Доминатор - Эндрю Йорк

— Я не хотела быть невежливой, мистер Укуба. — На лице Синтии Борэйн было необычное для нее мягкое выражение. — Я не знала, что это вы. Надеюсь, что я не оскорбила ваши чувства.

— Но мисс Борэйн, как могли вы оскорбить мои чувства? Разве мысли о муравье, ползающем по полу у ваших ног, могут обеспокоить вас? Ну, а теперь расскажите мне о самом заветном из ваших желаний. Откройте мне самые глубины вашего сознания.

Синтия Борэйн улыбнулась.

— Толпы, — глубокомысленно пробормотала она. — Множества и множества молодых людей, и все стремятся ко мне, разрывают в клочья мою одежду. Толпы. Ужасные, прекрасные люди. Толпы.

— Ведь вам было нелегко признаться в этом, мисс Борэйн? Но ваше желание сбудется, можете поверить. А после этого, возможно, нам удастся погрузиться еще глубже в ваше подсознание. Мистер Ломан, может быть теперь вы?

— Поезда, — сказал Ломан. — Поезда, несущиеся по рельсам со скоростью сто, нет, тысяча миль в час. Мне подвластны неизмеримые тонны металла. Ту-ту-туу. Вверх-вниз.

— Должен заметить, мисс Борэйн, что вы выбрали себе для путешествия весьма неординарного компаньона. Мистер Уайльд, настала ваша очередь.

Уайльд смотрел в глаза Серены и чувствовал, как по его телу растекаются волны сонного оцепенения. Он ощущал гнев из-за того, что его одурачили. Затмение распространявшееся в мозгу, делало его работу, да и самую его личность, абсолютно несущественными. Все, что существовало в его мыслях, скрывалось за черным облаком, поднимавшимся из глубин подсознания. Думать, формировать мысли, обращать их в слова, а потом эти слова произносить — для этого требовалось напряжение всей силы его воли. И все он продолжал совершенно четко видеть свою цель, а гнев делал ее достижение важнейшим из всех дел на свете.

— Девочки, — вяло произнес он, — вернее, девочка. Прекраснейшая девушка на свете. И чтобы никого. Остров. Пальмы. Море. И только мы с нею.

— Знаете ли, мистер Уайльд, ваша нормальность почти столь же пугающа, как и инфантильность мистера Ломана. И это самое пламенное из всех ваших желаний?

— Никого, — пробормотал Уайльд. — Я и она. И все.

— Ну разве может быть романтическая идиллия, в которой участвовали бы больше двух человек. Но скажите мне, мистер Уайльд, ваш идеал красоты — блондинка или брюнетка?

— Пожалуй, беленькая. Блондинка будет получше. — Он не отрывал взгляда от черных, как полночь, глаз Серены.

— В таком случае, мистер Уайльд, ваше желание может исполниться. Прекраснейшая блондинка в мире. Но, возможно, вы будете настолько любезны, что сообщите мне что-нибудь о себе? Мисс Борэйн я знаю. Мистера Ломана представили как ее секретаря. Но вы — тайна для нас. Вы прибыли в Кано незванным, хотя и ссылаетесь на Эме Боске.

Думай, приказал себе Уайльд. Думай. Этот человек смог основать религию, которая привлекла к себе изрядное количество неординарных людей. Поэтому он должен обладать искусством политического деятеля а также эмоциональной притягательностью фанатика. Из вопроса нельзя было заключить, будто Укуба мог ожидать, что Эме к настоящему времени будет мертва. Но ведь кто-то в Центре Вселенной должен был задаться вопросом, удалось ли убийце исполнить свою миссию.

— Встретил ее в клубе «Мечта», — промямлил он. — Часто ходил туда.

— А что вы делаете, когда не бываете в клубе «Мечта»?

Уайльд пожал плечами.

— Приватные доходы. Богатый дядя, знаете ли.

— Как его зовут? — На сей раз вопрос прозвучал резко.

— Джеральд, — быстро ответил Уайльд. — Дядя Джеральд. Платит за меня, чтобы избежать неприятностей. — Он осклабился. — Добрый старый дядя Джеральд.

— Конечно, так ему и следует поступать, — согласился Укуба. — А теперь нам предстоит лететь еще некоторое время. Наверно, всем стоит немного поспать.

Уайльд закрыл глаза. Держать их открытыми он был уже не в состоянии, а принудить мозг к работе было еще вдвое труднее. Он стремился лишь к отдыху. Спать, больше ему ничего не было нужно. Возможно, это тоже была часть эффекта борбора. Рядом с ним храпел Ломан, а Синтия Борэйн пофыркивала, как довольный щенок. А позади них улыбался бог, он пребывал в согласии с самим собой и со всем миром и не обращал внимания на сидевшую рядом девушку. Вскоре он, казалось, покинул свое место и вошел в их умы, так, что между образами Инги и Уайльда, так тесно переплетенными между собой, возникло улыбающееся стариковское лицо. Уайльду, охваченному дремой, пришло в голову, что Инга окажется наименьшей из его проблем.

А затем он проснулся, и мысли его были совершенно ясными Он был свободен от напряжения и беспокойства более, чем когда-либо за последние тринадцать лет. Все так же над головой трещали лопасти несущего винта, но солнце уже миновало зенит, а они летели уже не над полупустыней, а над огромным болотом, в котором обширные поля тростников разделялись длинными реками грязи, да мелькали случайные заплаты воды.

— Какая ужасная грязь, — раздался голос проснувшейся Синтии Борэйн. Из ее тона исчезли последние нотки враждебности.

— Это Чад, — объяснил Укуба.

— Неужели это — озеро?

— Четырнадцатое в списке крупнейших озер мира. Когда вода достигает наивысшего уровня, площадь зеркала составляет примерно восемь тысяч квадратных миль. Только представьте себе, мисс Борэйн.

— И все это получается из того болота, что под нами? — спросил Уайльд.

— Ближе к центру имеются большие открытые пространства. То, что вы сейчас видите — самый низкий уровень, ведь сейчас конец сухого сезона. А теперь со дня на день погода должна резко перемениться и за те четыре месяца, которые, вероятно, пройдут прежде, чем вы, мисс Борэйн, будете готовы оставить нас и вернуться к своей роли в мире, вода поднимется футов на двадцать, если не больше. Тогда вы будете лететь над водой, даже в этих местах. Уверяю вас, если вы слыхали разговоры о том, что озеро уменьшается, знайте, что это чистая правда… Сто лет тому назад на берегах Чада были большие города. Теперь они представляют собой просто груды обломков, а ближайшая вода находится на расстоянии в пять, а то и десять миль. Даже Майдугури, столица области Борно — мы оставили его на юге — некогда был совсем недалеко от озера. Это постоянно нарастающая сушь, мистер Уайльд. Но если так, то некогда вся Северная Африка была необыкновенно плодородной местностью. Уверен, что вы слышали об этой теории. А еще ранее от Кано до гор Тибести, лежащих у границ Судана плескалось одно обширное внутреннее море. У подножия Тибести, мистер Уайльд, есть очень красивые озера; их воды окрашены в разные цвета благодаря содержащимся в них солям и полезным ископаемым. Но они тоже уменьшаются в размерах.

Но что послужило причиной таких изменений? И как можно изменить эти изменения? Ведь они, мистер Уайльд, ведут к тому, что Нигерия, Чад и другие страны в этом регионе обращаются в пустыню. Действительно ли происходит глобальное изменение климата? Или это следствие бесконечной деятельности самого человека, того, что он веками рубил деревья на дрова, обращая живоносную землю в песок своим отвратительным культивированием? Можно предвидеть, что степи Соединенных Штатов станут подобием пустыни Сахара, если только американцам не хватит богатства и прозорливости для того, чтобы сохранить водные потоки. Да, несмотря на все усилия мир засыхает. Разве это не ужасающая мысль, мисс Борэйн? Этот колоссальный шар, на котором, как говорят ученые, воды гораздо больше, чем земли, начал засыхать от начала времен, а теперь готов погибнуть из-за расточительности человека.

Можно нарисовать график, одна линия которого, показывающая сколько в мире воды, годной к употреблению, будет проходить слева направо по листу бумаги очень, очень медленно снижаясь, а вторая будет все резче и резче изменять свой наклон. С недавнего времени она так круто пошла вверх, что взлетает теперь почти перпендикулярно, отражая прирост требований человечества, основанный не только на взрывном изменении численности населения но и на фантастическом объеме потребления жидкости этой так называемой нашей цивилизацией, которая базирует всю свою промышленность на энергии воды в том или ином виде и в то же время требует чистоты, не нужной никакому другому виду животных. Человек буквально высасывает свою планету досуха, мистер Уайльд, но, увы, еще не выяснил, есть ли в пределах его досягаемости какая-нибудь другая столь же влажная планета. Я думаю, пройдет десять тысяч, а может быть только тысяча лет, и сама Атлантика будет напоминать озеро Чад в сухой сезон.

— У вас неунывающий дух, мистер Укуба, — сказала Синтия Борэйн.

— Я голоден, — Ломан решил перевести разговор на интересующую его тему.

— Вы знаете, Укуба, когда мы ели в последний раз? В шесть часов утром, в самолете.

— Скоро мы будем у меня дома, и там вы сможете наесться досыта.