Ключик-замочек(Рассказы и маленькие повести) - Кузьмин Лев Иванович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Где они, ящики? Где? — торопливо соображал Саша. — Да и Митька, простофиля, бежит с этой теткой, никак не вывернется… Надо его, простофилю, выручать!»
Саша перестал заглядывать под колеса, помчался к почтовому вагону. Там во всю ширину раздвинулась высокая дверь, из нее, кем-то сильно брошенный, вылетел фанерный посылочный ящик.
Тетя Клавдя ящик ловко поймала, сунула Мите в руки. Митя быстро поставил ящик на снег.
Тетя Клавдя поймала второй ящик, опять сунула Мите, он и его поставил на снег.
А потом третий, а потом четвертый, а потом какой-то тюк, а потом какой-то мешок, и Митя едва успевал нагибаться, едва успевал разгибаться, он уже ничего не соображал, а только думал, как бы не грохнуть ящик на платформу, не расколоть вдребезги.
Саша подскочил, зашептал:
— Ты что? Ты что? Беги скорей, поезд отойдет!
А тетя Клавдя сунула и ему ящик, и Саша тоже взял и тоже поставил, и тут совсем рядом, над самым ухом, заверещал кондукторский свисток, и — пых-пых! стук-стук! — поезд потихоньку тронулся с места.
Он пошел, а из вагона с почтой вылетел еще один пакетик — видно, последний. Тетя Клавдя изловила и его, машинально сунула Мите в руки. Митя хотел и этот пакетик опустить на платформу, да вдруг застыл. У Мити даже рот приоткрылся.
Нет, Митя смотрел не на поезд. Вслед уходящему поезду смотрел, Саша.
Саша даже побежал было за уплывающими подножками, но, чувствуя, что Митя не трогается с места, и сам остановился.
Он посмотрел, как, покачиваясь, удаляется красный кружок на последнем вагоне, судорожно вздохнул, насупился и обернулся к Мите.
А Митя, его надежный компаньон Митя, даже и краешком глаза не посмотрел вслед поезду. Да мало того, что не посмотрел, он даже и не шелохнулся. Для Мити поезда словно и не бывало.
Митя, похоже, про поезд совсем и не думал: с таким странным видом стоял он сейчас на платформе и так пристально разглядывал тот самый пакет, который только что упал ему в руки.
Лицо у Мити было такое, будто он увидел в собственных руках луну или еще что-то не менее удивительное. Митя разглядывал пакет и вовсю улыбался.
— Ты чему это радуешься? — подскочил к нему Саша. — Ты чему, разиня, радуешься? Тому, что поезд упустили, да?
Но Митя и этих слов будто не понял. Он очумело взглянул на товарища, потом торжественно, обеими руками вознес пакет впереди себя и повернул его так, что Саша сам хотел не хотел, а уставился на пакет.
На нем, на грубой, толстой парусине, в которую пакет был зашит, четко виднелась фиолетовая, чернильная надпись:
ЭНСКАЯ ОБЛАСТЬ.
КУКУШКИНСКИЙ РАЙОН.
ДЕТСКИЙ ИНТЕРНАТ № 3.
ДМИТРИЮ КУКИНУ.
А чуть пониже обратный адрес:
П/П 1928 Н. И. БАБУШКИН.
И тут Саша сам позабыл про поезд. Он забыл даже про тетю Клавдю, которая в это время пересчитывала разбросанные ящики, составляла их горкой.
Саша выхватил из Митиных рук пакет, еще раз перечитал оба адреса — перечитал и сказал:
— Ну, Митя… Ну, Митя… — а дальше сказать ничего не мог.
А тетя Клавдя:
— Раз, два, три, четыре, пять! — досчиталась до этого пакета, ткнула в него пальцем: — Шесть! — и вдруг тоже удивилась: — Вы зачем его схватили? Зачем? Положите. Он ведь не ваш…
— Наш! — с ликованием в голосе крикнул Саша. — Наш! Вот его — Дмитрия Кукина.
Тетя Клавдя изумленно подняла брови, наклонилась к Саше, к пакету:
— Ну-ка, ну-ка… Ой, и верно! Кукину… Дмитрию… От кого это тебе? От какого-то Бабушкина с полевой почты… От какого Бабушкина?
— От лейтенанта. От Н. И. … — осевшим голосом просипел Митя и потянулся к пакету.
— Это как понимать — «Н. И.»? Имя-отчество говори полностью, — сказала тетя Клавдя и отнесла руку с пакетом в сторону.
Митя перепугался, что пакет она не отдаст, и растерянно прошептал:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Так я же не знаю…
— Ах, не знаешь! Может, ты и своего имени не знаешь? Может, ты совсем и не Дмитрий? Может, у вас в интернате какой другой Дмитрий Кукин есть? А ну, показывай паспорт!
Тетя Клавдя вроде бы шутила, а вроде бы и не шутила. Испуганный Митя разобрать этого не мог. На глаза у него навернулись слезы, да тут опять вмешался Саша. Он закричал:
— Да вы что? Почему же он не Дмитрий, когда он — Митя! А от Бабушкина у него письмо есть — в кармане, в курточке. Митя, покажи ей письмо!
Митя стал расстегивать пальто, чтобы добраться до курточки, а тетя Клавдя увидела, как пальцы у него дрожат, не могут нашарить петельки пуговиц, испугалась и сказала:
— Не надо, не надо. Я ведь смеюсь… Бери свой пакет, только распишись вот здесь.
Она вынула из кармана полушубка химический карандашный огрызок, стопку бумажек, и на одной бумажке Митя вывел свою фамилию: «Кукин». А потом подумал и добавил для верности: «Дмитрий». Он хотел еще написать: «Семенович», да тетя Клавдя отняла бумажку, засмеялась:
— Хватит, хватит. И так все теперь понятно, и так все теперь законно. Бери пакет.
— Его можно уже и раскрыть? — спросил Митя.
— Можно, да потерпи чуть-чуть. Сперва помогите мне почту до саночек донести. Они у вокзала стоят.
Митя сунул свой пакет за борт пальто, с готовностью схватил сразу пару посылок, Саша тоже взял пару посылок, а тетя Клавдя — посылку, тюк и мешок.
Они пошли по платформе и там, в самом конце, увидели двух железнодорожников в черных узких шинелях и в черных зимних шапках. Железнодорожники разговаривали, смеялись. Один из них свертывал папироску, и был он очень высокий, худой, с лохматыми седыми бровями над горбатым носом, а второй был маленький, молоденький, с розовым лицом.
«Наверное, тот большой — наш дежурный, а тот маленький — Валя, — подумал Митя. Подумал, сразу вспомнил про свое беглое положение, и сердце у него тоскливо заныло: — Неужто Саша опять будет ждать поезда? Неужто опять побежим?»
Он опасливо покосился на Сашу, но тот спокойнехонько нес посылки, на Митю не смотрел, сигналов никаких не подавал. Тогда Митя нежно, подбородком, погладил торчащий на груди пакет. Ему не терпелось узнать: что там? Ему так не терпелось, что он первым добежал до саночек и, поскорее освобождая руки, бросил ящики на саночки.
Саша тоже разгрузился, и прямо тут, на посылках, мальчики принялись тормошить пакет.
— Господи! — сказала тетя Клавдя. — Вот нетерпены… Без ножниц, прямо зубами шпагат рвут! Пошли бы ко мне на почту, там бы и распечатали. Не рвите, не рвите, давайте помогу.
Ей ведь и самой страсть как хотелось увидеть, что там такое прислал Мите Кукину лейтенант Бабушкин.
А мальчики грубые, толстые швы уже раздернули, и внутри под упаковкой оказались еще два отдельных, замотанных в бумагу пакетика.
— Давай, разматывай! — сказал Саша, и Митя принялся разматывать первый сверток.
Он разматывал его очень бережно. Он разматывал его очень тихо. Он разматывал так медленно, что Саша крикнул:
— Да скорее же!
И Митя развернул и сразу сказал: «Ох!», и, сверкнув золотом якорей и прошуршав черным шелком ленточек, перед всеми возникла великолепная матросская бескозырка.
Митя опять вздохнул:
— Ох!
Тетя Клавдя произнесла:
— Ну и ну!
А Саша сказал:
— Вот так да! Ну-ка, надень-ка!
Митя снял ушанку, надел бескозырку.
— Идет! В самый раз… — похвалил Саша, а тетя Клавдя добавила:
— Вылитый гвардеец! Настоящий моряк, да и только!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Митя протянул бескозырку Саше:
— На, Сашок, и ты примерь.
Но Саша мужественно отказался. Саша сказал:
— Не надо. Посылка твоя, значит, и бескозырка твоя. Давай дальше смотреть.
А дальше обнаружились не менее интересные вещи. Синий с красным, шестигранный командирский карандаш «Тактика» с двумя наконечниками из новеньких, с медным блеском автоматных гильз, огромная, шириной с ладонь, плитка шоколада под названием «Золотой якорь» и письмо!
