Вернись в Сорренто?.. - Анна Герман

В 1962 году меня направили на двухмесячную стажировку в Рим. Правда, я, будучи еще студенткой, уже посетила Италию по двухнедельной туристской путевке, но поездка пришлась тогда на конец сентября, и небо было в самом деле лазурным и знойным. В качестве же стипендиатки я приехала на зимние месяцы: на январь и февраль.

Стипендия была скромной, и ее хватило нам лишь… но, прошу прощения. Снова я вынуждена сделать отступление.

Перед отъездом мне сказали в министерстве культуры, что я – счастливица, поскольку полечу в Рим не одна. Еще должна лететь пани Ханна Гжесик из Люблина, которая получила стипендию на четыре месяца. Пани Ханна – искусствовед, специалист по реставрации произведений искусства. Позднее она примет участие в спасении ценных картин во Флоренции, но тогда мы еще об этом не знали.

И действительно, мне посчастливилось лететь с Ханной, ибо, окажись в Риме одна, я вернулась бы в Варшаву первым же польским самолетом.

Спустя три часа мы приземлились в Риме. Было солнечно, довольно тепло, шумно и… все по-иному. Мы обменяли свои пять долларов на лиры, а затем, оставив чемоданы в камере хранения, поехали в центр города. Верно, я знала фамилию сотрудника «Радио итальяна» (РАИ), к которому мне надлежало обратиться, но его в тот день не оказалось на месте. Предыдущие стипендиаты дали нам несколько адресов, где можно было бы поискать жилье. Я сохранила – со времен моей студенческой поездки – план Рима, который очень нам пригодился. И мы отправились блуждать по городу, где автобусом, где пешком, так как запасы валюты были весьма ограниченными. Вечерело.

Наконец мы нашли то научное учреждение, куда должна была обратиться Ханя. Но синьора председателя ученого совета уже не оказалось на месте. Надо было ждать, пока его оповестят да пока он доберется сюда из отдаленного района, где жил.

Мы вышли на улицу, купили себе полкилограмма мандаринов и, усевшись на скамье, принялись поедать их. Это была маленькая площадь недалеко от улицы Кавура. Там росло несколько деревьев и резвились ребятишки – под надзором очень миловидной, стройной негритянки. Было уже поздно, а ели мы только один раз, днем, в самолете, да и то мало – от возбуждения.

Сколько бы раз потом ни доводилось нам проходить мимо этого места, мы всегда растроганно улыбались, вспоминая название, которое дали той маленькой площади. С вечера того дня она стала для нас «площадью Мандаринов».

Наконец приехал синьор председатель и самолично вместе с нами принял участие в поисках жилья. В конце концов мы поселились в маленькой, довольно темной комнатке на той же улице Кавура. На другой день отправились за стипендией. Мне выдали шестьдесят тысяч лир, которых должно было хватить на два месяца. Ханя получила свои лиры лишь немалое время спустя. Что поделаешь, сказали мы сами себе, видимо, бюрократия существует повсюду – наверняка даже в африканском буше. Но мы не расстроились. Крыша над головой была, деньги на квартиру тоже, синьора Бианка разрешала нам иногда приготовить что-нибудь горячее, памятники и произведения искусства в Риме на каждом шагу… а продуктовые посылки нам слали наши мамы из Польши, притом весьма регулярно – ведь не одним искусством жив человек.

«Жизнь прекрасна», – заключили мы, справившись с первыми трудностями.

Но вскоре наша радость потускнела. В римских домах каменные плиточные полы и полное отсутствие обогревательных приборов. Стояла дождливая, промозглая погода. Ртутный столбик, правда, никогда не опускался ниже нуля, но в нетопленой комнате холод пробирал до костей, холодом веяло из каждого угла… Была и ванна, очень даже красивая, но из кранов текла ледяная вода. Переболев несколько раз жестоким гриппом, я стала ложиться спать одетая, как Амундсен во время путешествия на Северный полюс, только, увы, у нас не было спальных мешков.

Единственной покупкой, которую я могла себе позволить, были шерстяные носки, которые надевала на ночь.

Не могу не вспомнить об очень забавном эпизоде (забавным-то он, конечно же, видится теперь, в ретроспективе). Примерно через месяц, перенеся не одну простуду, устав от хронического насморка и хрипоты, мы достали наконец адрес, где тоже сдавалась комната. Дом, в котором нам предстояло жить, находился в очень бедном районе. Он был старый, но теплый, с горячей водой. Насколько помню, в нем помещалась маленькая пекарня – отсюда и вожделенное тепло. Вечером мы сложили свои чемоданы и переехали на нашу новую квартиру.

Дом в самом деле был ветхий, с низкими потолками – входя внутрь, я вынуждена была нагибаться. Длинный, темный, извилистый коридор и спертый воздух несколько омрачили нашу радость. Минуя один из закоулков, я едва не споткнулась о длинные, тощие ноги старика, вытянувшегося на своем «ложе» у стены. Наша комнатка была в самом конце коридора. Хозяйка, такая же говорливая, как и синьора Бианка, суетясь, расхваливала свои апартаменты. «Уж тепло вам здесь будет, как в гнездышке. Это самый теплый уголок во всем доме. Тут до вчерашнего дня жила наша бабушка, вот на этой кровати и спала. Увы, вчера она уснула навеки. Теперь мы можем сдать эту комнатку, но хотим, чтобы все тут оставалось на своих местах, как при ее жизни. Сейчас я сменю белье!» С этими словами, не переставая улыбаться, хозяйка выбежала из комнаты.

Мы оказались одни среди бабушкиных вещей и святых образков, тесно развешанных по стенам. Даже ее шлепанцы еще стояли в углу. На громоздком старом комоде тикал массивный будильник, притом так громко и назойливо, что я не выдержала, схватила его и, открыв ящик комода, быстро засунула туда, после чего вздохнула с облегчением. Все это время он страшно действовал мне на нервы – я даже не могла сосредоточиться на том, что говорит хозяйка. Взглянула на Ханю. Она сидела сгорбившись, опустив голову, бессильно свесив руки. В ее глазах стояли слезы. «Аня, – сказала она с отчаянием в голосе, – я здесь не выдержу. Пошли назад, в наш холодильник».

Я с готовностью подхватила чемодан, потому что и сама хотела просить ее о том же самом.

Синьора Бианка ограничилась краткой триумфальной речью – наше поражение было слишком очевидным. Она великодушно приняла нас обратно.

Спустя час раздался взволнованный, тревожный телефонный звонок из пекарни. «Синьоры украли бабушкин будильник! Он стоял на комоде, а теперь исчез. Возвратите немедленно!» Мне с трудом удалось растолковать, где он находится. Труднее оказалось объяснить, как он там очутился, поскольку у меня не хватило запаса слов, а у хозяйки, по-видимому, чувства юмора.

Синьора Бианка была энергичной особой. Она довольно рано овдовела и одна воспитывала двоих детей: дочь и сына. Сын, по профессии парикмахер, задумал поехать в Соединенные Штаты, поискать лучшей доли. Синьора Бианка сперва подробно расспросила Ханю, где эта Америка, а выяснив, что далеко, разыграла такую сцену отчаяния, что немногие актрисы, следуя заветам самого Богуславского,[10] могли бы с ней сравниться. Однако довольно скоро она смирилась с решением сына и с удвоенной энергией принялась собирать приданое для дочери. Свадьба должна была состояться этим летом. Устроив дочь, синьора Бианка намеревалась сама второй раз выйти замуж.