Странники Одиннадцати Пространств. Нет худа без добра - Александра Алексеевна Василевская

звёздных скоплений в Шлейфовом Рукаве,7 а путь туда лежит через рукав Укрытый, дорога обещает быть долгой, но довольно спокойной, тем более что системы защиты корабля себя уже успели зарекомендовать. Поэтому все решают использовать время полёта для того, чтобы окончательно прийти в себя. Некоторые даже чувствуют, что им нужно подкрепиться или подзарядиться. К их числу относится и Витс, который решается на крайне необычный для себя эксперимент.

Он берёт из холодильника эппендорф с человеческими клетками.

— Всё живое и всё, что оно выделяет, по сути своей, съедобно, — вспоминает Витс слова Стива. — Почему, в конце концов, человеку нельзя есть человечину, ради которой не нужно никого убивать? Я же просто положу эти клетки в биореактор, и…

Витс подходит к синтебиотеку, но останавливается в нерешительности и принимается про себя рассуждать:

— Но это же клетки какого-то определённого человека! Вдруг это кто-то, кого я когда-то знал? Да или даже незнакомец… человека есть всё-таки нельзя. Так и до дикаря-каннибала можно скатиться. От выращенного в биореакторе мяса недалеко до естественной плоти. С другой стороны… я же не убил этого человека, я просто использую его клетки! Но использую без его ведома… если бы я узнал, что из моих клеток готовят еду…

— Утешу тебя трижды, — весело вступает Стив, прочитав мысли человека. — Во-первых, все эти клетки — из моих личных запасов, и попали они туда самым правильным путём: из медицинских лабораторий и научных учреждений. Там они, в свою очередь, оказались с согласия тех, у кого клетки забирали. Всех обязательно спрашивают о том, можно ли использовать клетки в кулинарных целях. Конечно, в каком-нибудь тёмном подполье никто никого не спрашивает, кривым шприцем забирает кровь и тащит в свою каморку, где сооружает из этих клеток что-то отвратительное…

— Сейчас весь Млечный Путь — подполье с Двумперией во главе!

— Согласен. Но я-то запасался клетками задолго до тёмных времён. Теперь второе. Если ты не хочешь ненароком съесть часть какого-то своего знакомого, можешь прогнать клетки через энциклопедический секвенатор и посмотреть, кому же они принадлежат. Наконец, все человеческие клетки тут — фордокс-приманские. А это, друг мой, совсем другой вид человека. Земляне ведь в Космос ещё не вышли, поэтому их клетки в свободном доступе не найти. Никто у вас их не брал.

— Ясно. Тогда это даже как-то… уже не так страшно. Впрочем… хм, другой вид… боюсь, фордокс-приманец будет сильно отличаться от землянина по вкусу.

— Есть здесь один землянин, которому не составит никакого труда плюнуть в пробирку.

— Что?

— В слюне много лейкоцитов. Лейкоциты — самый благодарный материал для выращивания живых тканей.

— Погоди! То есть, ты мне предлагаешь … попробовать самого себя?!

— Почему бы и нет?

Пока Витс пытается собрать какую-то мысль из разрозненных кусочков, Стив добродушно посмеивается:

— Если ты всё ещё чувствуешь себя неловко, посмотри, что кладу в биореактор я.

— На пробирке написано… твоё полное имя на хокене! Это твои клетки?!

— Да, друг мой!

— Но ты же последний из своего вида, ты мог бы их использовать для того, чтобы восстановить своих братьев!

— При мне всегда триллионы клеток.

— Да и ешь ты… очень редко!

— Конечно. Всё благодаря восьминогим подкрадам. Эти сильные и очень умные хищники сделали нас, хокенд’ивенов, теми, кто мы есть. Они следовали за нами по пятам, не давали покоя ни днём, ни ночью. Только в негостеприимных горных пустошах подкрады нас почти не преследовали. Так мы и научились обходиться малым — кстати, не только в еде. Хотя мы по традиции и ругаемся подкрадами, на самом деле мы им глубоко благодарны. Интересная связь, не правда ли?

— Ещё бы.

Стив уходит с кухни. Обдумывая всё, что сказал терраформ, Витс и не замечает, как из собственных лейкоцитов сооружает с помощью синтебиотека самый настоящий стейк. И без колебаний пробует его.

Результат, впрочем, Витсу не нравится.

— Мда, — бормочет землянин. — То ли я так плохо готовлю, то ли я и вправду такой невкусный.

— То есть, это, ну, ты не будешь, как бы, доедать, а? — раздаётся вдруг тонкий голос лопхофсслы из-под кухонной раковины.

— Э-э-э… пожалуй, не буду. Нет, никакой я не дикарь-каннибал. Труп коровы и живой салат меня устроят гораздо больше.

Витс усмехается. Кажется, его действительно больше не смущает своеобразная кулинарная этика Космоса с большой буквы, раз он позволяет себе такие… солёные шуточки!

— А ты… кстати, как тебя зовут? — интересуется человек у лопхофсслы.

— Я, это, Юрксла Заксла, значит, — отвечает обитатель кухни.

— Витс, очень приятно. Держи свой стейк.

— Это самое, как его, спасибо!

Прижав к себе шестью тонкими ручками продукт необычного кулинарного эксперимента, Юрксла уползает в своё скромное обиталище. Витс же понимает, что не так уж и плохо быть тем, кто отдаёт свои клетки другим существам для еды. Наоборот, есть в этом что-то альтруистичное и даже умиротворяющее.

В отличие от Витса, который впервые за долгое время обрёл покой, Млем терзается многими странными мыслями. Несмотря на то, что его друг — точнее, бывший друг Донлэ никогда не был для него авторитетом, слова декаперода глубоко запали в мозг центору. Пусть даже эти слова были и не его собственными, а йорзскими. Предопределённость истории и неистребимые инстинкты — вот что тревожит Млема. Поговорить о первом оно решает с Джексом, который, как оно чувствует, ещё не до конца смирился с потерей Фордокс-Примы, хотя и всеми силами пытается это скрыть, даже от самого себя. Дверь в каюту киборга немного приоткрыта — а это, как знает давний друг Джекса, знак того, что войти и поговорить очень даже можно. И всё же, вежливое по природе центор аккуратно интересуется, заглянув в каюту тремя из пяти глаз:

— Джекс, можно к тебе зайти?

— Можно всё, что не запрещено законами физики, — отшучивается Джекс.

Млем заходит внутрь и прикрывает дверь. Оно замечает, что Джекс пишет на компьютере какие-то явно бессмысленные программные строки — очевидно, для того, чтобы отвлечься.

— Знаешь, есть у меня один философский вопрос, — начинает Млем. — Я буду очень радо, если ты поможешь мне на него ответить. Для этого я вынуждено буду вспомнить Фордокс-Приму. Но обещаю: в конце концов я насыплю тебе соль на рану, и тебе станет легче.

— Ты хотело сказать, что утешишь меня?

— Да, конечно.

— Эх, Млем, а у нас выражение «сыпать соль на рану» означает диаметрально противоположное!

— Да? Забыло, извини. У нас солью действительно лечили раны, так и стали говорить.

— Ладно тебе, всё лучше, чем когда я тогда ляпнул… помнишь — «дурная голова ногам покоя не даёт»?

— Как