Финита ля трагедия - Наталья Александрова

Надежда, сама котовладелица с большим стажем, хорошо поняла беспокойство девушки. Ее собственный кот Бейсик тоже иногда пытался удрать из квартиры, особенно если месяц март веял на него ветром свободы и приключений. Правда, муж Надежды Сан Саныч непоколебимо стоял на защите квартирной границы, потому что души не чаял в Бейсике и отлично знал, как много опасностей подстерегает на улице сбежавшего кота.

Девушка побежала по лестнице вниз: она больше всего боялась, что кошка выскочит из дома. Но Надежда Николаевна знала, что кошки бегут всегда только в одном направлении – вверх, и, оставив Павла Петровича караулить возле открытой двери, отправилась вверх по лестнице.

Действительно, ее предположение оправдалось: кошка с очень испуганным видом сидела на площадке верхнего этажа и явно была не против того, чтобы вернуться к себе домой.

Надежда осторожно двинулась к беглянке. Она хорошо знала, как опасна может быть испуганная кошка, как она может поцарапать человека, даже хорошо знакомого, поэтому постаралась произвести на испуганную киску самое лучшее впечатление. Она села рядом с ней на корточки и заговорила негромким, спокойным голосом:

– Ну что, нагулялась? Видишь, что здесь нет ничего хорошего? Может быть, оставим все эти глупые мечты о свободе и вернемся домой? Там нас ждет хозяйка, и «Китикет» в мисочке… или ты предпочитаешь «Вискас»?

Надеждин кот Бейсик отлично узнавал на слух названия сортов кошачьего корма. При словах «Вискас», «Дарлинг» или «Китикет» он обязательно поднимал голову, поводил ушами и вопросительно мурлыкал, как бы спрашивая хозяйку, не пора ли положить ему немножко вкусной еды из заветной баночки. Особенно ему нравился корм «Оскар», и когда как-то раз при нем Надежда с мужем смотрели по телевизору церемонию вручения премии американской киноакадемии и ведущий громко сообщил, что один из представленных на конкурс фильмов получил целых пять «Оскаров», Бейсик вскочил, глаза его загорелись, и он издал такой восторженный мяв, что его смысл сразу стал ясен хозяевам без всякого перевода: как повезло этим американским котам! Целых пять банок вкусного «Оскара»!

Видимо, черно-белая кошечка тоже понимала такие важные слова. При упоминании кошачьего корма она тихонько мурлыкнула, уселась поудобнее и принялась умывать мордочку. Надежда поняла, что кошка успокоилась, и осторожно взяла ее на руки. Это был довольно рискованный шаг: немногие кошки идут на руки к незнакомым людям, но Надежда, видимо, сумела внушить своей новой знакомой доверие, и киска не стала сопротивляться.

Спустившись на шестой этаж, Надежда Николаевна увидела поднимающуюся по лестнице расстроенную девушку. При виде кошки та засияла и поспешно пригласила Надежду и ее спутника в квартиру:

– Заходите внутрь, а то как бы Фелиция снова не убежала!

– Ее зовут Фелиция? – восхитилась Надежда, входя в квартиру и осторожно спуская перепуганную кошку на пол. – Какое аристократическое имя! Оно ей очень подходит!

– Это мамочка выпендрилась, – усмехнулась девушка, – по мне, так лучше какое-нибудь простое имя – Мурка, например, или Мотька… да, так вы, наверное, к мамочке?

– Если ее зовут О. Т. Варенец, – ответила Надежда Николаевна, демонстративно сверившись со списком.

– Ну да, Ольга Томасовна… на самом-то деле она Трофимовна, но такое отчество кажется ей простонародным, и она переделалась в Томасовну. Но вы ее не застали, она в санатории, в Репине, – проговорила девушка, – на каких-то очистных… то есть очистительных процедурах. У моей мамочки бзик – она занимается постоянным самоусовершенствованием… то есть непрерывно что-нибудь в своем организме очищает, исправляет, лакирует и доводит до идеала. Правда, это ей не очень-то помогает…

«Какая злая все-таки молодежь! – подумала Надежда. – Причем в особенности – к самым близким людям! Хотя, может быть, эта мамочка со своими процедурами действительно достала дочку…»

– Жаль, – сказала Надежда вслух, – тогда мы пойдем…

– Ой, а у вас кровь на руке, – вскрикнула девушка, – все-таки Фелиция вас зацепила!

– Правда! – Надежда увидела у себя на левой руке царапину. – А я и не почувствовала!

– Давайте я залью вам ее йодом, – девушка подхватила Надежду под локоть и потащила в ванную комнату.

Здесь все было куда роскошнее, чем у мадам Севрюгиной, – розовая ванна, позолоченные краны, красивое зеркало в розовой раме с подвесным шкафчиком. Вообще все оборудование и аксессуары были выдержаны в розовых тонах – видимо, это позволяло хозяйке видеть жизнь в розовом цвете.

Единственное, что объединяло две эти ванные, – обилие всевозможных флаконов, баночек и тюбиков с косметическими средствами. Правда, здесь косметики было еще больше, чем у Севрюгиной, и преобладали изделия дорогих французских и израильских фирм. Среди них Надежда заметила несколько красивых золотистых коробочек с черным трилистником. Наклонившись, она прочла название фирмы: «Ликофарм».

«Надо же, – подумала она, – видимо, это какая-то приличная фирма, если ее изделиями пользуется продвинутая Ольга Томасовна! А мне эта косметика до сих пор ни разу не попадалась».

Дочка хозяйки осторожно залила царапину йодом и залепила аккуратным пластырем телесного цвета.

«Вовсе она не злая, – подумала Надежда, – наоборот, очень милая и приветливая девушка».

Вскоре они с Павлом Петровичем покинули квартиру мадам Варенец, попрощавшись с ее дочерью и кошкой Фелицией.

– Обрати внимание, – сказала Надежда Павлу Петровичу уже на лестнице, – она даже не поинтересовалась, что нам нужно было от ее матери! А ты боялся, что мы не сможем втереться в доверие! Видишь, как это легко!

– Да, – кивнул Павел, – но мне кажется, пользы нам от этого совершенно никакой. Что мы здесь узнали, кроме того, что О. Т. Варенец – женщина и что в данный момент она находится в санатории?

– Не скажи, Паша, – задумчиво проговорила Надежда, – в школе нас учили, что количественные изменения постепенно переходят в качественные, и я верю, что так оно и произойдет. Нужно дальше идти по этому списку… может быть, мы поймем, по какому принципу люди в него включены. Во всяком случае, мы увидели, что два первых человека в нем – женщины…

– И это единственное, что их объединяет!

– А может быть, и не единственное…

Надежда Николаевна усиленно прислушивалась к своей интуиции и вызывала на разговор свой внутренний голос, надеясь, что он подскажет, что делать. Возможно, разгадка лежит на поверхности, совсем близко, и если напрячь извилины, то она сообразит все сразу же, и не нужно будет ходить по всем адресам, указанным в списке. Потому что Надежда только хорохорилась, когда говорила Павлу, что будет очень легко проникнуть к незнакомым людям и выспросить у них все, что нужно. На самом деле пока им просто везло. Но нельзя же рассчитывать на то, что впредь им будут попадаться только доверчивые люди. Такого попросту не бывает…

Но Надеждин внутренний голос упорно молчал, как двоечник у доски.

– Вот интересно, – рассердилась женщина, – иногда он возникает в самый неподходящий момент и начинает зудеть о том, что я влезла во что-то опасное, как будто я сама не понимаю. А сейчас, когда мне просто необходимо указать путеводную нить, он, видите ли, обиделся и замолчал!

– С кем это ты разговариваешь? – осведомился Павел Петрович, не отрывая глаз от дороги.

Надежда опомнилась и сконфуженно замолчала. Еще не хватает, чтобы Павел узнал, какие сложные отношения у нее с собственным внутренним голосом, да он ее просто на смех поднимет!

– Венечка, я налью тебе вторую чашку! – проговорила Александра Сергеевна не вопросительным, а утвердительным, скорее даже командным тоном.

– Но, Алексашенька, я больше не хочу!

– Глупости, ты хочешь!

Александра Сергеевна очень хорошо изучила своего бывшего мужа и всегда знала, чего он хочет. Даже лучше, чем он сам. Гораздо лучше. Вениамин прислушался к себе и с удивлением понял, что он действительно хочет еще чаю, причем именно такого, какой налила ему Александра – жидковатого, бледного и не горячего. Когда-то про такой чай в Петербурге говорили: «Кронштадт видно» – с берега Финского залива только при очень прозрачном, чистом воздухе бывают видны здания Кронштадта и темная громада Морского собора.

Вениамин знал очень много таких бесполезных вещей и мог разговаривать о них часами. Когда-то это казалось Александре Сергеевне довольно приятным, но с годами безумно надоело, тем более что она точно знала все, что Венечка скажет в следующую минуту. Зарабатывать деньги он не умел и заявлял с гордым и презрительным видом, что учиться этому в его возрасте уже поздно.

«Я первоклассный конструктор! – говорил он высокомерно. – И не моя вина, что люди моего уровня в наше ужасное время не востребованы! Придет, еще придет мое время, обо мне вспомнят!»