куда-то исчезли. Я предположил, что змеи вслед за остальной живностью перешли поближе к воде, и стал искать их в зеленой полосе у озера и не ошибся. Однако ловить их было значительно труднее: гадюки держались в траве и удирали весьма проворно. Из десяти обнаруженных гадюк удавалось поймать одну.

В траве было много кузнечиков. Стрекотали они на все лады. От этого стрекота к концу дня у меня звенело в ушах. Каждый день я видел гадюк, держащих кузнечиков во рту. Когда я преследовал такую гадюку, она выплевывала кузнечика и ныряла в густую траву. Отыскать ее там было невозможно. Однажды мне повезло: я случайно наткнулся на змеиную тропу. Она проходила вдоль гряды кустиков, тянувшихся из степи к низине. Три дня я регулярно посещал эту гряду и отловил там три десятка гадюк. Очевидно, змеи использовали гряду как укрытие, когда переползали из степи к озеру. Осмотрел я и край зарослей приозерной низины. И там тоже нашел гадюк. Дело пошло на лад.

На озере держались большие стаи уток. Ночью они плескались и крякали, а рано утром прятались в камыши, словно их и не было. Увидеть уток можно было только на рассвете. Днем озеро было пустынным, и лишь по вертевшимся над камышами луням можно было догадаться, что дичи здесь предостаточно.

В камышах жил выводок шакалов. Каждую ночь звери визгливо тявкали и выли. Собаки отвечали им дружным лаем, а Джанмурчи выходил из юрты и палил из ружья. После выстрела шакалы умолкали, но на следующую ночь все повторялось сначала.

Озеро было большое. В поисках змей я уходил далеко, но ночевать всегда возвращался в аил. Так как на охоту отправлялся на рассвете, а возвращался в темноте, то уставал изрядно. Дальние переходы отнимали много времени и сил. Подъехать к месту охоты на «Москвиче» было нельзя: степь пересекали глубокие овраги. Когда же у дальнего берега озера я натолкнулся на скопление гадюк, то решил переселиться поближе к месту охоты. Джанмурчи сначала не хотел отпускать меня, но я настоял на своем. Мы с ним перевезли во вьюке палатку, спальный мешок и продукты. Чтобы комары не докучали мне (а комаров к тому времени появилось порядочно), палатку мы поставили на бугре, в сторонке от озера. Джанмурчи сказал, что будет ежедневно меня навещать, и уехал. Остался я один и в первый же вечер отлично поохотился на гадюк. Этот день был тяжелым: переезд, охота да и жара сильно утомили меня, и хотя я быстро уснул и спал крепко, но встал, как обычно, перед рассветом. В палатке было свежо, и вылезать из спального мешка не хотелось. «Место охоты рядом, можно немножко понежиться», — подумал я и перевернулся на другой бок.