В поисках Великого хана - Висенте Бласко Ибаньес

Наконец португальские мореплаватели, неуклонно продвигаясь вперед, достигли устья реки Сенегал. Бесстрашный моряк Дионисио Диаш, предок того Бартоломе Диаша, который через двадцать шесть лет после смерти инфанта обогнул мыс Доброй Надежды, открыл устье этой великой реки, дойдя до Зеленого мыса.

И вот они уже были на экваторе, вот они достигли настоящей негритянской земли и доказали ошибочность теорий Аристотеля и Птолемея,[35] утверждазших, что жаркие страны необитаемы.

Перед школой на Сагреше открылись совершенно новые горизонты; оказалось, что непосредственным наблюдениям и храбрости неграмотных моряков можно доверять больше, чем авторитетным высказываниям древних философов.

Возвратясь из плавания в незнакомые страны, матросы с восторгом описывали ярко-зеленые рощи так называемого Зеленого мыса, плавучие травы, словно выметенные реками из таинственных дебрей в глубине страны, сражения возле Гамбии с племенами, которые метали отравленные стрелы и нередко наносили большой урон экипажу судна.

Когда дон Энрике, посвятивший всю свою жизнь делу мореплавания и морских открытий, умер на Сагреше в 1460 году, ему было шестьдесят шесть лет. Он умер в бедности и безвестности. Почти все португальцы считали безумцем, этого инфанта, уединившегося на скале в океане, без жены, без семьи, и окружившего себя только учеными, да еще в большинстве еретиками или неверными. К тому же, он растратил на свои предприятия все состояние и доходы, которые он получал от своей страны. А открытия эти еще не дали никаких непосредственных результатов, но зато многим стоили жизни.

Расходы его были так велики, что после смерти он остался должен братьям и другим членам семьи более двадцати тысяч золотых крон[36] — сумма по тем временам огромная. Все эти деньги были потрачены им на то, чтобы Португалия стала первой в мире морской державой того времени, но это стало понятно народу только через много лет.

Ценность географических открытий определяется и утверждается купцами. Новая земля, которая ничего не производит и не приносит прибыли, снова погружается в неизвестность вскоре после того, как ее открыли. В то время высоко ценились только такие земли, которые давали золото, драгоценные камни или пряности.

XV век с его пышностью придавал пряностям такое же значение, как ценным металлам и камням. На всех пиршествах блюда были приправлены азиатским перцем, гвоздикой, мускатным орехом, корицей, имбирем. Даже вина настаивались на пряностях. Этим острым и очень душистым веществам приписывались чудодейственные целебные свойства. Так как их привозили из Индии, а родина их была еще более далекой — остров Тапробана[37] или Золотой Херсонес,[38] они стоили баснословно дорого, что придавало им еще больше соблазна в глазах духовных и светских вельмож. Арабские купцы переправляли их на своих судах через Красное море в Суэц. Торговля этими ценными товарами находилась в руках египетских властителей. Венеция и Генуя оспаривали друг у друга первенство по скупке пряностей на рынках Александрии, так как монополия на них была основным источником их процветания. Морские суда этих республик и торгового флота Каталонии распространяли пряности по берегам Средиземного моря и доставляли их даже в Англию и в ганзейские порты Балтики.

Завладеть странами, производящими пряности, было все равно, что найти золотые россыпи, обогатившие царя Соломона.

Со смертью инфанта страсть к открытиям стала угасать, но все же благодаря дону Энрике Португалия была страной самых опытных лоцманов, самых выдающихся кораблестроителей, самых точных составителей сухопутных и морских карт, так как к этому центру географических исследований стекались наиболее сведущие мореплаватели и космографы.

Здесь был издан «Альмагест», написанный Клавдием Птолемеем, египетским географом и астрономом из Александрии, жившим за полтора века До рождества Христова, а также «Imago Mundi»[39] кардинала Педро де Айли, который в доступной форме излагал эти же географические положения. Новые, короли Португалии, Альфонс V и Жоан II, продолжали географические открытия дона Энрике, когда им это позволяли войны и другие государственные заботы. В числе космографов, прибывших в Португалию, был некий богемский рыцарь, Мартин Бехаим, прославившийся тем, что соорудил в 1422 году глобус, на который были нанесены все открытия, сделанные португальцами на пути в Индию. Приходили также в Лиссабон письма от всех ученых Европы, занимавшихся географическими вопросами. Немец Региомонтанус и флорентинец Паоло Тосканелли, физик по профессии, поддерживали научную переписку с приближенными дона Жоана II.

Диэго де Као, отправившись в путь на двух принадлежащих ему судах, с Мартином Бехаимом в качестве пассажира, открыл в 1485 году Конго — самую многоводную из африканских рек, а через три года Бартоломе Диаш проник на своих трех судах еще дальше, открыв южную оконечность Африки, так называемый мыс Бурь, который король дон Жоан переименовал в мыс Доброй Надежды.

Диаш значительно удалился от африканского берега, чтобы использовать попутный ветер, и поэтому, сам того не зная, обогнул мыс, к которому стремился. Но словно волею судьбы экипаж взбунтовался, грозя ему смертью, если он не изменит курса и не повернет обратно. Два дня спустя, возвращаясь назад, Диаш увидел величественные скалистые горы южной оконечности Африки, и тотчас же разразилась такая яростная буря, что он чуть не лишился своих трех кораблей.

При доне Жоане II географические открытия получили широкое признание и начали приносить португальцам доходы. Гвинейские негры отдавали огромное количество золотого песка в обмен на товары, привозимые христианами. Португальцы построили на этом берегу крепость, назвав ее Ла Мина[40] — за обилие золота. Когда бы ни подплывали португальские корабли к этому новому укреплению, Сан Хорхе де ла Мина, они принимали там золотой груз. Другие корабли, испанские или генуэзские, тайно направлялись туда же для торговли золотом с окрестными негритянскими племенами, но этот промысел был весьма опасен, так как король Португалии приказал своим капитанам пускать ко дну любое иностранное судно, которое встретится им в этих водах, а команду истреблять до последнего матроса, чтобы никто не выдал тайн этих морских путей.

Наряду с золотыми россыпями здесь была найдена еще одна ценность — малагета, пряность, сходная с азиатским перцем, благодаря чему лиссабонский рынок смог соперничать с итальянскими республиками.