Последняя тайна - Гарри Килворт

Ночью поезд подъехал к небольшому городку под названием Эппллейн, и проводник сообщил, что они простоят здесь до утра.

— Предлагаю вам, сэр, снять номер в местной гостинице. Но лучше не выходите из него. Это варварский город! Три дня назад шериф с помощником, оба барсуки, были застрелены прямо на улице.

Баламут послушался совета и, взяв чемодан, направился по пыльной улице к единственной местной гостинице. В одном здании с ней размещались салун, лавка, школа и суд.

Гостиница была уже переполнена, но на первом этаже, который местные почему-то называли вторым, нашелся свободный номер. В него и проводили Баламута. Окно комнаты выходило на теннисный корт. Баламут уселся и принялся изучать карту страны.

В начале седьмого снизу послышался какой-то шум, но Баламут не обратил на него внимания.

В восемь часов, когда он спустился к ужину, началась ужасная потасовка, сопровождавшаяся битьем зеркал и бутылок. Похоже, драка была беспричинной. В ней участвовали все: суслики, скунсы, луговые собачки, ласки, горностаи, опоссумы. Они смешались в одну кучу, круша столы, стулья, окна и даже дверь!

— Мне здесь нечего делать! — вздохнул анархист. — Этот городишко уже охвачен хаосом!

В полночь произошел более серьезный инцидент.

С улицы до Баламута донесся примерно такой разговор.

— Стой! Я шериф, а это мой заместитель!

— Ты, сурок, — шериф?!

— Ах, я, по-твоему, сурок?!

Тут же началась перестрелка, в которой застрелили нового шерифа, коим оказалась луговая собачка по имени Чак Вуди, и его помощника.

— Кто-то назвал шерифа сурком, — объяснял свидетель. — Началась пальба. Разумеется, луговая собачка — это в сущности тот же сурок, только шериф с помощником этого не знали! Они настолько глупы, что когда их называют настоящим именем, принимают это за оскорбление!

Оба тела унесли на двери, которую сорвали с петель в предыдущей драке.

— Вот уж действительно дикий город! — сказал Баламут хозяину гостиницы, скунсу в жилете.

— Да уж, более дикого не бывает, — ответил скунс. — А уж в субботние вечера… Сегодня, как вам известно, среда.

— А что происходит по субботам?

— Каждую субботу сюда со своих ранчо приезжают койоты-мышеводы и начинается жуткая пальба. От пуль не укрыться нигде. В каждой комнате играют в алтейку. Жуликов застреливают. Убийц линчуют. Полицейским даже некогда перекусить. В субботу здесь просто кошмар. А вот в воскресенье спокойно, как на кладбище.

— Так и должно быть после такого кровопролития.

Скунс прищурился:

— Ты это что, критикуешь наш образ жизни, чужеземец?

— Кто, я? — удивился Баламут. — Да даже и в голову не придет критиковать вас!

На следующий день рано утром Баламута разбудил гудок паровоза. Он собрал чемодан, позавтракал каким-то месивом под названием «овсяная каша» и по главной улице пошагал к деревянному вокзалу. По дороге он клацал зубами, предвкушая, как будет рассказывать о своих испытаниях по возвращении домой.

На Западе мышеводы вывели новую породу вьючных животных — помесь полевки и домовой мыши. Ее назвали «пышь», или «пышка». На такой крепкой, упрямой пышке, покрытой попоной с прорезью для головы, въезжал в это самое время в город койот — хозяин ранчо. Проходя мимо, Баламут мельком взглянул на него. Койот прищурился и спросил, не смеется ли он над пышкой? Услышав, что Баламут и не помышлял о таком, готовый к драке койот был явно разочарован. По пути, зайдя в парикмахерскую, Баламут привел в порядок бакенбарды и кончик хвоста, после чего сел в поезд, идущий в Эмирфорнию, в город Сан-Английско.

Там Баламут застал местных зверей в необычайном возбуждении. Пронесся слух, что кто-то в горах нашел алмазы. Звери толпами устремились в горы, началась настоящая алмазная лихорадка. Даже Баламут чуть было не поддался настроению толпы, но вовремя вспомнил, что его ждет Катай, где он должен разжечь гражданскую войну. Пусть остальные гоняются за призраками, он же здесь для того, чтобы найти Джо Уля!

Сан-Английско был городом рыбаков. И как раз в это время капитан Ахкаб, хорек с деревянной лапой и без одного уха, набирал там команду, чтобы отправиться на поиски одной исключительно зловредной барракуды, по имени Доби Мик. Этот-то красноглазый монстр с белой чешуей и лишил капитана Ахкаба задней лапы и откусил ему ухо.

— Но я ему отомщу, — обещал Ахкаб каждому встречному, в том числе и Баламуту. — Я утоплю его! Ты со мной или нет, горностай?

— Считайте меня трусом, но у меня имеется занятие поважнее, чем охотиться за хищной рыбой! Кстати, вы можете называть меня лаской, я не обижусь!

Баламут обошел весь город в поисках Джо Уля.

— Да он же уехал на север, — сказала хозяйка гостиницы, где Баламут остановился. — Уехал, в страну медведей, кленового нектара и бобров, вот так!

Хоть у него уже слипались глаза, он вместе с другими постояльцами все-таки поужинал моллюсками, омарами и дымящимися крабами. В зале сидели множество матросов, у которых в шерсти соли было больше, чем блох. Среди них был Кваквак, рослый хорек со странной татуировкой на груди. Баламут познакомился с ним. Кваквак происходил из племени охотников с дальнего севера.

— Я только что вернулся из плавания с капитаном Ахкабом, — сообщил Кваквак. — А завтра мы снова отправимся в страну бобров. Давай с нами!

— Спасибо, — поблагодарил Баламут, пытаясь когтем вытянуть из-под панциря кусочек крабьего мяса. — А то мне так не хотелось ехать туда одному. Слушай, а ты не поможешь мне справиться с этим крабом? Я никак не могу мясо вытащить! Это просто кошмар!

— Слава богу, закончилось это ужасное плавание! — ловко выковыривая кусочки мяса и передавая их Баламуту, продолжал Кваквак. — Ужасное! Море словно взбесилось! Мы потеряли полкоманды, но все равно не поймали этого проклятого Моди Бика!

— Да, невеселая история, всех барракуд не переловишь, верно?! Разбуди меня в семь, ладно? И угости чашечкой чаю.

Уронив морду на лапы, Баламут сразу же погрузился в глубокий сон. Остальные постояльцы продолжали болтать, иногда тормоша Баламута и пытаясь о чем-то спросить, но он продолжал сладко похрапывать. Так он проспал всю ночь.

Проснувшись утром, Баламут обнаружил себя полностью раздетым. На нем остались только ботинки — и то лишь потому, что вор, будучи специалистом по сложным морским узлам, оказался не в состоянии развязать шнурки, завязанные на непривычные для мастера высокой квалификации простые узлы.

— Ничего, — успокоил его Кваквак. — Мы подберем тебе подходящую матросскую одежду. Ее много остается от парней, которые не возвращаются из плавания: кто-то умирает от цинги, а кто-то падает с мачты и разбивается о палубу. Злобная барракуда забирает множество жизней. — Он осмотрел Баламута с головы до лап. — У нас матросы чаще всего хорьки и куницы, а они будут покрупнее тебя. Но можно закатать штаны и завернуть рукава бушлата, так что не беспокойся!

— Я не понимаю одного! Как они сумели раздеть меня, не разбудив при этом?

— Ты очень уж крепко спал.

12

Пятеро усталых путников подошли к храму, стоявшему на горном склоне. Это было деревянное строение, облицованное камнем и повторяющее рельеф склона. Храм выглядел весьма впечатляюще. Эти места были известны как Мгрз в горной цепи Ксвзйнк. Здесь никто не использовал гласные звуки, ибо они были звуками отвратительного, злого бога Аеиоуэюя, а вот согласные — те принадлежали доброму и мудрому Бвгджзйклмнпрстфхцчшщьъ. Приверженцы последнего никогда не оскверняли свои рты Восьмью Запретными Буквами Алфавита. Только плохие звери, прячущиеся в темных норах и нападающие на неосмотрительных путешественников, были верны Аеиоуэюю.

Из-за этой особенности путешествующим зверям бывало непросто найти общий язык с местными жителями. К счастью для ласок, Калабаш Буряк пусть не безупречно, но изъяснялся на этом необычном наречии. Жрецы, обитатели храма, чудом державшегося на острых уступах, с бесконечным терпением выслушивали его словесные усилия, время от времени постукивая когтями по дереву.

Когда тушканчик завершил свой не слишком вразумительный рассказ, выяснилось, что путникам лучше всего переночевать именно здесь, в храме.

— Но тут очень холодно, — прошептал Плакса. — Даже свечи не помогают!

Свечей было действительно много. Весь храм казался лесом маленьких мерцающих огоньков. В каждой комнатке курились благовония, и их запах смешивался с запахом сосны и красного дерева. Иногда откуда-то доносились звуки гонга и цимбалки.

— В горах еще холоднее, — сказал Грязнуля.

Это было правдой. В расселинах между скал лежал снег. У воробьев покрывались льдом крылья, и они то и дело с глухим стуком падали на крышу храма.

— А жрецам эти края не кажутся чересчур уж унылыми? — спросил Нюх у Калабаша.