Прыжок в послезавтра - Петр Воронин

– И что он?

– Слушал, да еще как внимательно!..

За дверью раздались шаги.

– Я могу войти?

– Конечно, конечно… Полюбуйся-ка нашим героем, Клавдия Михайловна.

Клавдия Михайловна появилась в костюме, который, вероятно, предпочитали носить в зимнюю пору все женщины средней полосы: брюки, куртка, шапочка. У Клавдии Михайловны они были белыми… Золотистые волосы лежали на левом плече. Оглядев Валентина, Клавдия Михайловна одобрила:

– А ты молодец. Была бы помоложе, наверное бы вздыхала тайком о тебе, – и, посерьезнев, спросила Илью Петровича: Ты слышал?

Тот кивнул.

– Теперь они очень споро дадут знать о себе. В ту сторону досланы два дополнительных ретранслятора. Ты не терзай себя понапрасну, как ночью…

– Вчера вечером мне вдруг показалась, что я забыл ее лицо, – сказал Илья Петрович. – Немыслимо, чтоб я и – забыл. Мне стало страшно вчера, и я попытался написать ее портрет. По памяти написать. Включил музыку и встал к мольберту… Нет, нет, я, конечно, помню каждую ее черточку. Немыслимо… чтобы не помнить. Мы отвлеклись.

– Я уверена, что все окончится благополучно, – Клавдия Михайловна повернулась к Валентину. – Тебя надо приготовить к выезду в мир. Возьми вот это, – она протянула переговорные микростанции, похожие на клипсы.

– Тебе не обойтись без них… Дай лучше я сама прилажу.

Клавдия Михайловна приподнялась на носках, прижала крохотные аппаратики к мочкам его ушей. Валентин лишь в первые секунды чувствовал легкое жжение в том месте, где они соприкасались с кожей. Потом неприятное ощущение исчезло.

– Никакой подзарядки им не требуется. Они питаются биотоками человеческого тела, – объяснил Илья Петрович. – Снимать на ночь не надо. Воды можно не остерегаться. А вызывая нужного человека, произнеси имя… Правда, предварительно в память микростанции надо ввести позывные дорогих тебе людей. Не огорчайся – у тебя еще появится их немало. Можешь, конечно, в каждом отдельном случае прибегать к услугам справочного центра. А как пользоваться приемником и передатчиком изображения, ты видел: стоит нажать на него… Да, если придется беседовать с кем-то, кто не знает русского, прикажи микростанции: “Перевод!” – все уладится немедленно. Микростанция самостоятельно подключится к электронному переводчику… Запомнил?.. Вы присядьте… Я сейчас…

Ан вернулся, бережно прижимая к груди что-то завернутое в зеленую ткань.

– Это портрет? – не очень уверенно спросила Клавдия Михайловна.

Илья Петрович кивнул.

– И можно взглянуть?

Илья Петрович почти испуганно отстранился. Но потом все-таки отвернул зеленую ткань.

Девушка в развевающемся на ветру легком платье, казалось, была готова взлететь – так порывисто рванулась она вперед, так пристально вглядывалась куда-то вниз и вдаль прищуренными глазами.

Валентин не сразу заметил, что лишь девичье лицо выписано четко и смело, а фигура и платье намечены скупыми и едва заметными штрихами. Но именно поэтому портрет передавал тоску, смятение, тревогу отцовской души, и, казалось, нельзя тут ничего нельзя прибавить, ни одного штришка…

А в гостиной стал сгущаться сумрак, хотя на улице был день.

– Погоди, Саня! – крикнула Клавдия Михайловна. – Не надо затемнения!

– Не мешай ему, Клава, – попросил Илья Петрович.

Было слышно, как он завертывал в темноте портрет.

– Я пойду первый… – это опять произнес Илья Петрович.

Клавдия Михайловна с Валентином молча двинулись следом за ним. Сознавали: сейчас не надо слов. Сейчас вправе говорить только Илья Петрович. И он действительно предупреждал:

– Осторожно, поворот… Сейчас – лестница…

Яркий дневной свет резанул глаза. Лицо обдало холодом. Валентин почувствовал, что костюм на нем становится вроде бы толще. Особенно заметно изменились, перчатки. Не утратив мягкости, они стали плотными, словно сработанными из кожи. Селянину вспомнились дети, гуляющие в тоненьких костюмчиках при двадцатиградусном морозе. Ткань, видимо, способна менять свою теплопроводность в зависимости от наружной температуры.

Помещение, в котором оказались все трое, напоминало застекленную беседку. Здесь стояла зеленая машина, точь-в-точь как те, которые Валентин принял когда-то за вурдалаков, глотающих детей. Но сейчас машина выглядела мирной и уютной, быть может, потому, что в ней ужа домовито сидел Саня. Илья Петрович занял кресло рядом, бережно положив портрет на колени.

Когда уселись и остальные, вход автоматически закрылся. Вверху что-то негромко щелкнуло и зажужжало. Тотчас такие же звуки донеслись и снизу. Потом жужжание перешло в тонюсенький писк и перестало быть слышным. Машина качнулась, подпрыгнула и двинулась вперед. Стеклянная стена словно испарилась.

Клавдия Михайловна поочередно нажала три кнопки на панели рядом со своим креслом и больше не интересовалась, где и как летит “стрекоза”.

А Валентин с любопытством оглядел салон. Расставленные полукругом кресла, стол перед ними. Светло-коричневая мягкая драпировка стен, словно живые на ощупь, ласковые подлокотники кресла. И само кресло было необычным: как бы ни менял позу Валентин, как бы ни поворачивался, оно тотчас принимало самую удобную для него форму. Уж не отзывалось ли на биотоки его мышц?

Клавдия Михайловна озабоченно сказала:

– Быть может, послушаем, нет ли каких вестей об “Артуре”?

Илья Петрович открыл глаза, вздохнул:

– Я давно слушаю… Ничего, ни слова о них…

– Все-таки что случилось? – спросил Валентин.

Илья Петрович не ответил.

– Ну хорошо, расскажу я, – сказала Клавдия Михайловна. Надо бы еще перед отлетом, но можно и сейчас… Несколько дней назад прервалась связь с одной станцией в космосе. Она далеко, в поясе астероидов.

– Я уже слышал об этом, – сказал Валентин. – Передавала видеогазета.

– Но ты не знаешь, что дочь Ильи Петровича как раз на этой станции, на “Артуре”. Вчера вечером со станции на Ганимеде… Это спутник Юпитера… Так вот… с Ганимеда получено известие… Оказывается, перед второй вспышкой на Ганимеде приняли радиограмму. В общем, экипаж “Артура” заметил необычное тело шаровидной формы и решил догнать его. “Вот и все, что пока известно. Перебой связи не раз случался, Клавдия Михайловна обращалась теперь не столько к Селянину, сколько к Илье Петровичу. – “Артур” отлично оборудован. Конечно, поволнуется молодежь, но ведь уже посланы ретрансляторы…

Серебряный звон заставил ее умолкнуть. Крышка стола откинулась, образовав экран видеопанорамы.

– Неужели общепланетная передача? – тревожно спросил Илья Петрович.