Аттила - Эрик Дешодт

Выступив из Будапешта, он захватил Виминаций (ныне Костолац в Сербии) — оплот гарнизонов к югу от Дуная, взял Ратиару, перебив ее защитников, потом явился под стенами Белграда, который тогда назывался Сингидуном. Узнав об участи Ратиары, гарнизон предпочел сдаться, пополнить собой ряды войск Аттилы и вместе с ним пойти на запад долины Савы, чтобы завладеть Второй Паннонией, бывшей под протекторатом Восточной империи. Он подступил к Сирмию (ныне Сремска Митровица). Сирмий был одной из важнейших крепостей в империи, и его внушительный гарнизон был настроен обороняться. Однако отрядами гуннов командовал паннониец Орест, соплеменник осажденных.

Заговорил голос крови: начались переговоры. Пришли к выводу о том, что сражение будет братоубийственным. Сирмий открыл ворота.

Аттила предоставил гарнизону военные почести и предложил такой выбор: уйти в Первую Паннонию, то есть в Западную империю, или пополнить собой гуннскую армию Второй Паннонии… Большинство высказалось за второй путь. Теперь месть Аттилы была полной.

Сирмий повелевал Иллирией, Далмацией, Мёзией, Македонией и Фракией. Между Константинополем и Бичом Божьим больше не лежало никаких препятствий.

Аттила задержался в Сирмии, чтобы насладиться победой. Вызвал туда своих «мушкетеров» — Онегесия, Ореста и Эдекона — и устроил самый грандиозный пир на памяти гуннов в каменном доме римского градоначальника, которого выгнали оттуда накануне.

Когда веселье улеглось, они вспомнили о долге: завершить унижение Восточной империи.

Эдекон довел до конца завоевание Мёзии. Спустившись по долине Марицы, он углубился во Фракию, захватил Филиппополис (ныне болгарский Пловдив) и устроил ставку в Аркадиополисе, на берегу Мраморного моря, в двух переходах от Византия (современный Текирдаг в Турции). Аттила приказал ему оставаться там.

Онегесий собирался захватить Македонию, но тут Феодосий, собрав волю в кулак, бросил на него достаточно мощную армию, чтобы тот встревожился. Он сумел собрать эти войска, заключив позорный мир с персидской династией Сасанидов, обнажив африканский фронт (против вандалов) и отозвав с Сицилии свой флот, который должен был урезонить их же. Сколоченная таким образом армия состояла в основном из готских наемников. Командовал ею римлянин Аспар, друг Аэция, которому помогали два германских полководца — Ареобинд и Арнегиздон.

Эту армию последней надежды взяли в клещи Онегесий, наступавший с запада, и Эдекон, шедший с востока (который при этом не обнажил константинопольский фронт). Надо было отступать. Аспар отдал приказ. Белокожие и рыжеволосые готы в ярости отошли к Золотому Рогу через нижнюю Фракию.

Избавившись от этой угрозы, Онегесий вновь двинулся к Эгейскому морю, достиг Галлиполи (ныне Гелиболу в Турции), занял крепость Афирас — практически пригород Константинополя. Аттила послал ему приказ стоять там.

Сам император гуннов выехал из Сирмия в Мёзию и город Наисс (Ниш в нынешней Сербии). Это была родина Константина Великого, превратившего Константинополь в столицу Римской империи. Аттила захватил ее и приказал немедленно разрушить. Мщение свершилось.

Первая загадка

Константинополь затаил дыхание, укрывшись за огромными новыми крепостными валами, сооружение которых было, надо полагать, величайшим свершением Феодосия Каллиграфа, завершенным лет за десять до появления гуннов. Это были внушительные оборонительные сооружения, они простоят века, их остатки и сегодня поражают путешественника, но столица Восточной империи была деморализована и уже представляла себя захваченной.

Армии Онегесия и Эдекона держали ее в своей власти. Они ждали Аттилу, чтобы тот один покрыл себя славой ее завоевателя.

Аспар со своими готами ждал штурма, не строя иллюзий. Конечно, гунны не лезут на стены. У них нет осадных машин и необходимого терпения для захвата столь хорошо укрепленного города. Но они крепки духом, а город охвачен тихой паникой, отравляющей умы, которая того и гляди взорвется. Те, кто выйдет сражаться, не надеются на победу.

Аттила приехал к Эдекону в Аркадиополис и собрал там свой штаб: Ореста, Онегесия, Скотту и Берика. Он приказал всем оставаться в боевой готовности. Надо быть начеку, но выжидать. Его помощники не задавали вопросов. Они молча повиновались.

Отказ от взятия Константинополя — первая из трех великих загадок Аттилы. В дальнейшем он откажется от взятия Рима и Парижа. Трижды он развернулся и ушел от трех городов, смирившихся со своим захватом. И неважно, что Париж в V веке был просто селом по сравнению с Константинополем и Римом, важен этот уход.

Почему он передумал? Высказывалось предположение о том, что не идти дальше его попросил Аэций. Предполагали, что ради сохранения жизни своих людей (штурм крепких стен Константинополя обошелся бы слишком дорого) он ждал, что Феодосий с отчаяния начнет переговоры. Думали, что он хотел дать уставшим войскам отдохнуть в удобной, хорошо снабжаемой местности. Полагали, что наученный примером Римской империи, не сумевшей удержать захваченного, он отказался от рокового разбухания своей империи.

Последние два предположения выглядят непоследовательными: отряды Онегесия и Эдекона уже давно сидели без дела к тому времени, когда состоялся военный совет, на котором было решено не идти дальше. Что же касается масштабов завоеваний, то сам по себе Константинополь — несколько квадратных километров, занятых различными постройками — не увеличил бы его владений до роковых размеров.

Наконец, предполагали, что тревожные новости с Кавказа и Поволжья заставили его отказаться от атаки.

В самом деле, белые гунны восстали против чиновников, назначенных Аттилой в бывшие владения своего дяди Айбарса; акациры, над которыми он поставил своего сына Эллака, тоже зашевелились: им было тесно в своих землях, и они хотели завоевать другие; наконец, орды гуннов из Средней Азии, повинуясь извечному побуждению, бывшему у них в крови, двинулись на запад и произвели на своем пути те же разрушения, что и их предшественники. Лагеря, разбросанные от Кавказа до Карпат для обеспечения безопасности империи, были недостаточно сильны, чтобы их удержать. Требовалось принять решительные меры.

Наверное, это и было главной причиной отказа от Константинополя: судьба империи решалась в нескольких тысячах километров от Золотого Рога.

Усмирение

В конце 444 года Аттила покинул Аркадиополис вместе с Бериком и устремился на восток. Нужно было не только поправить положение, но и укрепить целостность огромного образования, основы которого он заложил шестью годами ранее.

За этой экспедицией тянулся долгий кровавый след, но цели своей она достигнет: империя оформится окончательно. Это была уже не расплывчатая конфедерация кочевников, многие из которых и не догадывались, что входят в нее, поскольку никогда о ней не слышали.

Были проведены подробные подсчеты общих репрессий и отдельных зачисток, хотя и не всем данным можно верить.

Сорок тысяч человек погибли в бою с отрядами Аттилы и Берика. Еще сорок тысяч были ликвидированы во время массовых казней, устроенных теми же отрядами. Поскольку время поджимало, или потому что временами не удавалось сдержаться, а то и попросту в назидание, Аттила якобы лично, своей рукой отправил к праотцам точно неизвестное, но все же внушительное количество противников. Еще десять тысяч подданных империи пали в боях между враждующими ордами — Аттила бросал своих сторонников на тех, кто были верны ему в меньшей степени. Двести пятьдесят вождей кланов якобы были убиты, став жертвами «несчастных случаев на охоте», наряду с тремя тысячами недовольных низшего разбора. Среди казненных вождей подавляющее большинство составляли старики, тотчас замененные молодыми, для которых, естественно, Аттила олицетворял собой прогресс.

В результате этой чистки империя, наконец, стала соответствовать своему названию: Аттила по-настоящему сделался ее властителем. Пусть она еще оставалась рыхлой, но централизация, замешенная на крови, утвердила его авторитет.

Верноподданнические чувства выражались в преподнесении большого количества женщин в знак союза или подчинения. Аттиле с Бериком их досталось по сотне каждому — дочерей или вдов разных вождей, вернувшихся на путь истинный. Самые важные стали супругами, прочие — наложницами. Большинство они раздали своим подручным.

В этих заботах прошел весь 445 год.

Тем временем Эдекон всё еще дежурил под Константинополем, а Онегесию разрешили проникнуть в Македонию. Они вместе составили план кампании. На их пути могли попасться римские войска двух видов: наемники-варвары и дисциплинированные легионы. У гуннов была примерно та же картина. Были классические гунны, степные лучники-индивидуалисты, сроднившиеся со своими лошадьми, и пехотные подразделения, обученные на римский манер, — достойное подражание знаменитым легионам. При каждой стычке в ход пустят те отряды, которые лучше сумеют сладить с врагом. Эдекон в особенности ратовал за сооружение осадных машин, отсутствие которых вынуждало гуннов обходить попадающиеся на пути крепости или брать их измором: в первом случае в тылу оставался непобежденный противник, во втором приходилось тратить время и терять преимущество от скорости.