Лукавый ангел - Сандра Мэй

Ночью ничего интересного не происходило, потому как Элис Джексон в тепле заснула мертвым сном, а Даг Брауни по обыкновению помаялся некоторое время, но потом разозлился и просто приказал себе заснуть. В результате вскочил он часов в десять, в холодном поту, после того как ему приснилось, что Элис Джексон с рюкзаком за спиной и с тесаком в руке уходит к горизонту, а сам Даг лежит голый посреди поля и не может пошевелить ни рукой, ни ногой.

Он стремительно оделся, проскакал по всему дому, убедился в том, что угги Элис спокойно стоят возле вешалки, а куртка висит над ними, заглянул в кухню и, немного успокоенный, вернулся на второй этаж. Он дошел уже почти до своей комнаты, когда что-то его словно подтолкнуло, и он вернулся, взялся за ручку двери Элис Джексон…

Она была в душе — вода шумела. Кровать еще не застелена, разбросана, и Даг, не удержавшись, коснулся смятой подушки рукой, словно надеясь уловить тепло тела Элис Джексон. Потом наклонился — и решительно вытащил ее рюкзак из-под кровати.

Под такой водой она могла бы простоять вечность. Теплые струи упруго били по плечам и груди, и Элис блаженствовала. То есть могла бы блаженствовать, если бы не мысли, лезущие в голову.

Собственно, почти все они касались Дага Брауни. Как ни странно, Элис почти не вспоминала ни об Оуэне, ни о Херувиме, ни о том, что ей угрожает смертельная опасность, — все это казалось несущественным. Зато воспоминания о черных глазах Дага Брауни, о тяжести его тела, о вкусе его губ не оставляли девушку.

Честно говоря, он прав, конечно. Нельзя было вчера так легкомысленно уходить из дома, нельзя. Но и оставаться в доме она не могла, потому что ее слишком переполняли эмоции. Это неудивительно — до сих пор ее охватывает сладкая дрожь при воспоминании о сильном загорелом теле, раскинувшемся среди простыней…

Все-таки загорелом. Абсолютно южный загар у Дага Брауни, практически на всем, гм, теле, кроме узкой светлой полосы…

Элис бросила быстрый взгляд в зеркало, увидела, что покраснела, рассмеялась и вылезла из-под душа. Завернулась в широкое махровое полотенце и открыла дверь ванной — вытираться в таком маленьком помещении было страшно неудобно…

Даг Брауни стоял возле ее постели и внимательно изучал содержимое ее рюкзака. Элис замерла на пороге ванной, не веря своим глазам, но он поднял голову и ответил ей взглядом, в котором не было ни тени смущения или испуга — только вызов. Элис шагнула в комнату, вырвала у Дага из рук рюкзак. Когда она заговорила, голос ее звенел от сдерживаемой из последних сил ярости:

— Если у вас есть объяснения, то я в них не нуждаюсь. Не желаю слушать ваши извинения…

— Хорошо, потому что я не собираюсь извиняться. Это моя работа.

— Что?! Копаться в моих вещах в мое отсутствие?! Трусы мои пересчитывать — работа?!

— Тут есть кое-что поинтереснее ваших трусов. Как вы объясните, например, вот этот милый наборчик, а?

И Даг обвиняющим жестом указал на разложенные на простыне инструменты.

— Мини-дрель, щипцы, напильник, стальная проволока, кусачки, увеличительное стекло… Только не врите, что это ваш маникюрный набор. Я знаю, чем женщины полируют ногти. И, наконец, звезда нашей коллекции — вот этот ма-аленький, малю-усенький такой мешочек. Я, конечно, не специалист, но в нем, судя по всему, целое состояние. Вы кем, барышня, работали раньше? Не медвежатницей ли? Может, вы просто подломили сейф у Клиффа в кабаке, и он совершенно справедливо хочет открутить вам голову?

Элис посмотрела на инструменты, потом на Дага, потом вдруг расхохоталась.

— А! Я поняла! Вы считаете, что я украла фамильные бриллианты Оуэна Клиффа?

— А вы этого не делали?

Элис покачала головой.

— Не знаю уж, в каком подразделении вы служили, но явно были не из лучших. — Прежде чем онемевший от ярости Даг смог ответить, она продолжила: — Это — цитрин. Флюорит. Хорошие кварцы. Офиокальцит. Сердолики. Хризопраз и хризолит. Янтарь, уже шлифованный. Замечательные лунные камни, тигровый глаз, кошачий глаз. Ляпис-лазурь, несколько опалов. Аметисты, гранаты — и серебряные брусочки, из которых тянут проволоку. Ни одного драгоценного камня в этом мешочке нет. Что касается инструментов… Полагаю, вы уже и сами можете догадаться. Открыть сейф такими кусачками и такой проволокой невозможно, а вот изготовить ювелирное украшение — запросто.

Взгляд Дага метнулся на прикроватную тумбочку. Элис поняла, что он ищет.

— Да, и мое ожерелье тоже. Я сделала его сама. Придумала и сделала.

Нельзя сказать, что в глазах у него появилось раскаяние — но, по крайней мере, вызова в них больше не было.

— Хорошо-хорошо-хорошо, я совершил ошибку и прошу за нее прощения. Значит, это ваше хобби…

— Это не хобби. Я давно этим занималась, я специально училась. И именно этим я собираюсь зарабатывать себе на жизнь.

— Хорошо, не хобби, серьезная работа. Тогда зачем вы его так прятали? Прям секретный объект…

— Я не прятала, а оберегала. Инструменты очень дорогие, некоторые камни очень хрупкие — я не могу рисковать. К сожалению, большую часть моей коллекции и инструментов пришлось оставить в Лос-Анджелесе…

— Ладно, ладно, виноват. Давайте сюда, я сам все соберу.

В принципе все случайно произошло. Они немножко тянули бархатный мешок, каждый к себе, а потом Даг Брауни перехватил руку… ну в общем, он схватил ее за руку.

И снова был электрический разряд, и жар в коленках, и ощущение расплавленной лавы, текущей по жилам…

Она не закрывала глаза — и потому утонула в его взгляде, провалилась в черную бездну, на дне которой — огонь и грех. Она не ответила на поцелуй — но только в первые мгновения, а потом…

И когда Даг неожиданно выпустил ее, у Элис было такое ощущение, что ее отшвырнули. Даг ничего не сказал, совсем ничего, просто повернулся и торопливо вышел из комнаты.

Она стояла у окна и кусала губы. Вспоминала поцелуй, вспоминала ту ярость, с которой… Собственно, это все и решило. Ярость. Злость.

Она высушила волосы, оделась, тщательно прибралась в комнате, сложила все свои немудреные пожитки в рюкзак и спустилась вниз.

Даг Брауни тоже стоял у окна, на кухне, и смотрел на белый, безжизненный пейзаж за окном. Ночью шел снег, сарай превратился в сугроб, и Даг Брауни до боли в глазах пялился на эту белую гору, засунув руки в карманы джинсов, чтобы самому себе не надавать по морде.

Она остановилась в дверях кухни и произнесла мелодичным, хрипловатым своим голосом:

— Я не могу здесь оставаться, я не хочу здесь оставаться, и я здесь не останусь.

Он посмотрел на нее совершенно спокойно и просто кивнул. Элис вдруг сообразила, что он испытывает не меньшее неудобство от ее присутствия в его жизни. Такое же смятение.