Золотая шпора, или путь Мариуса - Евгений Ясенов

— Так я и думал. Впрочем… Ну, да ладно. Вопрос второй: знал ли ты убитого?

— Не… Я… В первый раз… — бормотал Мариус.

— Понятно, — усмехнулся Уго. — Кого-то подозрительного рядом с двором накануне видел?

Отрицательный кивок

— Так, — протянул Уго, несколько озадаченный. — Ладно, идем дальше. Как получилось, что ты лежал в кровати, весь перепачканный кровью?

— Не знаю, — промямлил Мариус со слезой в голосе.

— Это как же?

— Не помню ничего. Спал я, а когда проснулся, в доме было полно народу, и кругом кровь.

— Хорошо. Допустим. А что было до того, как ты лег спать?

Мариус замялся. Пауза затягивалась.

— Правда и ничего, кроме правды, — напомнил Уго, чувствуя, что начинается самое интересное.

Мариус обреченно вздохнул и пробормотал:

— Мы сидели с Мусти, и я… я ему рассказывал… рассказывал… про золотую шпору.

— Про что? — Уго начинал волноваться и возбужденно глотать некоторые звуки.

— Про золотую шпору.

— Это еще что такое? — Уго без всякого труда изобразил крайнее удивление.

И Мариусу пришлось рассказать все. С каждым словом он все больше запутывался в сетях, искусно расставляемых грамотеем. Уго оказался большим мастером выпытывать необходимое и не упускать мелочей. В конце концов, Мариус, разоружившись перед собеседником, почувствовал невыразимое и совершенно неожиданное облегчение. Уго ощущал себя в шкуре хитрюги-стряпчего, для которого обжулить клиента — первичный профессиональный навык. Пока все шло замечательно. С мизером улик так гениально вычислить ситуацию — это знаете ли… Теперь, понимал Уго, все упрощается — хотя бы в том смысле, что остается только действовать. Быстро и четко.

— Сказать по правде, о твоей шпоре я знал, — обронил Уго небрежно.

— Откуда? — выпучил глаза Мариус.

— От друга твоего, Расмуса. Он собирался тебя освобождать, а меня вербовал в подельщики и собирался расплачиваться золотом.

— Зараза! — выкрикнул Мариус в сердцах. — Он что — с дерева свалился? Мне же с ней нельзя расставаться, с этой шпорой!

— Парень действовал правильно. Он не мог дожидаться, когда тебе голову отрубят.

— Ну, отдай он тебе шпору — что дальше? Орден Пик меня тут же и прихлопнул бы. Какая разница?

Уго усмехнулся. Когда припрет, паренек умеет мыслить логически.

— Не волнуйся. Как ты понимаешь, с Расмусом мы не договорились, — успокоил он Мариуса.

— Ну, и что Мусти дальше делать стал?

— Понятия не имею, — сказал Уго и подумал: а действительно вопрос интересный. Такой ретивый субъект, как Расмус, наверняка не успокоится, пока не решит задачу.

— Да все равно, шпору-то я потерял, — грустно развел руками Мариус.

— Не переживай, — спокойно заметил Уго, знавший о судьбе шпоры побольше Мариуса. — Главное для тебя — отсюда вырваться. Тебе нужно сейчас подписать бумагу, что ты сознаешься в убийстве.

Мариус оторопело раскрыл рот:

— Да ведь меня тут же прямиком на плаху отправят. Нет, я правду говорить буду!

— И кто тебе поверит? Никто, кроме твоего Мусти. А вот бумага тебе действительно поможет…

— Это как же?

Уго хотел избежать долгого разговора — староста мог потерять терпение. Но требовалось немалое время, чтобы растолковать остолопу — овцепасу план, экспромтом родившийся тут же, в амбаре. Поэтому Уго решительно рубанул рукой воздух:

— Давай, братец, договоримся так: если веришь мне, то не задаешь лишних вопросов.

По глазам Мариуса было видно, что он и сам не знает, верит ли этому страннейшему человеку, говорящему парадоксами. Он мучительно соображал, ухудшит ли свое положение, подписав бумажку… И, как обычно, не в силах просчитать арифметически все многообразие ситуации, остановился в самом начале, плюнул, махнул рукой и решил, что нынешнее положение ухудшить невозможно. Раз так — почему бы не поверить грамотею?

Через пять минут Уго показался из амбара с вожделенной бумагой. Помахивая ею, подошел к старосте. Тот, выхватив документ, прочел по складам: "Я Мариус Люкс, сознаюсь, что убил человека в мундире гвардии его светлости герцога Тилли, в чем раскаиваюсь." Текст был выведен каллиграфически. Внизу стояла корявая буква «М». Ее под опекой благодетеля-грамотея вывел Мариус — первую букву в своей жизни.

Прочтя бумагу, староста удовлетворенно сощурился.

— С этой бумажкой мы с вами, господин староста, горы свернем, — бодро сказал Уго.

Именно это он и собирался сделать.

Глава 5 Как сработал план грамотея Уго

И был полдень. И нещадно палило солнце, словно не май стоял на дворе, а самый разгар июля. И живописная процессия показалась из-за холма. Из-за одного из холмов, кои окружали деревню и вершины коих оставались свободными от растительности (в силу необъяснимых причин) и оттого всегда выглядели черными, дав, собственно, название деревне. Во времена незапамятные, еще до горульских войн…

Словом, был полдень. И работники, ускользая от жары, направлялись с полей в благодатную тень. Заслуженный отдых! Тут-то они и увидели, как надвигается со стороны Реккеля грозная процессия.

Во главе кавалькады на прекрасном белом коне восседал человек, при виде которого замирало все живое. Работники, как по команде, оборвали праздную болтовню и смех. Всадник выглядел как одушевленное проклятие Господне. Весь в черном, сухой, как осока, в шикарных сапогах из юфти, в черной шляпе с высокой тульей — покрой "охотник за ведьмами". В мрачном седоке легко угадывался шпион либо вершитель правосудия. В пользу последней версии говорил состав кавалькады — шесть разномастных молодцов в красно-желтых мундирах, видных за милю — как лягушка на скатерти.

Мундиры губернаторской стражи.

Сельчане сразу все поняли:

— За овцепасом приехали!

Два дня назад Мариус поставил подпись под своим смертным приговором. После этого Уго как сквозь землю провалился. В сыром подвале, отбиваясь от армады черных злобных мышей, Мариус жил смутной надеждой.

Староста волновался не на шутку. Непоседа Вилли куда-то крепко запропал. Староста допускал непредвиденные осложнения, но всему есть предел. Трехдневное отсутствие — это уже слишком. Ведь Непоседе ясно было сказано: передать информацию губернатору — и тут же назад, не теряя ни часа. Поэтому старосте и не нравилось, как развивается ситуация.

В частности, ему не нравилось исчезновение грамотея Уго.

Но вот голопузый и сопливый Ральф, сын Белого Ульфа, летит со всех ног в облаке пыли и вопит что есть мочи:

— Едут, едут!

И староста, наконец, расслабляется. Надевая парадный кафтан с остатками галуна, он выходит за ворота, чтобы во всеоружии встретить чиновника из Реккеля. Старосте тревожно, он не любит оправдываться, но чутье подсказывает: все обойдется. Дурачок Мариус запуган и болтать лишнего не станет. Вчера староста сам, уже без Уго, имел с овцепасом разговор и накрепко вбил в эти деревянные мозги все, что считал нужным.

Но, несмотря на весь свой опыт, староста испытал поносный страх, едва взглянув в лицо приезжему чиновнику. Это было лицо трупа. И, сдавалось, жизнь покинула его давненько. Тусклые бесцветные глаза, тонкие ввалившиеся губы, острый выдающийся подбородок. Увидев такого красавца, да еще и худого, как скелет, староста невольно попятился. Но тут же овладел собой и со льстивой улыбкой, чуть не переломившись надвое — насколько позволяло брюхо — подкатился к важному гостю с грацией инвалида, объевшегося кислицы:

— Добро пожаловать в Черные Холмы, ваше превосходительство!

Чиновник непринужденно соскочил со своего белоснежного жеребца чистейших гисланских кровей — тут же один из красно-желтых стражников подхватил поводья. Впившись в старосту леденящим взором, чиновник просипел голосом Короля Сквозняков:

— Я — следователь Рогер Кафербас из Главной Канцелярии губернатора. Надо полагать, вы — староста данного поселения?

— Точно так, ваше высокопревосходительство. Зовут меня Ури Боксерман, — с легким трепетом ответствовал староста. Ничего себе! Из Главной Канцелярии! Дело принимает серьезный оборот! Осторожность, староста, и еще раз осторожность. От такого вурдалака хорошего не жди.

— К делу! — каркнул вурдалак.

Старосте пришлось покрутиться. Он представил ясновельможному гостю подробный отчет о происшествии в Черных Холмах. Староста был аптекарски точен в формулировках. Он решил сыграть на единственной струне, которая, по его прогнозам, могла отозваться в душе такого безжизненного сухаря. Он повел речь об упадке нравов. Он произнес страстный монолог о моральном разложении современной молодежи, которая в самом юном возрасте уже заражена многочисленными пороками, среди которых пьянство — еще не худший. Ну, а с пьяного какой спрос? Так и тут вышло. Пьян он был, господин следователь, овцепас — то. В беспамятстве и нож со стола схватил. Такова она, нынешняя молодежь: чуть что — и сразу в драку. Мы-то с вами, ваше высокопревосходительство, разве в молодые годы могли себе такое позво…