Ночь огней - Элис Хоффман

В детстве Вонни приходилось спать с включенным светом. В десять лет она продолжала видеть кошмары. В их районе все дома были одинаковые, и она часто воображала, что заблудится по дороге из школы. После развода родителей она начала бояться воскресений, когда отец, Рейнольдс, возил ее за город. Она не сомневалась, что он бросит ее на незнакомой дороге, и потому не выпускала его из виду. Ходила за ним на бензоколонки и в магазины, торговавшие спиртным навынос. Если было слишком холодно и отец приказывал ждать в машине, она покорно подчинялась. Но смотрела в запотевшее окно, не находя себе места, пока не видела, что отец возвращается.

Когда Вонни исполнилось одиннадцать, Рейнольдс снова женился, и это положило конец воскресным поездкам. Новая жена Рейнольдса, Гейл, как-то пригласила падчерицу переночевать. Вонни не сумела придумать отговорку и согласилась. Отец и мать не разговаривали, поэтому девочка ждала отца на обочине дороги. Машина остановилась рядом с ней, и у Вонни почему-то странно онемели ноги. Девочка втайне надеялась, что мать запретит поездку. По дороге на Манхэттен играло радио, поэтому можно было не разговаривать. Когда они приехали, Вонни поняла, что у отца есть секрет. Он богач. В этот миг Вонни познала разницу между «я» и «мы». Она ни разу не подумала: «мы богачи». Все принадлежало ему. Гостиная с плетеными коврами; библиотека с красными стенами и синими диванами, которую Рейнольдс использовал как кабинет. Комнаты такие большие, что можно заблудиться; между стен гуляло эхо. На посту у двери в столовую стояли два фарфоровых павлина, столь похожие на настоящих, что казалось, в горле у них бьется пульс.

Гейл выдала Вонни розовый халат и пообещала, что никто другой его носить не будет. Перед сном Вонни поцеловала отца и Гейл, пожелала им спокойной ночи и отправилась в гостевую комнату. Как всегда, она оставила включенным свет. Ночью девочка проснулась и услышала голоса в коридоре. Она лежала с закрытыми глазами, и вдруг кто-то вошел и выключил свет. Вонни не двигалась, пока отец и Гейл не вернулись к себе в комнату, после чего начала искать выключатель, сперва медленно, а затем лихорадочно. Но вместо выключателя нашла дверь. Она вышла в чернильно-черный коридор, двигаясь ощупью вдоль стены. Больше всего она боялась споткнуться и расколотить фарфоровых павлинов. В конце концов ею овладело нечто вроде паралича, и она несколько часов стояла в коридоре как вкопанная, пока не забрезжил рассвет. Тогда Вонни разглядела верхушки деревьев через высокие французские окна и поняла, что стоит перед гостиной. Девочка прокралась обратно в свою комнату и сидела в кровати, пока в девять не пришел отец и не сообщил, что скоро пора ехать домой. Вонни оделась, собрала вещи и пошла мимо павлинов завтракать. После этой поездки она много недель не могла уснуть и успокоилась, лишь когда мать пообещала не отпускать ее больше на ночь на Манхэттен.

Шагая в темноте, Вонни думает о тварях куда более опасных, чем павлины. Она чувствует, как тяжелеет, замерзая, молоко в картонке. Вонни запрещает себе думать о числах, чтобы не вспоминать о дороге в три мили. Каждый вдох дается с трудом, и она уверена, что в легкие набился лед. Или она умрет от страха, или нет. Или на нее нападут бродячие собаки, или все обойдется. Вонни поворачивает на свою длинную грязную улицу, вдоль которой выстроились дачи, запертые до Дня поминовения[8]. Она не знает, справится ли. Это худшая часть пути. Она начинает ненавидеть Андре, который, похоже, не соображает, что магазин закрылся час назад. Собственная улица кажется ей незнакомой, непривычно узкой, непривычно покатой. А вдруг это чужая улица, вдруг она умудрилась неправильно повернуть?

Ты услышишь бродячего пса до того, как он нападет.

Так и есть, она это знает.

Ты услышишь, как он скользит по льду.

Внезапная яркая вспышка на однообразном белом фоне. Вонни кажется, что искры сыплются из глаз. Но вскоре становится ясно, что это Саймон в оранжевом комбинезоне. Саймон и Андре встречают ее у края подъездной дорожки. В волосах и на ботинках Вонни снег. Саймон обнимает маму за ноги.

— Ты вернулась! — вопит он и со всей силы тянет Вонни, так что она чуть не падает.

Женщина, которая паниковала на дороге, обращается в дым, исчезает так быстро, что Вонни ее почти не помнит. В конце концов, это улица Вонни. Это ее дом.

— Что случилось? — спрашивает Андре. — О господи.

Вонни смотрит на Андре, не в силах понять, злится он или просто беспокоится.

— Мотор заглох, — объясняет она. — Тебе придется утром сходить за машиной.

— Мы думали, ты потерялась, — говорит Саймон.

— О нет, — уверяет его Вонни.

Сама удивишься, как легко врать, даже тем, кого больше всего любишь.

— Вовсе нет.

Вонни и Джоди говорят обо всем на свете, кроме своих чувств. Джоди сидит с ребенком не меньше двух раз в неделю, так что им есть что обсудить. Во сколько Саймон лег спать, пока Вонни и Андре были в кино; что он ел, какие книжки просил почитать. Как сделать тесто для лепки из арахисового масла и тянучку из кукурузного крахмала. Но они никогда не говорят об Андре. Его имени нет в их словаре. Его имя запечатало бы им уста. Иногда Андре стоит на крыльце и слушает их приглушенные голоса через закрытое окно. Присутствие Джоди для него невыносимо. Она во все лезет, оставляет следы помады на чашках и запах духов на диване и коврах. Он знает, что она бросила парня на красной «тойоте» и теперь встречается с парой-тройкой других. Андре удивляет, что она умеет обращаться с детьми; он ревнует сына, когда Саймон сворачивается клубочком у нее на коленях.

— Зачем тебе подружка-подросток? — спрашивает Андре у Вонни.

— Тебе-то что? — огрызается она. — Чем она тебе мешает?

Разумеется, ответить он не может. Приходится идти на попятный.

— Эти подростки… — только и говорит он.

Итак, ему нашли замену. Он не понимает, почему женщины так любят поговорить. Хотя ему нравится слушать их голоса, если слов не разобрать. Все равно что незнакомая песня, которую в жизни не выучишь. Рождественские подарки готовят все, кроме Андре. Джоди приносит желтый металлический бульдозер для Саймона и бабушкин сметанный торт для Вонни и Андре. Работая над подарком для Джоди, Вонни все время сознает, что их дружба, если это вообще дружба, не имеет отношения к доверию. Все равно что подружиться с диким зверем, который не раздумывая цапнет за руку. И все же Вонни тянет к ней. Как будто Джоди — ее двойник, та самая шестнадцатилетняя девочка, какой когда-то была Вонни.