Последняя жертва - Александр Островский.

Салай Салтаныч. Пустой ты человек, дрянь.

Дульчин (грозно). Салай!

Салай Салтаныч. Что пугаешь! Нажил деньги – человек, прожил деньги – дрянь.

Дульчин. Да как я наживу, ефиоп ты этакой! Деньги наживают либо честным трудом, либо мошенничеством, ни того ни другого я не умею и не могу.

Салай Салтаныч. Честно – нечестно, кому нужно! Нажил деньги, хороший человек стал, все кланяются; детям оставил, спасибо скажут.

Дульчин. Знаю я вашу азиатскую философию-то.

Салай Салтаныч. Я твой папенька знал, хороший был человек, деньги нажил, тебе оставил, а ты что?

Дульчин. Толкуй! Тогда можно было наживать.

Салай Салтаныч. Всегда можно, надо ум.

Дульчин. Ум-то хорошо, да и совесть иметь не мешает.

Салай Салтаныч. Какая совесть? Где твоя совесть? Чужие деньги бросал – это совесть? Тому должен – не заплатил, другому должен – не заплатил, это совесть? Украл, ограбил – нехорошо; а бросал деньги – хуже. Украл, ограбил – молись богу, бедным давай, бог простит. Я знал один грек, молодой был, разбойник был, по морю ходил, пушки палил, людей бил, грабил; состарился, монастырь пошел, монах стал, человек нравоучительный.

Дульчин. Ну, что ты с баснями-то, очень мне нужно!

Салай Салтаныч. Кто бросал деньги, убить его скорей; такой закон надо. Слушай: были три брата, там на Кавказе…

Дульчин. Мне и без тебя скучно, а ты с глупостями.

Салай Салтаныч. Родитель деньги оставил: один торговал, другой торговал – наживал, третий мотал. Братья подумал, подумал, поговорил промежду себя, посоветовал, зарядил ружье, убил его, как собака. Больше не стоит.

Дульчин. Ну, прощай! Твоих рассказов не переслушаешь.

Салай Салтаныч. Куда – прощай! Пойдем, ужинать будем. Слушай меня! Будешь слушать меня, человек будешь, не будешь слушать – пропадешь!

Входит Глафира Фирсовна.

Наблюдатель, Дульчин, Дергачев, Салай Салтаныч, Глафира Фирсовна.

Глафира Фирсовна. Иль нейдет, упрямится? Поди, Салай Салтаныч, я его приведу, – у меня не вырвется.

Салай Салтаныч (Дульчину). Приходи, будем ждать. (Уходит налево.)

Глафира Фирсовна. Эк тебе счастье привалило! Не ожидала, – признаюсь. С ума ведь ты девку-то свел.

Дульчин. Будто?

Глафира Фирсовна. Уж верно. Только ты теперь не зевай, лови, а то улетит. Закружи ее хорошенько, и шабаш! Аль не умеешь?

Дульчин. Положим, что умею; увлечь девушку не трудно, особенно такую чувствительную, да что толку?

Глафира Фирсовна. Как что толку! Миллион – шутишь ты этим?

Дульчин. Это не про нас, что себя обманывать! Тут, кроме нее, отец да дедушка, им мучника ведь надо, посолидней; нашему брату таких денег не дают. Разве это люди? это бульдоги.

Глафира Фирсовна. Ошибаешься: они ее неволить не станут; кто мил, за того и ступай! С такими-то деньгами, да за немилого идти – была оказия! Не принцесса, не высокого рода, только что деньги, так с деньгами и идти за милого человека, это прямой расчет. Чем ты не кавалер, чем ты не пара? Вон она сама идет; не утерпела. Ты смелей с ней, без канители; она не очень чтоб из стыдливых.

Дульчин (с иронией). Благодарю за науку. Я в свое счастье, Глафира Фирсовна, плохо верю.

Глафира Фирсовна уходит.

(Дергачеву.) Отойди подальше! Отойди прочь!

Дергачев уходит в глубину. Входит Ирина.

Наблюдатель, Дульчин, Дергачев, Ирина.

Ирина. Что вы нейдете ужинать с нами, Вадим Григорьич? Мы сейчас садимся.

Дульчин. Не хочется, не расположен.

Ирина (заглядывая Дульчину в лицо). Что вы такой мрачный?

Дульчин. Жизнь надоела, Ирина Лавровна.

Ирина (с испугом). Да вы серьезно?

Дульчин. Очень серьезно.

Ирина. Вам все надоело, вы так много испытали всего.

Дульчин. Да, я все испытал, и все надоело; одного только я не испытал и, вероятно, никогда не испытаю.

Ирина. Чего же это?

Дульчин. Не скажу я вам, с чего вы взяли! Не обо всем можно говорить с барышней.

Ирина. Со мною можно говорить обо всем.

Дульчин. Вы не знаете жизни, не видали, не испытали ничего; вы меня не поймете, и не должны понимать.

Ирина. Я не испытала жизни, но я читала много романов, и я понимаю всё, всё.

Дульчин. А начни я говорить, вы застыдитесь и убежите.

Ирина. О нет, вы меня не знаете.

Дульчин. Ну извольте, я не испытал страстной любви.

Ирина. Страстной?

Дульчин. Да, любовь наших женщин какая-то вялая, сонная. Мне надо жгучей страсти, бешеной, с кинжалом и ядом.

Ирина. Быть может, вы ее не замечали?

Дульчин. Хороша бешеная страсть, коли еедаже заметить нельзя.

Ирина (тихо). Вадим!

Дульчин. Что угодно?

Ирина. Она здесь, она давно кипит в груди моей.

Дульчин. Неужели?

Ирина. Да, бешеная африканская страсть, поверь мне.

Дульчин. Верю, и очень может быть, что я близок к счастью, но…

Ирина. Зачем «но»?

Дульчин. Но ты не должна идти против родных, ты не должна терять их расположения, терять богатство, которое они тебе обещают. Не увлекайся своими африканскими страстями, Ирень, я от тебя такой жертвы не приму.

Ирина. Да никакой жертвы, никаких даже препятствий! Зачем же мне сдерживать свою страсть, милый Вадим? Ты ведь мой?

Дульчин. Невероятно, это уж слишком много счастья.

Ирина. Ах, поверь, поверь! Погоди, я пришлю сейчас к тебе папашу, поговори с ним. (Отходит.) Милый, милый. (Посылает поцелуй и уходит.)

Дульчин (Дергачеву). Лука!

Дергачев подходит.

Будем жить, братец, судьба начинает мне улыбаться. Я сейчас делаю предложение.

Дергачев. А как же Юлия Павловна?

Дульчин. А что ж Юлия Павловна? Что я могу для нее сделать? Жениться на ней, о чем она мечтает и дни и ночи; а чем жить будем? У ней ничего, у меня тоже. Что ж, нам мелочную лавочку открыть да баранками торговать? А я женюсь и по крайней мере расплачусь с ней, это честнее будет. Конечно, я ее огорчу очень, очень; ну, поплачет, да тем и дело кончится! А пока надо ей солгать что-нибудь.

Дергачев. Ах, лгать! А лгать нехорошо, Вадим, очень нехорошо.

Дульчин. Ты опять с нравоученьями! Так вот я тебя лгать-то и заставлю, и ты будешь лгать. Ты пойдешь завтра к Юлии Павловне и скажешь, что я в Петербург уехал.

Дергачев. Что ж, я пожалуй, я пойду; только ведь меня гоняют оттуда.

Дульчин. Претерпи, бедный друг, все претерпи ради дружбы.

Дергачев. Претерплю. Вадим, я у тебя шафером, я платье новое сошью. Нет ли у тебя трех рублей серебром?

Дульчин. Опять денег просить? Какая привычка у тебя!

Дергачев. Ты ужинать пойдешь, сядешь за стол с компанией, а мне на вас глазами хлопать? Ведь я езжу сюда только для тебя, а ты знаешь, как здесь все дорого.

Дульчин (достает деньги). Ну, на рубль, отвяжись!

Входит Лавр Мироныч.

Отойди, исчезни!

Дергачев уходит.

Наблюдатель, Дульчин, Лавр Мироныч.

Лавр Мироныч. Вадим Григорьич, пожалуйте, милости просим.

Дульчин. Лавр Мироныч, два слова.

Лавр Мироныч. К вашим услугам. Весь – внимание.

Дульчин. Между благородными людьми разговор должен быть короткий.

Лавр Мироныч. Совершенно справедливо-с.

Дульчин. Мне нравится ваша дочь.

Лавр Мироныч. Девушка хорошая, образованная и с большим приданым.

Дульчин. Она и так хороша, а с приданым, конечно, еще лучше. Но не о приданом речь. Теперь вот в чем вопрос: нравлюсь ли я вам?

Лавр Мироныч. Вы? Как же, помилуйте, мы ваше знакомство за честь себе считаем.

Дульчин. Да погодите, не распространяйтесь! Я хочу жениться на вашей дочери, вы отец, вас обойти нельзя, так согласны вы или нет, как говорится, осчастливить нас?

Лавр Мироныч. С полным удовольствием. За честь почту.

Дульчин. Ну и прекрасно! Только с одним условием: погодите разглашать, мне надо устроить кой-какие делишки.