Маньяк из Бержерака. Дом судьи. Мегрэ и человек на скамейке (сборник) - Жорж Сименон

Мегрэ скомкал бумагу и отбросил ее, пожав плечами. Потом взял еще один лист бумаги и написал неровным почерком:

Дюурсо – маньяк?

Риво – маньяк?

Франсуаза – маньячка?

Мадам Риво – маньячка?

Розали – маньячка?

Комиссар – маньяк?

Хозяин гостиницы – маньяк?

Ледюк – маньяк?

Незнакомец в лакированных туфлях – маньяк?

Однако с какой стати в этой истории обязательно должен присутствовать маньяк?

Мегрэ нахмурился, вспоминая первые часы своего пребывания в Бержераке.

Кто тогда говорил с ним о маньяке? Кто сказал ему, что два преступления мог совершить только маньяк?

Доктор Риво!

И кто тотчас же подтвердил его предположение, кто направил официальное расследование в этом направлении?

Прокурор Дюурсо!

А что, если никто даже не пытался отыскать маньяка? Что, если все просто хотели найти логичное объяснение случившемуся?

Например, эти рассказы об игле, которой протыкали сердце, могли быть придуманы только для того, чтобы заставить всех считать, что преступления совершены садистом.

На следующем листе бумаги Мегрэ написал: «Вопросы».

И разукрасил буквы, словно школьник, страдающий от безделья.

1. Действительно ли Розали подверглась нападению или все имело место только в ее воображении?

2. Было ли в действительности нападение на Франсуазу?

3. Если оно имело место, то напал ли на нее тот же убийца, который убил двух первых женщин?

4. Является ли убийцей человек в шерстяных носках?

5. Кто убил убийцу?

Вошедшая в номер мадам Мегрэ бегло взглянула на мужа, отвернулась и принялась снимать пальто и шляпку, после чего присела возле его постели.

Машинально она взяла бумагу, карандаш и, вздохнув, сказала:

– Ну, диктуй!

Несколько мгновений в Мегрэ боролись два желания: устроить очередную сцену, поскольку поведение жены он мог интерпретировать как издевательство или же отреагировать спокойно и добродушно, тем самым восстановив мир в семье.

Он отвернулся, чувствуя себя неловко, как обычно бывало в подобных ситуациях. Жена пробежала глазами написанные им строчки.

– У тебя есть идеи?

– Нет у меня никаких идей!

Мегрэ взорвался. Да, у него не было никаких идей! Да, он был не в состоянии разобраться в этой запутанной истории! Это приводило его в бешенство. Он был близок к отчаянию! Ему хотелось отдохнуть, провести спокойно несколько оставшихся у него свободных дней в имении Ледюка среди уток и кур, слушая умиротворяющие звуки деревенского быта и вдыхая запахи хлева и конюшни…

Но он не хотел отступать! И ему не нужны были советы!

Поймет она это в конце концов? Сможет ли по-настоящему помочь ему, вместо того чтобы упрямо подталкивать к отступлению?

Вот о чем говорила тревога в его взгляде.

И жена ответила ему словами, не слишком часто употреблявшимися в их семье:

– Бедный мой Мегрэ!

Она называла мужа по фамилии только в определенных ситуациях, когда признавала его мужчиной, хозяином, воплощением силы и мозговым центром семьи! Правда, на этот раз она произнесла эти слова недостаточно уверенно, но разве он не нуждался в них, словно ребенок, которому требовалась материнская поддержка?

Вот и все. Трудный момент в жизни супружеской четы остался позади!

– Будь добра, подложи мне под спину еще одну подушку.

Хватит ребячества, с раздражительностью и глупыми чувствами покончено!

– И набей мне трубку!

С улицы доносились голоса споривших мальчишек. Один из них получил затрещину, и теперь в слезах бросился домой, чтобы пожаловаться матери.

– В общем, прежде всего мне нужно разработать план. Думаю, что действовать следует так, словно у нас больше не будет никаких новых данных! Иначе говоря, мы должны опираться на то, что уже знаем, и обязаны проверить все возможные гипотезы, пока одна из них не зазвенит чистой нотой среди какофонии ошибочных.

– Я только что встретила в городе Ледюка…

– Он заговорил с тобой?

– Разумеется! – Она улыбнулась. – Он в очередной раз настаивал, чтобы ты уехал из Бержерака и пожил некоторое время у него. В момент нашей встречи он только вышел из дома прокурора.

– Скажите на милость!

– Он говорил быстро, как будто был чем-то встревожен.

– Ты заходила в морг, чтобы взглянуть на труп?

– Здесь же нет морга. Его положили в камере для арестованных. Возле дверей столпилось человек пятьдесят, так что мне пришлось долго ожидать в очереди.

– Ты обратила внимание на его носки?

– Конечно! Это носки из прекрасной шерсти. Их связали вручную.

– О чем это говорит? Это был человек, ведущий упорядоченную жизнь; по крайней мере у него есть жена или дочь. Или женщина, заботящаяся о нем. Или же он бродяга, потому что бродягам вяжут носки девушки из хороших семей, работающие в благотворительных организациях.

– Только бродяги не путешествуют в спальных вагонах.

– Как правило, мелкие буржуа тоже. Еще реже там можно встретить мелкого служащего. Во всяком случае во Франции. То, что этот человек взял билет в спальный вагон, позволяет предполагать, что он привык к длительным путешествиям. А туфли?

– Туфли фирменные. Их можно купить только в большом магазине.

– Костюм?

– Черный, очень поношенный, но из хорошего драпа, сшит на заказ. Его носили по меньшей мере года три, как и пальто.

– А шляпа?

– Шляпу не нашли. Возможно, ее унесло ветром.

Покопавшись в памяти, Мегрэ не смог вспомнить, была ли шляпа у человека из спального вагона.

– На что еще ты обратила внимание?

– Рубашка была заштопана на воротнике и на рукавах. Тонкая работа.

– Следовательно, об этом человеке заботилась женщина. Бумажник, документы, мелочь из карманов?

– Ничего, кроме очень короткого мундштука из слоновой кости.

Они беседовали естественно и просто, словно два сотрудника. Это означало разрядку после многих часов нервотрепки. Мегрэ неторопливо дымил своей трубкой.

– А вот и Ледюк!

Старый полицейский пересекал площадь, передвигаясь более торопливо, чем обычно, со сдвинутой на затылок соломенной шляпой.

Когда он постучался, мадам Мегрэ открыла ему дверь, но он даже забыл поздороваться с ней.

– Я только что от прокурора.

– Знаю, знаю.

– Да, конечно… Тебе сказала жена… Потом я заглянул в комиссариат, чтобы убедиться, что новость не выдумана. Это что-то невероятное, сногсшибательное.

– Говори, я слушаю.

Ледюк смахнул пот со лба. Машинально опорожнил стакан с лимонадом, приготовленный для Мегрэ.

– Ты позволишь?.. Такое случилось впервые… Естественно, в Париж были отправлены отпечатки пальцев… Ответ только что пришел… И тут такое выяснилось!

– Ну, ну?..

– Наш мертвец ушел из жизни несколько лет назад!

– Что ты несешь?

– Я говорю, что по официальным сведениям этот тип скончался несколько лет назад. Речь идет о некоем Мейере, известном также под именем Самюэль, которого приговорили к смертной казни в Алжире и который…

Мегрэ приподнялся на локте.

– И который был казнен?

– Нет! Скончался в госпитале за несколько дней до казни!

Мадам Мегрэ не смогла сдержать легкую, чуть насмешливую улыбку, увидев светящееся радостью лицо мужа.

Заметив эту улыбку, он чуть было не улыбнулся в ответ, но желание сохранить достоинство одержало верх. Он нахмурился, как и подобало в данной ситуации.

– И что он натворил, этот Самюэль?

– В информации, полученной из Парижа, об этом ничего не говорится. Нам пока пришла только шифрованная телеграмма. Вечером должны прислать копию его досье. Не надо все же забывать, что даже Бертильон[3] признает, что отпечатки пальцев двух людей могут совпасть в одном случае из ста тысяч. Мы вполне могли столкнуться именно с таким случаем.

– Прокурор ломает над этим голову?

– Конечно. Он чрезвычайно озабочен. Говорил, что собирается вызвать бригаду оперативников. Но он боится, что приедут следователи, которые захотят получать инструкции от тебя. Он расспрашивал, насколько важную роль ты играешь в конторе. Ну, и все такое.

– Набей-ка мне трубку, – обратился Мегрэ к жене.

– Но это будет уже третья!

– Неважно! Готов поспорить, что сейчас у меня температура ниже тридцати семи. Самюэль! Лакированные туфли на резинках! Он еврей, а у них обычно очень нежные ноги. И у них настоящий культ семьи – вот вам и вязаные носки! И конечно, культ экономии – потому он и носил один костюм три года. Костюм из стойкого драпа…

Он замолчал.

– Я шучу, дети мои! Но я могу сказать вам и правду! Я пережил довольно трудное время. Стоит только вспомнить об этом странном сне… Однако должен признать, что сейчас тюлень – если, конечно, это не кит – сдвинулся с места… И вы увидите, что он, потихоньку передвигаясь, пройдет дорогу до конца.