«Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца» - Чарльз Брандт

В журнале боевых действий сообщается, что 45-я дивизия «наголову разбила немцев», сокрушила все их попытки «уничтожить плацдарм». Период ожесточенных немецких атак под Анцио сменился месяцами «выжидания» и «удерживания позиций». В ходе постоянных бомбардировок и артобстрелов погибло свыше 6000 военнослужащих союзнических сил. В мае основные силы сумели все же прорваться через линию обороны немцев в районе Монте-Кассино. К концу мая 150 000 измотанных в боях, но не потерявших присутствия духа солдат покинули траншеи в Анцио и соединились с силами, наступавшими на Рим с юга. А 6 июня 1944 года силы союзников высадились в Нормандии – второй фронт был открыт.

«В Рим мы вошли маршем, без боев. Рим был объявлен «открытым городом», то есть ни одна из сторон не собиралась открывать огонь, но немцы все же постреливали. Именно в Риме я впервые увидел уличные кафе. Мы присели за столик отдохнуть, поесть и выпить вина. Там же я впервые увидел светловолосую итальянку, проходившую мимо кафе. Разумеется, не обошлось и без приключений. Благо это было нетрудно. Нам выдавали шоколад, сыр и яичный порошок в банках – этого вполне хватало. Итальянцы голодали, кто вправе упрекнуть их в падении нравов? Интимные контакты с местным населением не поощрялись, но что командование могло с нами сделать? Отправить на передовую?

Какое-то время мы сражались с немцами в Италии, затем нас перебросили на соединение с силами, осуществлявшими высадку на южном побережье Франции. Операция носила название «Дракон». Это было 14 августа 1944 года. Высадившись, мы натолкнулись на сопротивление противника. Но огонь они открыли, скорее, для проформы. Что, правда, не уменьшало опасности попасть под пулю. Пары выстрелов и то хватит с лихвой.

Я пробирался перебежками по берегу под Сен-Тропе, и мне вдруг показалось, что меня подстрелили – вся форма была забрызгана кровью. Тут же ко мне подбежал наш санитар, лейтенант Кавота из Пенсильвании:

– Ах ты, сукин сын! Кровь, говоришь? Это не кровь, а вино! Вставай, и вперед! Фляжку твою прострелили!

Хороший он был парень, этот лейтенант.

Оттеснив немцев, мы вошли в Эльзас-Лотарингию – часть области принадлежала немцам, часть французам. Был у меня один приятель из Кентукки по кличке Поуп. Отличный был солдат. Нельзя так сразу говорить о людях – вот этот трус, а этот смельчак. Там, в Эльзас-Лотарингии, этот Поуп однажды выставил свою ногу из-за дерева в надежде схлопотать пулю и отправиться в госпиталь, а потом и домой. И схлопотал. Только не пулю, а здоровенный осколок, которым ногу как ножом срезало. Сам он выжил и домой попал. Только одноногим.

Приходилось видеть и как наши ребята сильно расходились во мнениях, как поступить с пленными. Немцы вокруг только и норовят пристрелить и тебя, и твоих товарищей, а тут представляется возможность отомстить им – когда они решают сдаться в плен. Находились такие, кто мстил. Всегда можно сослаться, что не знаешь немецкого и не понял, что они от тебя хотят. Или можно еще и сочинить байку о том, что, дескать, ты их пленил и стал конвоировать к себе в тыл, а они давай бежать. Ну, ты их при попытке к бегству… сами понимаете. Я не имею в виду массовую резню. Если тебе поручено отконвоировать в тыл большую группу, ты исправно это выполняешь, но если их горстка, то ты делаешь то, что должен делать, и то, что от тебя ожидают другие. Лейтенант приказал мне отконвоировать большую группу пленных, и я сделал то, что должен был.

Во время перестрелки в Эльзасе Диггси ранило в спину. Санитары потащили его вниз по холму. К тому времени я уже изрядно очерствел душой, но, поверьте, видеть, как Диггси на твоих глазах ранило – это на меня подействовало. Я заметил валявшуюся на земле винтовку Диггси. Не любит начальство, если оружие на земле валяется. Ну, я и попросил ребят прикрыть меня, а сам пополз за винтовкой и притащил ее.

– Да ты точно ненормальный! – только и сказал тогда Диггси. – Тебя ведь прикончить могли из-за этой гребаной «М-1».

– Да брось ты – немцы и не догадываются, что их больше, – ответил я.

Тогда Диггси уже второй раз ранили у меня на глазах.

Там, в Эльзас-Лотарингии, мы узнали, что немцы перешли в контрнаступление в Арденнах в Бельгии. Хотели сломать наше продвижение из Нормандии. Это называлось Арденнская операция. Немцы наступали в выступе, и срочно потребовались части для усиления северного участка фронта. Нашу роту оставили прикрывать весь южный участок – 120 человек должны были обеспечить прикрытие полосы целой дивизии (10 000—15 000 человек).

Нам только и оставалось, что отступить. В канун нового, 1945 года мы шли всю ночь. Мы своими глазами видели, как французы срочно снимали американские флаги и вместо них снова вывешивали немецкие. Но вскоре подоспело подкрепление, и мы опять отбили позиции у немцев.

Оттуда мы с боями стали продвигаться к Гарцу. Немцы удерживали позиции высоко в горах. Однажды вечером мы перехватили транспорт, доставлявший немцам горячую еду. Наевшись до отвала, мы вылили похлебку на землю. Немок мы не тронули. Они были, по сути, штатскими – служащими вспомогательных частей. Поварихи. Пальцем их не тронули. Но транспорт сопровождала небольшая группа солдат. Взять их с собой мы не могли – наступали. Поэтому раздали им лопаты, и они стали копать для себя могилы. Вы спросите, а на кой черт кому-то париться из-за собственной могилы. Верно, вроде бы незачем. Но у человека всегда ведь теплится надежда: а может, эти вояки-американцы передумают и смилостивятся, а может, не ровен час, и свои подоспеют, а может, нас и расстреляют, но в награду за нашу ретивость прикончат сразу, без лишних мучений. Мне, во всяком случае, тогда расстреливать их не хотелось.

После Гарца мы повернули строго на юг Германии, овладели Бамбергом, а потом и Нюрнбергом. Наши бомбардировщики практически сровняли этот город с землей. Именно там Гитлер и проводил свои партийные съезды. И теперь уничтожалось все, что хотя бы отдаленно напоминало о нацистских временах.

Целью наступления был Мюнхен в Баварии – город, откуда Гитлер и начинал в своей знаменитой пивной. Но по пути мы освободили концентрационный лагерь Дахау».

В журнале боевых действий сказано, что в лагере было обнаружено «…около 1000 трупов… Рядом расположены газовая камера и крематорий. Одежда и обувь аккуратными стопками складирована тут же, рядом с аккуратно сложенными телами».

«Мы были наслышаны о зверствах, творимых нацистами в концентрационных лагерях, но мы были не готовы столкнуться с их последствиями – горами трупов и страшным смрадом. Подобные картины впечатываются в сознание навечно. Тебе уже никогда не избавиться от них. Молодого белокурого заместителя коменданта немецкого лагеря и нескольких офицеров посадили в джипы и увезли неизвестно куда. Позже издали послышались выстрелы. Без долгих разбирательств остальные охранники лагеря Дахау – а их было около 500 человек – тоже получили свое. Среди бывших узников лагеря нашлись такие, кто с радостью одолжил у нас винтовки. И на лицах вершивших возмездие не было ни следа раскаяния.

Вскоре после этого мы направились на юг и овладели Мюнхеном, а еще две недели спустя война в Европе закончилась – Германия безоговорочно капитулировала.

Долгие годы я периодически вижу во сне былые бои, но в этих снах они всегда перемешиваются с заказами, которые я после войны выполнял для определенных людей.

Демобилизовали меня 24 октября 1945 года, за день до 25-летия, но только по календарю».

Глава 7. Пробуждение в Америке

«По стечению обстоятельств я в октябре 1945 года во французском Гавре случайно встретил своего младшего брата Тома. Война кончилась, и нас обоих, правда, на разных кораблях, отправляли в Филадельфию. Том какое-то время участвовал в боях.

– Привет, Том! – сказал я.

– Привет, Фрэнк, – ответил он. – Как ты изменился! Ты уже не тот мой брат, который был до войны.

Я понял, что Том имел в виду. И все дело в этих 411 днях сражений – они отпечатались не только на лице, но засели в глазах.

Слова братца крепко запали мне в душу, и я задал себе вопрос: а не попытался ли он заглянуть в нее? Я и сам понимал, что теперь уже не тот, что прежде. Меня теперь уже многое не трогало. Я прошел почти всю войну – чего и кого мне бояться? В Европе я ушел в себя и после этого уже больше не вышел. К смерти привыкаешь. Как и к тому, что приходится убивать других. Разумеется, не каждый день тебе приходится кого-нибудь убивать – выдаются и веселые денечки, но они мимолетны. Я имею в виду не ранения, этого «счастья» мне, слава богу, не выпало. Однако, не пойди я добровольцем на войну, я бы ничего этого не видел и не совершил бы поступков, которые пришлось совершить. Я бы просто остался в Штатах и продолжал бы отплясывать в свободные от службы в военной полиции часы под «Tuxedo Junction».

Стоит только ступить с корабля на сушу, как ты видишь вокруг американцев, причем не в военной форме, которые лопочут на твоем родном английском, и тебя все это здорово бодрит.