Мертвые девушки - Хорхе Ибаргуэнгойтиа

Улица Независимости — вторая от реки. На ближайшем к казино «Дансон» углу есть кукурузная мельница и мясной магазин.

А чуть ближе, через дорогу — галантерейная лавка. Хозяева этих заведений знали, что женщины вернулись и живут в опечатанном здании. Никто из них не сообщил об этом в полицию.

Признаки жизни, замеченные соседями в казино «Дансон», между 10 декабря 1962 года и серединой января 1964 года:

Жительница соседнего дома говорит, что часто слышала на заднем дворе голоса и звуки стирки, а один раз несколько женщин пели «Палома Куррукуку».

Один паренек говорит, что как-то вечером решил перелезть через ограду, полагая, что дом пустует, и собрать авокадо. Но когда залез наверх, то увидел двух женщин. Они шли, пригнув головы, в противоположную от ограды сторону.

Сотрудник энергетической компании «Свет и Сила» говорит, что каждый раз, когда темной ночью проходил по улице Независимости, с удивлением видел свет в окнах столовой (единственных, выходивших на улицу), потому что собственноручно отключил этот дом от сети в тот день, когда власти его опечатали.

Хозяин мельницы, которая расположена на углу, вспоминает, что женщина по имени Калавера приходила к нему каждый день и заказывала намолоть шесть, а то и семь, килограммов кукурузы.

Соседка из дома напротив рассказывает, что иногда по утрам, подметая перед входом, видела, как из дома сеньоры Бенавидес выходят три женщины с корзинками и идут в сторону рынка. Ни одна из них не была сеньорой Бенавидес, уж ее-то она знала отлично.

Та же свидетельница сообщает, что ее очень удивляли частые визиты к сеньоре Бенавидес какого-то военного, поскольку сеньора отличалась скромностью и состояла в Обществе неусыпного бдения.

Педро Талавера, коммерсант, говорит, что однажды встретил в амбаре у братьев Барахас одного типа по имени Тичо, который в свое время работал вышибалой в казино «Дансон». Он его спросил: «Чем теперь занимаешься, кум?» Тот ответил: «Развожу кур», после чего взвалил на спину мешок килограммов на восемьдесят и ушел. Прежде чем он скрылся за дверью, из мешка просыпалось немного фасоли — еда, для кур неподходящая.

Один командировочный встретил на автостанции трех женщин, с которыми познакомился в «Прекрасном Мехико» и поэтому знал, что они проститутки. Он спросил, где они теперь работают, собираясь к ним наведаться, но они ответили, что оставили прежнее занятие и работают на фабрике, но не смогли сказать, на какой, и это его удивило.

(Далее следуют и другие свидетельские показания, из которых можно сделать вывод, что до сентября работницы сестер Баладро выходили на улицу редко, группами по двое или трое. Никто из свидетелей не упоминает, что слышал звуки музыкального автомата, и нет никаких данных, что хоть один мужчина посетил за это время казино «Дансон» как клиент.)

Говорит Калавера:

Первые дни после приезда в Консепсьон-де-Руис сеньора Арканхела не поднимала головы. Лежала дни и ночи, глядя в потолок, почти в темноте. И спать — не спала, и просыпаться — не просыпалась. Ни с кем не разговаривала, ничего не ела. Только мои отвары пила. Всем занималась сеньора Серафина. Она мне давала деньги, я ходила на рынок и перед ней отчитывалась.

Так прошли недели две. Как-то утром спускаюсь в кухню разжечь огонь и слышу шум. Сеньора Арканхела меня опередила. Обжаривала перец на жаровне. Посмотрела на меня и говорит:

— Я проголодалась.

Все пошло по-другому. Она спросила, сколько мы тратим. Захотела посмотреть счета.

— Швыряете деньги на ветер, — вот что она сказала.

Она любила экономить. Однажды разозлилась, что я покупаю нопаль.

— Вон его сколько даром растет на склонах, зачем ты его покупаешь на рынке, деньги тратишь? Возьми с собой трех женщин, им все равно делать нечего, пусть режут нопаль, пока бадьи не наполнятся, а потом несут сюда.

Она злилась, что они не работают.

— Погляди-ка на них, — говорит мне как-то раз, когда увидела, что несколько девушек моются, — просто птенчики, как только что вылупились! Только и знают, что клюв разевать, чтоб их кормили!

Каждый вечер она записывала в свою книжечку, сколько съела каждая девушка.

(Книжечка Арканхелы — это блокнот в твердом переплете, такой можно купить в любом канцелярском магазине. Записи датируются в промежутке между июнем 1962 года и сентябрем 1963-го. Арканхела писала без изысков, но разборчиво, зелеными чернилами. На первых страницах еженедельные расчеты с работницами: в первой колонке имена, в двух следующих — «заработано» (комиссионные за спиртное в баре и обслуживание в комнатах), в следующих четырех — «долг»: вычеты за жилье, еду, одежду и выданные наличные. В последних двух колонках подводится итог. На отрицательную сумму она начисляла пени по три процента в месяц. Пока женщины жили в закрытом казино «Дансон» без всякого дохода, у них накопились гигантские долги, которые в сумме составили больше полумиллиона песо. Арканхела скрупулезно считала, сколько ей должны работницы, до середины сентября, когда потеряла надежду вернуть свои деньги.) В феврале — продолжает Калавера — сеньора Арканхела сказала, что не может содержать такую ораву, и решила передать одиннадцать девушек дону Сиренио Пантохе, у которого был бизнес в Халосте, — он уже давно предлагал купить у сеньоры лишних девушек. Сказать по правде, сеньора продала дону Сиренио самых никудышных, самых взбалмошных и некрасивых. Когда они уехали, нам стало спокойнее. Говорят, сеньор Сиренио заплатил сеньоре одиннадцать тысяч песо.

Адвокат Рендон предпринял следующие юридические действия от лица сеньор Баладро: последовательно подал три иска против чиновников, считая, что решение закрыть «Прекрасный Мехико» было не конституциональным, незаконным и безосновательным. Все три иска были отклонены, поскольку судья, который их рассматривал, счел их также безосновательными. Тогда адвокат Рендон обратился в суд с просьбой объявить штраф, который должны заплатить его подзащитные, чтобы снова открыть «Прекрасный Мехико». Суд так затянул с решением о размере штрафа, что вся история кончилась прежде, чем оно стало известно. Видя, что время идет, а результата нет, адвокат Рендон подал прошение на новую лицензию, чтобы сестры Баладро могли открыть другое заведение вместо «Прекрасного Мехико». Ему отказали на том основании, что заявительницы обязаны сперва оплатить штраф за «Прекрасный Мехико». То есть они не могли получить новую лицензию, потому что не заплатили штраф, и не могли заплатить штраф, потому что его размер был неизвестен. Принять залог или депозит судья отказался. В конце концов, адвокат Рендон написал почтительное прошение на имя губернатора Мескалы, подписанное сестрами Баладро, с просьбой выдать лицензию на открытие ночного клуба «в том городе штата, который Вы изволите сами указать». Эта бумага неспешно бродила из одного учреждения в другое, пока не вернулась через несколько месяцев к адвокату Рендону с резолюцией, написанной от руки: «отказывать нижеподписавшимся по любому прошению». И подпись Санабрии, того самого, который танцевал с Лестницей, личного секретаря губернатора.

Юридические действия сестер Баладро, предпринятые в План-де-Абахо, оказались более успешными. В марте 1963 года они освободили от ареста дом на улице Молино и продали его шорнику под мастерскую. Капитан Бедойя уговорил сестер использовать деньги, полученные от сделки, на покупку ранчо.

Меня зовут Радомиро Раина Расо, живу в Консепсьон-де-Руис. Это я продал сестрам Баладро ранчо Лос-Анхелес, но заявляю, что, когда ставил свою подпись под документом, не знал, кто они такие, мне и в голову не могло прийти, для каких дел они будут использовать землю, которую я им продал.

Дело было так: мне нужно было платить долг, я не знал, где взять денег, и решил продать часть своих земель. Об этом я рассказал нескольким людям, и однажды в буфете гостиницы «Гомес» ко мне подошел капитан Бедойя, которого я знал в лицо, и говорит:

— Сколько вы дадите мне комиссионных, если я найду покупателя на вашу землю?

Я назвал ему свои условия, он согласился, и через два дня ко мне приехали в повозке сеньоры Баладро.

Я и понятия не имел, что они содержательницы публичного дома. Наоборот, они выглядели такими солидными, что я пригласил их в гостиную и представил своей жене. Они были в черном. Старшая, та, что распоряжалась, была в траурной шали, как будто только вышла из церкви. Она опекала сестру, как молоденькую девушку. Когда та закинула ногу на ногу, старшая сказала:

— Одерни платье, Серафина.

И молодая натянула платье и закрыла колено.

Моей жене они очень понравились, она угостила их вермутом и печеньем, и они выпили скромно, в меру и без всяких скверных словечек. Потом я предложил им поехать посмотреть землю и взял с собой жену. Кто бы мне сказал, что мы оказались в одной машине со сводницами!