По чужим правилам - Светлана Тулина

Забавно, но жалко пятнистеньких ей не было. Ну не было, и всё тут! И блок не срабатывал. Может быть, окажись среди подстрелённых кто-нибудь в синих комбах, отреагировала бы она иначе. Хотя — сомнительно. В смысле, сомнительно, что такое могло бы произойти. Хорошо тренированные и не раз обстрелянные девчонки с её курса никогда не допустили бы подобной глупости. Так повести себя могли бы лишь штабные гусыни. А гусынь — не жаль. Да и лиц у них нет, далеко слишком. Абстрактно. А она никогда не умела жалеть кого-то абстрактного, близко не знакомого. Такой вот дефект психики…

Интересно всё-таки — кто они такие, эти двое на кране? С остальными понятно хотя бы кто, пусть даже вопрос «зачем» так и остаётся открытым…

Стась сунула в рот последнюю конфету, выкинула пакет, шелестящий и яркий, похожий на диковинную бабочку. Отряхнула руку.

За чудо, за гений, за дерзость — так вроде ты говорила, Зоя?.. Всего остального у нас навалом, а вот немножко чуда сейчас бы очень не помешало.

Ну хотя бы совсем немножко…

Стась поправила рюкзак. Вообще-то повезло, что шмотьё этого Уве Янсена (ну что ты скажешь, Зоя — именно таки что Янсена?! Судьба!) сегодня там — в форме лазать удобнее, чем в тесных брючках. Хотя, конечно — не так эффектно будет смотреться на видео, но это уже проблемы Ти-Эр.

Посмотрела с усмешечкой на залёгших амазонок и суетящийся себе в убыток спецназ — очередная парочка, кстати, опять пытается подобраться к основанию, камикадзе несчастные! — на оцепивших шестой этаж пехотинцев — светлые капли запрокинутых лиц и чёрные черточки боевых марчеров, — на почти невидимую в сумерках стрелу портового крана.

И, наконец, словно случайно — на свою настоящую цель.

Восемь туго натянутых крепёжных тросов.

Они шли от центрального полого стержня антенны, чёрными лучами разбегаясь на сотни метров, далеко за пределы крыши…

Тер-рак… Негромко, словно порвали брезент.

Ещё двое.

Интересно, если таки медики не успеют — кем эти несчастные будут в следующей жизни? Сегодня где-то наверняка всплеск рождаемости…

Сняла рюкзак. А что — имеем право! Вполне невинное действие, может, у нас там ещё карамельки имеются?..

Сделала пару шагов в сторону — не глядя, занятая проверкой крепления лямок. По идее, выдержать должно, а там — оракул знает…

Ну, что, Зоя, рискнём?

Присела, накинула рюкзак на трос, вцепилась в лямки и прыгнула.

А чего тянуть?..

Это, Зоя, называется Подвесной Канатной Дорогой…

Точка Отсчёта ИК

Лайен

— …Трос заканчивался у второго этажа северо-западной тамбурной зоны. Пехотинцы там были, шестеро, из них трое — на первом этаже, это же периферия, никто не ожидал… Она воспользовалась грузовым жёлобом, но к этому времени первый этаж был полностью блокирован. Очевидно, она поняла, что прорваться не сможет, и скрылась в санблоке.

Лайен замолчал. Каа с шипением втянула воздух, дёрнула морщинистой шеей. Ещё раз. Опять зашипела. Лайен успел подумать об аптечке, прежде чем понял, что нулевая просто смеётся.

— И, разумеется, среди бравых мальчиков не оказалось ни одной бравой девочки!.. — Каа опять зашипела. Вопрос если и был — то явно из разряда риторических, потому что какая же идиотка пойдёт в простую пехоту, ежели в наличии имеется огромное количество разномастных амазонских корпусов?

— И, разумеется, когда через полчаса они-таки сумели прийти к консенсусу с синьками и допустили тех до сортира — там никто ничего не обнаружил. Так?

— Почти.

— О? И в чём я ошиблась?

— Им потребовалось сорок три минуты. И они обнаружили мембрану мусоросборника. Выдавленную.

— Мусоросборника? Это становится интересным. Дальше!

— Дальше — ничего. Проверили контейнера, прочесали тамошнюю помойку — пусто. Детектор зашкаливало, пока они догадались, пока уговорили синек отойти подальше… У неё было более полутора часов форы. Вполне достаточно времени, чтобы покинуть порт.

— Ошибаешься. Вполне достаточно времени, чтобы покинуть Базовую.

Лайен позволил себе осторожный смешок:

— Ну, это уж вы… — и осёкся, наткнувшись на пронзительно-голубой взгляд.

Хреновое это дело — чувствовать себя бандерлогом.

Стенд. Надверхний уровень

Эльвель

…Хочешь знать, почему я спалился? А зачем тебе это? Лишь затем, чтобы потом самому уберечь свои крылья? Впрочем, не важно. Я на Солнце смотрел. В упор. Не зная ещё, что нельзя на него подолгу вот так… Впрочем, и это не важно. Если б и знал — ничего бы не изменилось. Разве можно, увидев его — отвернуться. И больше уже никогда… Ну и что, что сгорел. Тоже не важно. Важно лишь то, что оно продолжает…

(Из Утренних песен Эльвеля, Для-Песни-Рождённого четвёртого поколения, Стенд, наземная форма, время Первого Кризиса. Перевод подстрочный, адаптированный. Взято из Инфотеки, раздел «история», подраздел «Эпоха зарождения Ордена»)

— Это ты будешь той слабоумной дочерью рль, которая уверена, что сам Эльвель будет чистить её лькис?

Женщина фыркнула в ответ, гордо опустила голову, но от более резких проявлений негодования воздержалась — здесь была всё-таки территория этих зарвавшихся голоруких юнцов, и тонкие вбок-ветки опасно подрагивали под ногами.

К тому же — стоит ли связываться с закомплексованной мелюзгой, если вчера тебе так повезло? Не какой-нибудь безымянный-безбуквенный, а Сам Эльвель, чья безглазость вошла в легенды. Утра не проходит, чтобы кто-нибудь не начинал разрабатывать новую хитрую стратегию по его завлечению в собственную команду, да только что-то пока никому не удавалось даже и близко…

А тебе — повезло.

— Мы вчера с ним встречались на Площадке. До крови. Я выиграла.

Пауза была совсем крошечной, почти незаметной. И тут же Рентури зашипел презрительно, бесстыже скаля зубы и гримасничая вне досягаемости её длинных рук — был он хотя и нагл беспредельно, но далеко не глуп. И зубы ничего так, хорошие такие зубки, и запястья чисто выбриты, красавчик, любая с первого же взгляда заценит и будет прикидывать — если и не о постоянном членстве, то хотя бы в качестве запасного. Впрочем, тебе-то что отвлекаться на чужие симпатичные зубки, когда вчера сам Эльвель…

— Хвалилась рль, что скиуса поймала!

Кто-то прыснул в кулак, кто-то рассмеялся более откровенно. Они были молодыми и глупыми, и безоговорочно верили в непогрешимость своих капитанов, даже когда капитанами были керсы. А, может быть — тем более, когда капитанами были керсы.

Впрочем, Эльвель не просто керс, каких много.

Эльвель — этот Эльвель.

Он один.

Женщине было даже немножко жалко их. Ослеплённые собственной верой, они не заметили, как напряглись пальцы Рентури, как засветилась тревога в глубине его ехидно прищуренных глаз.

Рентури был старше. И на собственном опыте знал, что такое поводок.

И ещё он знал, что никогда не проигрывают лишь златоглазые…

— Это правда, — сказала она просто и даже немного грустно. Конечно, приятно иметь в запасных Самого Эльвеля. Но куда приятнее было бы, вступи он в её команду добровольно…

Однако не зря прозвали его слепым, врийс забери его крылья и крылья его детей!.. Ладно, ветер с ней, с добровольностью. Притащить такую добычу пусть даже и на самом жёстком поводке — тоже не рль чихнула.

Они уже не смеялись. И Рентури молчал, вцепившись потемневшими пальцами в верх-ветку и глядя куда-то поверх её головы.

Она обернулась.

Он балансировал на самом кончике невероятно тонкой горизонтали — та подрагивала, прогибаясь, — каким-то чудом удерживаясь неподвижно, стоял безо всякой опоры, руки скрещены на груди, плащ перекинут через плечо.

И был он близко.

Во всяком случае — гораздо ближе остальных…

Кто-то охнул. Кто-то сказал с отчаяньем: «Не может быть, нет, только не он!..» Рентури перестал дышать. Голос Эльвеля — знаменитый бархатный голос Для-Песни-Рождённого — был вкрадчив и обманчиво мягок.

— Эйни-ю, и охота тебе на старости лет дурью маяться? Что скажут приличные капитаны, если увидят тебя в нашем обществе? Твоя репутация…

Она сощурилась. Сказала очень тихо — так, чтобы расслышал лишь он, да ещё, пожалуй, Рентури:

— Поводок — штука тонкая. За него ведь и дёрнуть можно.

Ей хотелось быть великодушной — в разумных, конечно, пределах.

Он ответил ещё тише — она скорее угадала, чем услышала:

— Не делай этого. Не стоит.

И ужаснулась на секунду — что же ты творишь?! Это же не просто штрафник — это Эльвель, живая легенда, нельзя с ним вот так…

Но — лишь на миг.

— Пойдёшь ко мне?

Он шевельнулся и спросил вкрадчиво, развернув голос широко-полостным веером, чтобы услышали все: