Война Грязных Искусств (СИ) - Райро А.

— Ты всегда женой прикрываешься, патриций?

— Уходи, — опять зашептал жене Орриван. — Уходи, Алис… Богом прошу… Этот дьявол не пощадит тебя…

Я усмехнулся.

— Всё смешал ты в своей речи, патриций. И Бога, и дьявола…

— Не убивай её! — выкрикнул Орриван. — Я отдам всё, что ты хочешь, но не убивай её!

Я перевёл взгляд на женщину. Она вздрогнула и обхватила живот обеими руками.

— Проваливай, — сказал я ей, потом снова посмотрел на Орривана и добавил: — А ты пока вспомни, где Печать. У тебя минута.

Женщина наконец отползла от мужа, перевалилась на бок и привстала на локте. Неуклюже подогнула под себя колени и поднялась. Но вместо того, чтобы бежать, она снова посмотрела на меня, в её воспалённых глазах вспыхнула угроза.

— Наступит день, когда ты отдашь всё, чтобы исправить то, что наделал, — процедила она, шагнув ко мне. — Наступит день, он наступит. Пройдут века, но этот день наступит всё равно! Он наступит!..

— Заткнись и вали отсюда, — перебил я её и оттолкнул несильным гравитационным эргом. — Ещё слово скажешь — и сдохнешь.

Женщина тут же смолкла.

Посмотрела на раненого мужа, хотела что-то сказать ему, но опять смолчала. У неё не было причин сомневаться в моих угрозах. Она всхлипнула, ещё раз оглядела Орривана с отчаянием и виной и со всех ног побежала прочь, в сторону соседней улицы и канала.

Потеряв к леди Орриван всякий интерес, я снова обратился к её мужу:

— Вспомнил?

Тот задёргал головой.

— Печать осталась в моём доме. Я не взял её с собой, опасаясь, что меня перехватят… что и вышло. Но, клянусь, Печати у меня нет… её нет…

— Клянёшься? — прищурился я. — А если найду, что делать будешь?

Он облизал губы.

— Я… я всё равно не жилец… не жилец… Зачем мне врать?.. Ты отпустил мою жену, и я бы отдал тебе Печать, отдал бы… конечно бы, отдал… но её у меня нет…

Я наступил ему на грудь и приставил остриё меча к горлу. Орриван сглотнул, ощущая, что я начинаю усиливать нажим.

— Так где же Печать с буйволом, патриций? У тебя полминуты.

Мужчина всхлипнул и зажмурился.

— Не бойся, — тихо произнёс я, — просто посмотри мне в глаза, и я узнаю сам.

— Не-е-ет! — выкрикнул Орриван. — Я ни за что не открою глаза, тёмная тварь!

Одним движением я убрал меч за спину, обратно в ножны, и, наклонившись, ухватил Орривана за горло.

— Мне не нужны твои глаза, глупец.

Я принялся душить патриция, подняв его над брусчаткой и держа за шею, и одновременно читал его мысли, а прочитав, ещё несколько секунд смотрел, как Орриван теряет сознание, как конвульсивно дёргает руками, как истончается его жизнь… а потом отпустил.

Захрипев, мужчина грузно повалился на брусчатку.

— Расскажи потомкам, как великодушен был к тебе тот, кого ты называешь тёмной тварью, — бросил я ему.

Жизнь Орривану я сохранил не ради великодушия, конечно, а на случай того, если мне ещё раз понадобятся его воспоминания.

Теперь же я развернулся и поспешил вслед за его женой. Беременная и перепуганная, она не успела бы уйти далеко.

Так и вышло.

Я нагнал её у моста. Только там она стояла не одна.

Над ней навис харпаг, тот самый, с белой отметиной на лбу.

Он так и не сумел скинуть с себя цепь, зато умудрился догнать леди Орриван. Картина предстала преотличная: вывалив свой длинный язык, харпаг елозил им по животу женщины, а та, трясясь от слепого ужаса, самолично надевала чудовищу на когтистый палец Печать Ронстада.

— Ах ты ублюдок. — Я остановился и метнул в тварь мощный гравитационный эрг.

И харпага, и женщину отшибло на несколько метров. Харпаг ударился о перила моста, завалился на бок, но тут же вскочил. В его звериных глазах отразился ужас, но от Печати он отказываться не пожелал.

Тварь метнула в меня взгляд, полный отчаяния, и растворилась в клубах чёрного тумана…

* * *

Странно, но гнева я не испытал — так, небольшой укол злости.

Харпаг, конечно, умыкнул Печать у меня из-под носа, но забрать у него реликвию будет довольно просто. Ринги вызовут его ещё раз, для расправы над Фориатом, а там и я подоспею.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я подошёл к лежащей навзничь женщине, пристально оглядел её округлый живот.

— Ну что? Довольна теперь? Решила отдать Печать безмозглой твари из мрака? Именно это ты расскажешь своему сыну, когда он спросит, почему род Орриванов настолько бесславен?

Женщина приподняла голову и улыбнулась.

— Зато я взяла с харпага клятву, что его сородичи сейчас же уйдут из города и не станут добивать выживших, что в ближайший месяц они не придут, а если потом и придут, то не дольше, чем на час. Мы затаимся… мы будем готовы к их приходу… Это будет Час нашего безмолвия, Час тишины и смирения. Зато Ронстад останется жить…

Я бросил на женщину презрительный взгляд.

— Жить в постоянном страхе и ожидании расправы? Так себе жизнь, леди Орриван.

Её улыбка превратилась в оскал.

— Всё лучше, чем твоя, пёс Рингов. Вечное рабство, адская боль и никакой надежды… никакой надежды…

Она то ли зарыдала, то ли захохотала — зашлась всхлипами, задёргалась в конвульсиях и, пока я уходил прочь, всё продолжала кричать мне вслед:

— Никакой надежды! Лишь вечное рабство! Ра-а-а-а-абство!.. Лишь вечное-вечное рабство! Печати тебе не видать!..

Её истеричный голос вдруг начал ломаться, искажаться и стремительно меняться… на мужской. Чёрт возьми, на очень знакомый мужской голос, который снова выкрикнул:

— Печати тебе не видать, говнюк! Печати тебе не видать!

Я не сразу вспомнил, чей это голос…

* * *

— Печати тебе не видать, говнюк! — выкрикнул Питер откуда-то снизу.

Я мгновенно пришёл в себя, осознавая наконец, что Питер Соло швырнул меня в воздух гравитационным эргом, и я взлетел над площадью…

Чёрт.

А потом меня потащило вниз, с теми же обломками камней, поднятыми вместе со мной. И если Питер захочет, он легко зашибёт меня о землю, после чего снимет Печать с трупа.

Почему-то я нисколько не сомневался: именно это он и сделает.

Хотя вряд ли такой расклад его морально удовлетворит.

Наверняка, он планировал забрать Печать, продемонстрировав силу, пока я ещё жив, собирался истерзать меня до полусмерти и желательно при свидетелях — Хлое и Дженни.

В столь принципиальной схватке Питер не стал бы торопиться. Он слишком любит пафос. Наверняка, ублюдок уже не раз прокручивал в воображении, как убивает меня, медленно-медленно, растягивая удовольствие, и смотрит, как жизнь угасает в моих глазах… смотрит… смотрит… не отводя взгляда.

Теперь главное, не допустить, чтобы это случилось на самом деле.

В голову пришёл только один вариант спасения — безумный во всех смыслах. Но хуже, чем есть, я вряд ли себе уже сделаю…

Падая, я вытянул руку вбок.

Ту самую руку, правую, на указательном пальце которой сейчас блестела Печать с вороном. Ладонь жгла боль, будто дробила и перемалывала кости и мышцы, и казалось, что не только моя кожа, но и металл перстня плавится, сочась жаром.

А ещё мне показалось на секунду… всего на мгновение… что Печать подарила мне кодо, буквально крохи…

Но мне и этого хватит.

Как только пальцы коснулись стены, вдоль которой я падал, мой полёт чуть замедлился, и все крупицы кодо, что во мне были, я использовал на легкий гравитационный эрг.

Ладонь прислонилась к кирпичной поверхности, я поджал под себя ноги, поворачиваясь в воздухе и наступая на стену, а потом сразу же оттолкнулся от неё рукой.

Я сделал всё в точности, как в своём жутком видении.

Побежал по вертикальной стене, чёрт возьми.

Побежал прямо вниз.

И я бы наврал, если бы сказал, что в тот момент не испытал страха. Было жутко. Каменный пол пустыря неумолимо приближался, нёсся на меня, парализуя неизбежностью столкновения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Три секунды, две, одна…

Перед самым полом я оттолкнулся от стены ногой и приземлился, глубоко присев, сделав кувырок и снова встав на ноги.