Роса в аду - Дмитрий Леонтьев

— Вас воспитывал отец? — спросила она.

— Ну-у… Скорее Создатель. А потом люди.

— Это как?

— Понимаете, в некотором роде я был произведен на свет… м-м… так сказать, экспериментальным образом. Ты, наверное, слышала про опыты с "детьми из пробирок", "искусственный разум" и все такое прочее? Вот и со мной нечто подобное…

— Опять пытаетесь острить? Мне очень жаль ваших родителей. Я представляю, что они чувствуют, получая от вас такое отношение.

— Знаете, что? — обиделся я. — У меня действительно не было ни папы, ни мамы… Но это еще не повод, чтобы делать на этом основании выводы о моем характере или о моем воспитании. Если у тебя есть мама, а у меня нет, то очень жестоко с твоей стороны упрекать меня в этом… Может, мне тоже хочется, чтобы у меня была мама…

— Извините, — сказала она искренне. — Извините меня… Но вы так запутали меня, что я решила, что вы шутите… Так вы росли в детдоме?

— В дурдоме, — буркнул я. — Оставьте в покое мое происхождение… Скажем так: у меня было тяжелое детство. Не "деревянные игрушки", конечно, но ад еще тот… Так как насчет моего предложения?

— Спасибо, но я не могу. Мне будет звонить мама.

— Мама, мама… Давай сделаем так: я подожду, пока тебе позвонит мама, ты поговоришь с ней, и мы отправимся с тобой в самый шикарный ресторан города. Самый шикарный, самый экзотический или самый изысканный — это уж как тебе угодно.

— А зачем?

— В каком смысле — "зачем"? Это же — ресторан… Вино, музыка, изысканные блюда. Храм культа еды и наслаждения.

— Но у меня нет денег на ресторан, а позволить кому-то платить за меня я не могу.

— Почему? Я же мужчина, я должен…

— Я буду неуютно чувствовать себя после этого. В некотором роде я буду чем-то обязана вам. Да и само предложение подобного рода, поступившее от незнакомого человека, приобретает несколько иной смысл…

— Именно тот, — проворчал я. — Тот самый… На театры у меня нет времени, на рестораны — желания… Хочешь, поедем на пикник за город? Или купим тур в Париж на пару недель? Шикарный город! Город любви, вина и музыки… Так, судя по взгляду, опять не угада… Знаю! Знаю, от чего ты не сможешь отказаться! Я еще не говорил тебе, что являюсь владельцем лучшего в стране магазина меховых изделий? Мы пойдем вечером в этот магазин и займемся тем, что будем выбирать тебе коллекцию самых лучших…

— Послушайте, — вздохнула девушка. — Вчера вечером вы казались мне трогательным и одиноким. Сегодня вы уже беспринципный, наглый и назойливый… В чем дело? Я ошиблась в сумерках, или вас меняет свет дня?

— Я просто не знаю, как к тебе подступиться, — признался я. — Мне очень хочется произвести на тебя впечатление, заинтересовать… А ты… Ты какая-то холодная и неприступная. Я понимаю, что тороплюсь и все эти предложения не ко времени… Но со вчерашнего вечера я не могу быть последовательным и хладнокровным. Мне нужно все… И мне нужно все сразу… Скажи сама: что тебе нужно?

— Я уже пришла, — сказала она. — Вот двери моего института. Прощайте, мой неудачливый поклонник. Не обижайтесь, но мы с вами слишком разные, чтоб между нами вспыхнула искра. Всего вам хорошего.

Она пошла вперед, а я остался на месте, тщетно пытаясь найти хоть один способ, чтоб удержать ее лишь на мгновенье…

— Искра, искра… Что ты наплел, паршивец?! — сорвал я раздражение на ожидающем в витрине отражении. — "Меха, театры, рестораны"… Она прочла мне лекцию о родителях и иносказательно послала меня… в ресторан!

— Терпение, повелитель, — заверило отражение оптимистично. — Терпение и только терпение… Полагаю, следует попробовать напор. Женщины обожают силу. Они млеют и расплываются как воск в руках сильных и решительных. Я думаю, что сила — это то, от чего она не сможет отказаться. Ты предлагал ей, следовательно, ждал, следовательно, был пассивен. Будь же активен! Заяви прямо свои права на нее! Предложи провести с тобой ночь, обещай каскады сладостных любовных утех, горячую страсть, пламенную истому…

— Но мне кажется…

— Только решительность, повелитель. Напор и натиск. Ты штурмом захватишь эту крепость!

Я откашлялся, поправил пиджак и окликнул:

— Надя! Подожди минутку…

Она остановилась на самом пороге. Подойдя к ней, я взял ее за руку и повелительно взглянул в глаза:

— Я хочу тебя! Почему бы нам сегодня не поехать ко мне и…

Бац!.. Ее рука оказалась на удивление тяжелой. От пощечины меня развернуло на сто восемьдесят градусов, лицом к той самой витрине, в которой на щеке моего отражения отчетливо проступал ярко-красный отпечаток ладони. Взглянув на меня, отражение застонало и закрыло глаза ладонью. Чуть раздвинуло пальцы и, умоляюще глядя на меня одним глазом, утешило:

— Но попытаться-то надо было… А если б согласилась?..

За моей спиной хлопнула закрывшаяся за девушкой дверь. Кончиком прикушенного языка я проверил целостность зубов, сплюнул появившуюся во рту горечь и, не сводя глаз с перекошенного от ужаса лица отражения, твердым шагом направился к нему.

— Хозяин, — выставляя вперед ладони, попросил призрак. — Хозяин, не надо. Из лучших побуждений… Исключительно желая угодить… Сопереживая и горя стремлением…

Не сбавляя шага, я стремительно вошел в витрину. Призрак пискнул, повернулся и бросился наутек…

Я сидел в мягком кресле и потягивал из хрустального бокала терпкое вино. На стене, прямо напротив меня, висело перевернутое к стене зеркало, из-за которого доносились жалобное поскуливание и стенания.

— Ко мне! — скомандовал я.

Из-за зеркала донесся слабый всхлип, дробный топот бегущих ног и глухой удар о стену — "бом-м!.."

— Отставить! — скомандовал я. — Ко мне! "Бом-м!" — послышалось из-за стены.

— Отставить, — сказал я и затянулся сигарой. — Ко мне! "Бом-м!"

Я нехотя поднялся, перевернул зеркало и, прихватив за ухо взмокшее отражение, вытащил его из рамы.

— Иди-ка сюда, — сказал я ласково. — Так что ты говорил насчет "натиска" и "напора"?

— Хозяин, я… Хозяин, к тебе пришли, — проскулил призрак, указывая мне за спину.

— Знаю, — сказал я, не оборачиваясь. — Подождут. Тем более, что явились без приглашения. Почему ты явился без приглашения, Бафомет? Или, может быть, я звал тебя, Асгарот?

— Случилось нечто, требующее твоего внимания, повелитель, — глухо сказал Бафомет. — Мы решили…

— Не надо решать, — мрачно глядя на затихшее в моих руках отражение. — Решать должен я, а вы должны только исполнять. Я разберусь с тобой позже, — сказал я призраку. — Прочь с глаз моих!

Призрак исчез, а я повернулся к демонам:

— Что вы принесли мне? Надеюсь, вы понимаете, что будет, если причина вашего вторжения окажется менее значительна моего гнева?

— Понимаем, — спокойно ответил Асгарот, и я немного успокоился. Эти двое еще никогда не тревожили меня по пустякам и никогда не подводили меня.

— Говорите, — разрешил я, усаживаясь в кресло.

— Один из книжников закончил свое повествование о свете и тьме, — сказал Бафомет.

— Вот и хорошо, — улыбнулся я. — Я радостно приветствую каждую книгу, написанную людьми о высших силах и о богах. Бог создал человека по образу и подобию своему, а человек лепит Бога по своему разумению и желанию. Со времени Его учеников я отношусь к этому более чем благосклонно. Пусть пишет. Пусть издают. Пусть читают.

— Но… Он сумел затронуть тень правды. Не суть, не истину, но тень их, что опасно само по себе.

— Почему это произошло? — нахмурился я. — И в чем это выражается?

— Почему это произошло, мы не знаем, но выражается это в том, что истина в очередной раз попыталась конкретизироваться и вырваться из религиозных одежд. Видимо, дело не в нем, он лишь служит исполнителем воли набирающего силу света.

— Ерунда какая, — расстроился я. — Вот в чем я не понимаю эту страну, так это почему, когда я начинаю ее сдавливать особенно сильно, из нее лезет все лучшее, а не худшее?.. Чем больше здесь смута, тем больше обращаются к Богу, чем голоднее и безнравственней, тем больше появляется талантов и пророков, чем дурнее и жестокосерднее правители, тем больше стремится к свету и правде парод… Они же озлобляться должны? Когда нищета правит бал, танцевать должны все! Они сбиваются с такта? Сделайте музыку громче!

— Прикажете уничтожить его? — спросил Бафомет.

— В его генеалогии есть наше семя?

Бафомет подумал и отрицательно покачал головой.

— Так как же ты собираешься его уничтожить, глупец? — спросил я. — Это могут сделать только сами люди. Старое, доброе средство от писателей — читатели. Натравите на него служителей всех религий, включая сатанистов, политиков и критиков, найдите "доброжелателей" в "массах". К чему мне учить вас? Вам это не впервой.

— Но книга-то останется, — напомнил Бафомет. — А мы не имеем права уничтожать ее.