Роковой мужчина - Элизабет Торнтон

— Держу! — таким же бешеным рыком отозвался голос сверху.

Розамунда хотела закричать, но под тяжестью Мэйтленда не могла даже вздохнуть. Болела голова, болело ушибленное запястье, перед глазами все плыло — и все же она отчетливо понимала, что происходит. Харпер был на козлах, ему удалось перехватить вожжи. Кони рванулись вперед, и Розамунда от резкого толчка лязгнула зубами, но в ту же минуту Мэйтленд приставил к ее виску дуло пистолета.

— Не дергайся, не то я тебе мозги вышибу! — процедил он и, не услышав ответа, зло рявкнул: — Поняла?

Розамунда поспешно кивнула.

Наконец Мэйтленд поднялся, и ей удалось перевести дух, хотя и ненадолго: усевшись на скамью, он поставил ногу на грудь Розамунды, оставшейся лежать на полу кареты.

Чего же он ждет? Что еще ему нужно?

— Гони! — вдруг гаркнул Мэйтленд, да так оглушительно, что Розамунда вздрогнула.

Громко и сухо треснул кнут, и кони понеслись, увлекая за собой карету.

Ничего у них не выйдет, твердила себе Розамунда. Отцовские кони славятся своим неукротимым нравом. Во всех ее поездках один из лакеев обязательно ехал на кореннике, именно для того, чтобы своенравная упряжка не понесла при первом же удобном случае. В одиночку с этими лошадьми никто долго не справится. Кони непременно понесут, карета опрокинется — и для Мэйтленда и его подручного все будет кончено.

Но если даже кони и не понесут, все равно карете не проехать через толпу бунтовщиков или полицейские цепи. Так или иначе, но скоро все кончится. Надо лишь сильней стиснуть зубы и ждать.

Лежа на полу, Розамунда не могла увидеть, как ее карета выехала с трактирного двора, зато слышала более чем достаточно: треск, грохот, проклятия, возмущенные вопли, да еще негодяй, восседавший на козлах, то громко щелкал кнутом, то хохотал, как одержимый.

Выворачивая на улицу, карета резко накренилась, а затем загрохотала, запрыгала по булыжной мостовой. От тряски у Розамунды громко застучали зубы. Хорошо еще, что Мэйтленд убрал свой пистолет от ее виска. Он сейчас смотрел в окошко кареты, держа оружие на сгибе локтя. Пистолет Розамунды валялся где-то на полу, теперь совершенно бесполезный: его нужно было перезарядить, а это она вряд ли могла сделать, покуда нога Мэйтленда упиралась ей в грудь.

Внезапно он в упор, сощурясь, глянул на Розамунду, и у нее перехватило дыхание.

— Ну, — проговорил он обманчиво мягким тоном, — что ты теперь против меня замышляешь?

«Сварить тебя живьем в кипящем масле» — мелькнуло у нее в голове, но, помня о своем бедственном положении, Розамунда предпочла более дипломатический ответ.

— Вы заблуждаетесь, — сдержанно ответила она. — Я ничего против вас не замышляю и не замышляла прежде. Все это лишь плод вашего воображения.

Мэйтленд только крепче сжал и без того поджатые губы. Потом он наклонился к Розамунде, она невольно отпрянула.

— Стало быть, плод моего воображения? — вкрадчиво повторил он.

— Именно.

— А то, что ты пыталась застрелить меня, когда я забрался в карету, тоже плод моего воображения?

— Но вы же гнались за мной! И, что бы там ни было, я целилась вам в плечо.

Тем же самым опасно-вкрадчивым тоном он осведомился:

— И с чего бы это герцогской дочке так умело обращаться с пистолетом?

— А с того, — ответила Розамунда, — что на карету моей матери как-то напали разбойники и мать только чудом осталась в живых. После того случая отец настоял, чтобы я научилась защищать свою жизнь.

— Верней, как ее поскорее лишиться!

— Именно это я и скажу своему отцу после того, как вы меня отпустите.

Мэйтленд пропустил этот намек мимо ушей. Вскинув черные брови, он отвернулся, и Розамунда могла лишь гадать, что у него на уме. Ее вдруг охватило странное ощущение, что этот человек попросту смеется над ней. Одна эта мысль так возмутила девушку, что она начисто позабыла о страхе. Смеяться над ней, наследницей Девэров?! Все ее предки были отважны, как античные герои! Каспар Девэр вместе с Черным Принцем сражался при Пуатье, а потом, много лет спустя, посылал дамам воздушные поцелуи с плахи, на которую отправили его выскочки Ланкастеры. Леди Маргарет Девэр обороняла замок своего мужа от «круглоголовых» Кромвеля, а затем обратила их в бегство, стоя во главе собственной армии. Да что там далеко ходить, другой Каспар Девэр, отец Розамунды, спас во время Французской революции десятки обреченных на смерть аристократов, а ее мать, Элизабет Девэр, храбро бросилась на разбойника, который прицелился из ружья в ее сына. Словом, фамильное древо Девэров всегда изобиловало героями.

Отчего же тогда она, Розамунда Девэр, трусливо валяется на полу кареты, позволив наглому, отвратительному и наверняка безродному выскочке поставить ногу ей на грудь?

Карета подпрыгнула на дорожной выбоине, и зубы Розамунды от толчка стукнули, словно кастаньеты. И тогда ее терпение лопнуло.

— Убери ногу, ты… мерзавец! — выкрикнула она и, размахнувшись, ударила кулаком по ноге Мэйтленда. Удивительно, но тот подчинился.

И тут же наставил на Розамунду пистолет.

— Лежать! — жестко приказал он.

Ни в глазах, ни в голосе его не было и тени насмешки. Нет, Розамунда ошиблась, решив, будто Мэйтленд смеялся над ней. Этот человек просто на такое не способен. Если он открывает рот, то лишь для того, чтобы изрыгнуть очередную угрозу.

Опираясь на руки, Розамунда все же села на полу кареты, но встать так и не решилась — Мэйтленд по-прежнему держал ее на мушке. После продолжительного молчания он повелительно бросил:

— Начни-ка с самого начала и расскажи мне, что привело тебя в Ньюгейт.

Розамунда помешкала, притворяясь, что хочет собраться с мыслями. На самом деле она напрягала слух, пытаясь уловить хоть какие-то признаки погони. Улицы Лондона сейчас наверняка кишат полицейскими. Отчего же тогда никто до сих пор не остановил карету герцога Ромси с хорошо видным гербом Девэров на дверцах? И почему своенравные отцовские кони до сих пор не понесли, если управляет ими только один человек? И почему…

— Леди Розамунда, я жду.

Девушка подняла глаза и храбро встретила его холодный взгляд.

— В моем появлении в Ньюгейте нет ничего загадочного, — начала она. — Моя подруга, миссис Трэси, пригласила меня сопровождать ее в этой поездке. Ей было жаль вас. Она, видите ли, верит, что вы невиновны. Ей хотелось только сказать вам об этом и передать корзинку с угощением, дабы утешить вас в последние часы перед казнью.

— Но вам-то меня не было жаль, не так ли, леди Розамунда?

— Нет, я тоже вас жалела — до того, как встретила.

Вот теперь Мэйтленд и впрямь усмехнулся, только в этой усмешке не было ни грана веселья. Она пугала не меньше, чем пистолет в его руке.