Отражения - Мария Николаевна Покусаева

от меня хотят. – Доброго вечера, леди Тересия, – кивнула я пожилой леди, проходя мимо. Та по-прежнему ласково улыбалась. – Если хотите, я почитаю вам вечером, – добавила я чуть тише, тоном заговорщика.

– Это будет мило с вашей стороны, Мари, – Тересия прикрыла книгу, оставив палец между страниц там, где она закончила читать. – Присцилла в лаборатории и просила сказать вам, чтобы вы подошли к ней, сразу, как вернетесь.

Я замерла в двух шагах от Ренара и двери. Ренар вопросительно поднял брови, я развела руками в стороны.

– …но, Мари, не переживайте, – добавила Тересия, снова утыкаясь в книгу. – Я не думаю, что чашка чая задержит вас надолго. В этом доме никого не заставляют работать на пустой желудок. Я запомнила ваше обещание, милая, – бросила она мне, когда я уже почти проскользнула в столовую. – И твое тоже, мой хороший.

Я заметила, как Ренар по-доброму усмехнулся, закрывая за мной дверь.

***

– Добрый вечер, леди Лидделл.

– Добрый вечер, леди Присцилла, – я коротко присела в знак приветствия, хотя Присцилла лишь махнула мне рукой, не подняв взгляда от металлической чаши, в которой смешивала содержимое многочисленных скляночек, окружавших ее.

В лаборатории пахло травами, воском и каким-то смутно знакомым мне эфирным маслом. Пять волшебных кристаллов, стоявших тут же, на столе, давали достаточно света, чтобы можно было разглядеть надписи на этикетках – латынь, конечно, латынь, таинственные цифры и мелкие, незнакомые мне символы.

– Вряд ли вам стоит знать, чем я занимаюсь, – сказала Присцилла, все так же не отвлекаясь на меня. – Пара минут, и я закончу. Как ваша прогулка? Унылые пейзажи еще не начали нагонять на вас тоску?

Я скользнула взглядом по оконному стеклу, которое разделяло комнатку, залитую светом, и густую тьму, наполнившую сад. Мелкие, неровные стеклышки отражали огоньки и силуэт Присциллы, искажая картинку, дробя ее на кусочки и собирая их вместе. Каждое движение внутри комнаты меняло положение теней – и блики на стеклах тоже менялись.

Мое молчание затянулось чуть дольше, чем мне было нужно, чтобы придумать дежурный ответ в этом диалоге вежливого равнодушия, а я так и не придумала, что сказать.

– Мы были у Шамаса.

Присцилла еле слышно фыркнула, как кошка, в миску которой попало что-то, достойное лишь презрительного движения усами.

Я сделала шаг вдоль шкафчиков, стоящих у стены, и провела рукой по резным деревянным дверцам, за которыми, как я помнила, скрывались пучки трав, камни, коробочки с чем-то, инструменты и стеклянные сосуды.

– Шамас рассказал мне об Амелии, – продолжила я, наблюдая за тем, как Присцилла размешивает ложкой с длинной витой ручкой темную, густую почти как мед субстанцию. На меня она все так же обращала внимания не больше, чем на сияющие кристаллы. – Как так получилось, что принцесс никто не видел несколько лет?

– При желании их могли бы не видеть еще дольше, – Присцилла, наконец, подняла на меня взгляд. Правда, лишь для того, чтобы попросить передать бутылку из темного стекла, которую пришлось достать из шкафчика слева от меня. – Когда в жилах ребенка течет особая кровь, его существование либо старательно скрывают, либо выставляют напоказ – с таким же рвением и старанием, как при иных обстоятельствах старались бы скрыть. Леди Катарина прикрывалась трауром, чтобы спрятать себя и своих дочерей, но вот о ее целях, милая, я судить не возьмусь. Может быть, не хотела, чтобы девочек втянули в какую-нибудь увлекательную игру, а, может, наоборот, придумывала свою собственную партию.

Темная, густая жидкость медленно стекала на дно бутылки, Присцилла следила, чтобы она не пролилась мимо, и продолжала говорить:

– Я слишком стара и цинична, чтобы верить в столь затяжной траур. Разве что в траур по упущенной возможности стать королевой, – она снова фыркнула. – И слишком хорошо знаю Катарину, чтобы не питать иллюзий относительно ее любви.  Ах, бедняжка Катарина, она была так близка, так близка к своей цели, но судьба была так коварна, – почти пропела Присцилла, защелкнула механизм, закрывающий бутылку фарфоровой пробкой, и коротко рассмеялась. – Впрочем, его высочество Фредерик был тем еще оленем.

Я удивленно наклонила голову набок.

– Что? – Присцилла улыбнулась этой их кривой улыбкой, которой улыбались все дель Эйве. – Вы же не ябеда, Мари, и не нажалуетесь Антуану, что я считаю его погибшего брата… не слишком умным? Мальчик, конечно, беззастенчиво использует моего племянника в своих целях, и я имею право на некоторые вольности…

– У вас сегодня хорошее настроение, леди Присцилла, – сказала я.

– Я предвкушаю интересную игру, – сощурилась она в мою сторону. – За которой буду наблюдать вблизи. Вам повезло чуть меньше, милая, вы окажетесь в самой гуще событий. Так что кое-где придется хорошенько вас подготовить.

Она расторопно убрала все со стола, попросив меня подвинуться куда-нибудь, где я не буду мешать. Я встала спиной к окну. Спине тут же стало холодно, и я вздрогнула, подумав, что кто-то в этой зимней темноте может следить за мной и прямо сейчас смотреть в меня неприятно-пристальным взглядом тысяч глаз.

– Мои симпатии однозначно на стороне Дара, – продолжила Присцилла как ни в чем не бывало и подошла к двери, ведущей в библиотеку. Я заметила у нее в руке две свечи. – Пойдемте, леди Лидделл. Сегодня никакой каллиграфии, обещаю.

Она тонко улыбнулась, наклонив голову к плечу, и придержала дверь передо мной. Я прошмыгнула мимо Присциллы, стараясь не задеть ее плечом или локтем. В библиотеке никого не было, даже Корвина, который частенько поджидал меня здесь, словно угадывал, когда я собираюсь спрятаться в книгах. Только огонь в камине лениво доедал остатки дров. Я дернулась, чтобы хлопнуть в ладоши и зажечь кристаллы, но Присцилла цыкнула на меня и попросила повременить.

Становилось все интереснее и интереснее.

– Я прекрасно понимаю, что не каждая молодая девушка способна провести четыре часа, непрерывно выводя буквы или срисовывая в альбом листья растений, – Присцилла взяла подсвечник с полки, на которой стоял с десяток ламп, подсвечников и канделябров. – Поэтому меня приятно удивила ваша усидчивость… хотя я и понимаю, что это в большей степени упрямство, чем послушание, – заметила она с оттенком удовольствия. – Скажите, леди Лидделл, вам понятно, для чего я заставляла вас заниматься подобной ерундой?

Она застыла рядом с камином и пристально посмотрела на меня.

Я вздернула подбородок и непроизвольно сжала правую руку в кулак.

– Концентрация и наблюдательность, – сказала я уверенно, потому что знала.

Присцилла оскалилась и кивнула:

– Концентрация, наблюдательность и усидчивость, милая, – она выделила слово «усидчивость», то, про что я забыла. – И кое-что еще. Уверенность пальцев. Твердость руки. Навык вести линию именно так, как тебе нужно, не