А я тебя да - Юлия Резник

— И все это лишь из-за того, что он ее за жопу схватил?

— Капец, вот так испоганила жизнь мужику…

— Ничего удивительного. Она такая гордячка. Просто цены себе не сложит. На нас смотрит как на грязь. Ну что, вы никогда не замечали? — подзуживала толпу Майка. А я стояла и никак не могла понять, за что она так меня не навидит. И как вообще вышло, что я еще и крайней осталась? Обидно было до слез. За себя… За Семена, которого оклеветали. И за то, что я не нашла в себе смелости его защитить. Думала, они и сами осознают, что были неправы. К тому же нам предстояло уйти на каникулы, а у людей вообще короткая память. Но так меня это грызло, что буквально через несколько дней я все же рассказала Шведову о случившемся. Постаралась так, чтобы это звучало весело, дескать, представляешь, чего о нас напридумывали эти дураки… Он тоже поулыбался. Велел выбросить глупости из головы. Как будто это и впрямь можно было сделать по щелчку пальцев. Мы же с Майкой дружили, а она так некрасиво себя повела… Еще и гадости обо мне всякие напридумывала.

Правда, долго обижаться на людей у меня никогда не получалось. Я была преступно отходчивой. Так что когда мы буквально через неделю столкнулись с Майкой у пляжной палатки с напитками, весело улыбнулась и хотела даже предложить встать рядом со мной — очередь была длинной, а я стояла ближе. Но та побледнела, шарахнулась от меня, как от чумной, а осенью я узнала, что она вообще перевелась на другой факультет.

Намного позже я догадалась, что без Шведова и там не обошлось.

Звоночков было много, но разве обращаешь внимание на такую ерунду, когда влюблен? А прозрение… Оно наступало по чуть-чуть и не сразу. Первый громкий сигнал поступил, когда я напросилась поехать в составе исследовательской экспедиции на острова…

Поток воспоминаний прервал звон упавшей на серебряный поднос ложки. И последовавшие за этим тихие проклятья Шведова. Я вскочила. Моргнула, как сова. Веки отекли и ощущались страшно тяжелыми. Спасибо, хоть утро выдалось пасмурным. Проникающий в окно свет был рассеянным и мягким — глаз не резал. Правда, я все равно зажмурилась. Когда вспомнила, чем закончился вчерашний вечер. Потом выдохнула, подтянула колени к голой груди и накинула повыше простынь. На Шведова не смотрела. Но очень явственно ощущала его внимание. Оно тяжелой плитой придавливало меня к земле.

— Я принес завтрак.

— Мне опасаться яда?

— Если только своего. — Семен сел рядом. Поставил между нами стол. Сегодня он был спокоен. И на его фоне я и впрямь выглядела истеричкой. Не совсем понимая, как продолжать разговор, бесцветно заметила:

— Я не инвалид. Могла бы поесть за столом. Тем более что мне и есть не очень-то хочется.

— Надо. Таблетки…

Те лежали здесь же, на отдельном блюдце. Синенькая капсула, белая круглая и еще две желтых поменьше. Я взяла белую и желтые. Синюю оставила без внимания.

— Это мне врач не назначал.

— Только потому что ты не захотела обратиться к психотерапевту за антидепрессантами.

— Не чувствую необходимости, — пожала я плечами.

— Ты нестабильна.

— Угу. — Нарочито зевнула. — Напомнить, кто меня расшатывает?

Простынь соскользнула вниз, оголяя грудь. Взгляд Шведова повторил ее путь, темнея.

— Я не хочу тебя расшатывать.

Это был абсолютно бесконечный, повторяющийся, ни к чему не ведущий разговор, который в этот момент у меня совсем не было сил продолжать. Поэтому я молча закинула в рот таблетки, запила водой и, отставив стакан, взялась за приборы. Ломтик подсушенного хлеба, крем-чиз, семга, яйцо пашот и авокадо. Все до ужаса полезно, ага… Но вкусно.

— Разве тебе не нужно на работу?

— Сегодня суббота.

— У мирового зла выходной?

— Доедай, кое-куда надо съездить. — Шведов пропустил мои слова мимо ушей и отпружинил от матраса. Все же он передвигался завораживающе грациозно. В одной из немногих экспедиций, куда меня с боем и истериками отпустили, я своими глазами видела Амурского тигра, который передвигался с той же обманчиво ленивой грацией.

— Куда? — насторожилась я.

— Хочу посмотреть один участок.

— Тебя к земле потянуло? — недоверчиво пробормотала я и легко рассмеялась, представив Шведова на грядках раком. А тот в ответ посмотрел на меня и так… хмыкнул. Не знала бы его как облупленного, подумала бы, что с обидой. А ведь на самом деле он вроде как даже оценил мою шутку, прежде чем вышел.

— Нет, а серьезно, зачем тебе участок? — крикнула ему вдогонку.

— Нам, — поправил Семен, возвращаясь с чашкой кофе. — Мы с тобой, Вера Ивановна, будем строиться.

— Типа, все мое — твое?

— Типа.

— Слушай, а вот интересно, если бы мы все же развелись, ну ты же можешь представить гипотетически, что полюбил другую?

— Нет.

— Ну а как же «седина в бороду — бес в ребро»? Перестань. Представь, что тебе захотелось от меня поскорей избавиться. Мы бы как имущество делили при разводе? Пополам, как по закону положено, или ты бы у меня все, что есть, отжал?

— Мы не разведемся, — пожал плечами Шведов. — И кстати, тебе не к лицу образ меркантильной дурочки.

— Дурочкой я бы была, если бы ничего не захотела урвать.

Семен пригубил кофе, смерив меня странным взглядом поверх края чашки.

— Ты бы не захотела. Еще бы и приплатила, да, чтобы я от тебя отстал?

— А ты поэтому не отстаешь? Тебя это заедает? В смысле, то, что я тебя не хочу?

— А кого ты хочешь, Вер? Того смазливого сопляка?

— Не трогай его, — просипела я, чувствуя, как маховик моего настроения с оглушительным свистом полетел вниз.

— Все в твоих руках, Вер, — заметил Шведов, возвращаясь к кровати. Что означало — не делай глупостей, и я не буду. В груди тоскливо заныло. — Доела? Я уберу. Через двадцать минут жду тебя на парковке. Одевайся потеплей. Там прохладно.

Утренний диалог стоил всех сил. И, наверное, мне бы было лучше, сознавшись в этом, остаться дома. Но я не хотела давать Семену лишний повод думать, что я не в порядке. Иначе мне было не видать работы как своих ушей. Так что я, превозмогая себя, согласилась. И на стоянку спустилась, да. Правда, не без задержки.

— Ты как?

— Поехали, — прошептала. — Все равно ж не отстанешь.

С участка, на который меня привез муж, открывался потрясающий вид на море. Впрочем, я бы скорей удивилась, если бы его, то есть вида, не было. Все более-менее престижные районы располагались у воды. А тут и вовсе был совсем рядышком заповедник — места красивейшие.

— Не знала, что здесь