Трудный выбор - Сандра Браун

Огонь, полыхавший в ее глазах, словно передался и его взору.

– Я рад, что это так. Поверь, стоит мне однажды переспать с тобой, и я вряд ли смогу тебя отпустить.

Пораженная его словами и тем, как он легко и твердо это произнес, она стояла завороженная его взглядом. Наконец, выйдя из оцепенения, Шелли произнесла:

– И кроме того, мы по-прежнему учитель и ученица.

Откинув назад голову, он негромко рассмеялся.

– Всегда можно прибегнуть к этому вескому аргументу, верно?

Шелли тихо улыбнулась в ответ.

– Придумай-ка оправдание получше, Шелли. Кого, черт возьми, это волнует?

Ректора Мартина волновало. Вечеринка оказалась скучной и неинтересной, как и предсказывал Грант. Едва дворецкий впустил их с Шелли в дом, последовали торжественные приветствия от хозяев дома и почетных гостей. Внешность ректора Мартина как нельзя лучше гармонировала с его профессорской карьерой: суровый с виду, он был высок и статен, седовласый, с высоким лбом. С Шелли он поздоровался весьма любезно, однако от нее не ускользнул оценивающий взгляд его острых голубых глаз.

Жена его, дородная матрона с подсиненными седыми волосами, обратилась к Гранту и Шелли с неискренней улыбкой, словно надетой на лицо. Очевидно, ее куда больше интересовало, как поэффектнее разместить на своей пышной груди гроздь бриллиантов.

– Ты можешь представить себе миссис Мартин извивающейся в пароксизмах страсти? – негромко поинтересовался Грант, когда они отошли в сторону. Шелли едва не выронила бокал, который только что взяла с серебряного подноса проходящего мимо официанта. Она сотрясалась от беззвучного хохота.

– Замолчи, – процедила она сквозь зубы, пытаясь сохранить на лице приличное выражение. – Из-за тебя я могла бы пролить вино, и мне пришлось бы сдавать в чистку эту блузку, а ведь ее вполне можно надеть еще раз.

Они смешались с толпой, и Шелли не могла не заметить, что все находящиеся в комнате женщины, будь то сотрудницы факультета или жены многочисленных коллег, тянулись к Гранту, подобно голубям, устремляющимся на место своего гнездования. Ее уже тошнило от их коварных вопросов, намеренно вовлекающих Гранта в разговор о Мисси Ланкастер и ее самоубийстве. Однако ему удалось искусно перевести беседу в иное русло.

Мужчины, удобно расположившись в уголке, обсуждали последний футбольный матч и шансы университетской команды в матче за кубок. Грант представил Шелли, не поясняя, кто она, но один из ее бывших преподавателей все равно ее вспомнил. Шелли не сомневалась, что разговоры об их преподавательско-студенческом альянсе, подобно дыму, уже распространяются среди приглашенных.

Час спустя Шелли и Грант очутились в рабочем кабинете ректора Мартина. Они обсуждали достоинства триктрака перед шахматами, когда в кабинет вошел ректор собственной персоной.

– А-а, вот вы где, мистер Чепмен. Я как раз собирался перекинуться с вами парой слов. – Голос его звучал вполне дружелюбно, однако решительность, с которой он закрыл за собой двойные двери кабинета, пробудила в Шелли дурные предчувствия.

– Мы любовались этой комнатой, – весело заметил Грант. – Она просто великолепна, как, впрочем, и весь дом.

– Да-с… что ж, – отозвался ректор, зачем-то кашлянув, – как вам из – вестно, дом этот – собственность университета, но, когда меня назначили ректором и мы здесь поселились, Марджори заново все отделала.

Подойдя к книжным полкам, ректор сложил руки за спиной и приподнялся на носках туфель.

– Мистер Чепмен…

– Прошу прощения, – пробормотала Шелли и направилась к двери.

– Нет-нет, миссис Робинс, поскольку это касается и вас, я бы попросил вас остаться.

Украдкой глянув в сторону Гранта, Шелли согласилась:

– Хорошо.

– Ну так вот, – веско произнес ректор, – как вам известно, наш университет предъявляет к своим сотрудникам и студентам высокие требования – это относится и к науке, и к морали. Мы, я имею в виду совет директоров, заботимся о высочайшей репутации нашего учебного заведения. Поскольку церковь вносит самый значительный финансовый вклад в бюджет нашего университета, мы обязаны дорожить своим добрым именем. А следовательно, – продолжал он, обведя глазами кабинет и устремив на них взгляд, призванный вселить ужас в душу любого злодея и еретика, – сотрудники нашего факультета должны иметь безупречную репутацию как в стенах университета, так и за их пределами.

Вокруг воцарилась гробовая тишина. Ни Грант, ни Щелли не произнесли ни слова и не двинулись с места, но краем глаза Шелли заметила, как сжались кулаки Гранта.

– Мистер Чепмен, мы шли на определенный риск, когда нанимали вас в качестве преподавателя. Члены совета директоров внимательно изучили ваше заявление о приеме на работу. Они сочли, что вашингтонская пресса обошлась с вами несправедливо. И великодушно поверили вам, памятуя о презумпции невиновности. У вас отличные рекомендации. Когда вы начнете печататься – а вы, помнится, изъявили такое желание, – это будет весьма лестно для нашего университета. Однако ваше общение со студенткой, пусть даже старшего курса, делает вас уязвимым для критики и выставляет университет в невыгодном свете. Тем более что вышеупомянутое прискорбное событие у всех свежо в памяти. Посему я вынужден просить, чтобы вы и миссис Робине, чей статус разведенной дамы лишь усугубляет сомнительность ситуации, прекратили встречаться друг с другом в неофициальной обстановке.

Гранта не впечатлили ни приказ ректора, ни его благочестие.

– А иначе что? – спокойно поинтересовался он. Сдержанный тон заметно диссонировал со свирепым выражением его лица.

– В противном случае мы будем вынуждены пересмотреть ваш контракт в конце семестра, – ответил ректор Мартин.

Грант подошел к Шелли и взял ее под руку.

– Вы не только оскорбили меня и подвергли сомнению мою нравственность, которая, я уверен, вполне соответствует университетским нормам, – вы еще и оклеветали миссис Робинс…

– Грант…

– …чья репутация безупречна, – мистер Чепмен подхватил тон и интонации ректора.

Она пыталась вмешаться, опасаясь, что, защищая ее, он вызовет еще больший гнев. Ибо, судя по мертвенно-бледному лицу мистера Мартина, не многие могли позволить себе игнорировать его предупреждения – если вообще таковые находились.

– Благодарю вас за гостеприимство, – продолжал между тем Грант, увлекая Шелли к дверям. – И поблагодарите от нас миссис Мартин. Грант широко распахнул двери, вышел из кабинета с гордо поднятой головой и проследовал мимо гостей к парадному входу. Если он и заметил, как, словно по команде, поворачивались вслед ему головы собравшихся, – то не подал виду. Шелли оставалось только уповать на то, что щеки ее пылают не слишком ярко, а колени не подогнутся, пока они с Грантом хотя бы не выйдут за порог дома.

Ей удалось продержаться на ногах до самой машины. Едва Грант открыл дверцу «Датсона», как Шелли без сил рухнула на сиденье, дрожа всем телом.

Только выехав на оживленную магистраль и влившись в поток машин, Грант заговорил:

– Я здорово проголодался. Что предпочитаешь? Пиццу?

Она уставилась на него, не веря своим ушам.

– Пиццу?! Грант, ректор университета только что пригрозил тебя уволить!

– Ну, этого он не сумеет сделать, не заручившись большинством голосов в совете директоров. А невзирая на мою дурную славу и окружающую меня скандальную ауру, некоторые из членов совета обожают сенсации и хотели бы иметь меня под рукой. Другие же понимают, что я чертовски хороший преподаватель. Единственное, что приводит меня в бешенство, – это то, что он сказал про тебя. Болван лицемерный! Представься ему такая возможность, наверняка сам бы не отказался встретиться с тобой «в неофициальной обстановке».

– Грант! – Закрыв лицо руками, Шелли разрыдалась.

Видя ее страдания, Грант и сам помрачнел. Всю дорогу до ее дома они ехали в тишине, не считая изредка доносившихся сдавленных всхлипов Шелли. Сделав последний поворот, Грант резко затормозил у обочины. Недавнее приглашение на ужин было забыто.

Бесконечно долго они сидели в молчании. Профиль Гранта в мягком свете уличного фонаря казался грозным, чем-то неуловимо напоминая ректора Мартина. Набравшись смелости, Шелли заговорила первая:

– Мы больше не сможем встречаться, Грант. Так, как сегодня.

Он повернулся и, взявшись за спинку своего сиденья, пристально посмотрел Шелли в глаза.

– Ты позволишь этой ходячей пародии на респектабельность нас разлучить?

Шелли утомленно вздохнула.

– Я знаю, что он собой представляет, и не придала бы его мнению никакого значения, если бы не его высокий пост. Но он ректор университета, а ты его подчиненный.

– В моем контракте не было оговорено, кому я могу назначать свидания, а кому – нет.

– Но существует неписаный закон, запрещающий преподавателям встретиться со студентками. И я несколько недель назад пыталась объяснить тебе, что о нас тут подумают. Но ты не желал слушать.