Том 3. Дети капитана Гранта - Жюль Верн

— Благодарю вас, сэр. Видно, придется примириться с этим. Но, подумайте, какое удивительное приключение! Только со мной могло случиться нечто подобное. А моя каюта на «Шотландии»!..

— Ну, о «Шотландии» вам лучше пока забыть.

— Но мне кажется, — снова начал Паганель, еще раз оглядывая судно, — «Дункан», видимо, увеселительная яхта?

— Да, сэр, — отозвался Джон Манглс, — и принадлежит она его сиятельству лорду Гленарвану…

— …который просит вас широко воспользоваться его гостеприимством, — докончил Гленарван.

— Бесконечно благодарен вам, сэр, — ответил Паганель. — Право, я глубоко тронут вашей любезностью. Но позвольте мне внести следующее предложение: Индия — чудесная страна, неисчерпаемый источник всевозможных волшебных сюрпризов, неожиданностей для путешественников, несомненно дамы не бывали в этой стране… И стоит рулевому только повернуть руль, как «Дункан» так же свободно поплывет в Калькутту, как и в Консепсьон, а поскольку вы совершаете путешествие…

Но Гленарван отрицательно покачал головой, и Паганель умолк.

— Господин Паганель, — сказала леди Элен, — если бы дело шло об увеселительном путешествии, то я, не задумываясь, ответила бы вам: «Едемте в Индию», и лорд Гленарван не стал бы возражать. Но «Дункан» плывет в Патагонию, чтобы привезти оттуда на родину людей, потерпевших там крушение, и не может отказаться от такой гуманной цели.

Через несколько минут французский путешественник был уже в курсе дела. С волнением выслушал он историю о чудесной находке, историю капитана Гранта и о великодушном предложении Элен.

— Сударыня, — сказал он, — позвольте мне выразить безграничное восхищение вашим поступком. Пусть яхта продолжает свой путь! Я чувствовал бы угрызения совести, если бы задержал ее хоть на один день!

— Не хотите ли вы присоединиться к нашей экспедиции? — спросила леди Элен.

— Это невозможно, сударыня, я обязан выполнить возложенное на меня поручение и сойду на первой же стоянке.

— То есть на острове Мадейра, — заметил Джон Манглс.

— Пусть на острове Мадейра. Оттуда всего сто восемьдесят лье до Лиссабона, и я подожду какого–нибудь попутного судна.

— Отлично, господин Паганель, — сказал Гленарван, — все будет сделано согласно вашему желанию. Что же касается меня, я счастлив, что могу на эти несколько дней предложить вам быть моим гостем на этой яхте. Будем надеяться, что вы не слишком соскучитесь в нашем обществе!

— О сэр, — воскликнул ученый, — хорошо, что я так удачно ошибся. Однако положение человека, намеревающегося плыть в Индию, а плывущего в Америку, нельзя не назвать смешным.

Как ни печально, но Паганелю пришлось примириться с отсрочкой, предотвратить которую он был не в силах. Он оказался очень милым, веселым, конечно, рассеянным человеком и очаровал дам своим неизменно хорошим настроением. К концу первого дня Паганель подружился со всеми. Он попросил, чтобы ему показали знаменитый документ, и долго, внимательно и кропотливо изучал его, вникая во все мелочи. Никакого иного истолкования документа он не допускал. Он отнесся с живым участием к Мери Грант и ее брату и старался внушить им твердую надежду на встречу с отцом. Его непоколебимая уверенность в успех экспедиции «Дункана» вызвала улыбку на устах молодой девушки. Конечно, не будь у него определенной цели, он, несомненно, отправился бы на поиски капитана Гранта.

А когда Паганель узнал, что леди Элен — дочь известного путешественника Вильяма Туффнеля, то разразился восторженными восклицаниями. Он знавал ее отца. Какой это был отважный ученый! Сколькими письмами обменялись они, когда Вильям Туффнель был членом–корреспондентом Парижского географического общества! И это он, он, Паганель, вместе с господином Мальт—Брюном предложил Туффнеля в члены общества!.. Какая встреча! Какое удовольствие путешествовать вместе с дочерью Вильяма Туффнеля!

В заключение географ попросил у леди Элен разрешения поцеловать ее. Поцелуй был разрешен, хотя, возможно, что это было немного «неприлично».

ГЛАВА ВОСЬМАЯ Одним хорошим человеком больше на «Дункане»

Между тем яхта, пользуясь попутным течением у берегов Северной Африки, быстро приближалась к экватору. 80 августа показался остров Мадейра. Гленарван, верный обещанию, предложил бросить якорь и высадить ученого на берег.

— Мой дорогой лорд, — сказал Паганель, — я буду откровенен с вами. Скажите, намеревались вы до встречи со мной сделать остановку у Мадейры?

— Нет, — ответил Гленарван.

— Тогда разрешите мне использовать мою злосчастную рассеянность. Остров Мадейра слишком хорошо известен. Он не представляет больше никакого интереса для географа. О нем все уже сказано, все написано; к тому же когда–то знаменитое местное виноделие ныне пришло в полный упадок. Подумайте: на Мадейре больше не осталось виноградников! В тысяча восемьсот тринадцатом году там производилось двадцать тысяч пип[17] вина, в тысяча восемьсот сорок пятом году уже две тысячи шестьсот шестьдесят девять пип, а в настоящее время не производится даже пятисот пип. Прискорбное явление! Итак, если вы не возражаете, то ссадите меня у Канарских островов…

— Сделаем остановку у Канарских островов, — ответил Гленарван, — они тоже лежат на нашем пути.

— Я это знаю, дорогой лорд. Канарские острова, состоящие из трех групп, представляют большой интерес для обследования, не говоря уже о Тенерифеском пике, который мне всегда хотелось увидеть. Это редкий случай. Я воспользуюсь им и в ожидании судна, которое доставит меня в Европу, поднимусь на эту знаменитую гору.

— Как вам будет угодно, дорогой Паганель, — невольно улыбаясь, ответил Гленарван.

Он вправе был улыбаться.

Канарские острова находятся недалеко от Мадейры, всего в двухстах пятидесяти милях, — расстояние ничтожное для такой быстроходной яхты, как «Дункан».

31 августа в два часа дня Джон Манглс и Паганель прогуливались по палубе. Француз забрасывал собеседника вопросами относительно Чили.

— Господин Паганель! — вдруг прервал его капитан, указывая на какую–то точку на юге горизонта.

— Что, дорогой капитан? — отозвался ученый.

— Поглядите в ту сторону. Вы ничего не видите?

— Ничего.

— Вы смотрите не туда. Глядите не на горизонт, а выше, на облака.

— На облака? Ничего не вижу.

— Ну а теперь взгляните на конец бушприта.

— Ничего не вижу.

— Вы не хотите видеть! Хотя мы находимся в сорока милях от Тенерифеского пика, его остроконечная вершина ясно вырисовывается на горизонте.