Ветер забытых дорог - Наталья Михайлова

– На какой дороге? - Дасава очнулся от своих мыслей.

«Там нет никакой дороги», - подумал он. Там было только Подземье, которое в гневе за их ослушание сотворил Вседержитель. Дасава называл это место Ависмасатрой, люди - владениями Князя Тьмы.

Из-за ели показалась девушка в сером одеянии, рыжая, почти ярко-красная, со светло-карими глазами. Белгест улыбнулся, сделал знак Дасаве - приложил палец к губам: тсс… Дасава замер. Лесной человек пошарил в мешочке на поясе - нашел вытканную из трех цветных нитей ленту, бесшумно встал, подошел ближе к девушке и положил перед ней на траву. Девушка молча взяла и исчезла вместе с лентой.

«Земнородная, не человек!» - понял Дасава.

– Осинница, - тихо сказал, улыбаясь, Белгест. - Хороший осинник у них, подосиновиков тьма.

На другой день Белгест сводил Дасаву на озеро и показал, как ловят рыбу. Человек закинул донки и ждал. Одежда Дасавы пропахла дымом, сапоги, которые дал ему Белгест, намокли от росы. Но небожитель чувствовал, что ему непривычно легко. Пока они шли по лесу, ветки касались его лица и плеч, словно мир хотел дотянуться до Дасавы. Когда пришли к озеру, Белгест снял обувь и закатал штаны.

– И ты бы так сделал, - кивнул он Дасаве.

Но тот не мог заставить себя ступить на землю босыми ногами.

Закинув донки, Белгест повесил ленту на гибкую ветку ивы, которая клонилась над водой.

Вчера Дасава заметил, как парень, входя дом, поклонился высокому, узкому деревянному столбику в углу. Столбик был тоже украшен лентами и венками из лесных и луговых цветов, а на блюде возле него лежали лесные плоды.

В другой раз Белгест поклонился и огню в очаге. В третий раз поклонился своей матери, коснувшись рукой края ее подола.

На рыбалке Дасава спросил:

– Белгест, скажи мне… Кто же все-таки твое божество? Твоя мать? Огонь? Тот идол в углу дома? Дерево, что ты повязал лентой?

Тем временем какое-то существо с большими глазами цвета озерной воды, с длинными волосами - Дасава только успел увидеть, что это женщина, - на миг показалось в ракитнике и сняло ленту с ветки. Озерная обитательница сразу же исчезла в камышах. Дасава вздрогнул от неожиданности.

– Озерница, - довольно сказал Белгест. - Она нам рыбы сейчас нагонит.

«Этот мир чужд и непонятен нам. Он живет своей жизнью. Люди полюбили его… Поможет ли им их детская вера?» - думал Дасава.

– Земля-мать, вот кому я кланяюсь, - улыбнулся Белгест.

Тут пришла Вельта. На поясе у нее был короб из бересты.

Дасава сидел, обхватив руками колени. Он пытался сосредоточиться, обратиться к своей силе небожителя, но не мог - да и понимал, что сейчас попал туда, где тверда власть совсем других сил.

– Деслав, - сказала Вельта, застенчиво улыбнувшись. - Хочешь земляники?

Она села рядом с Дасавой. Ему подумалось: как хорошо, что я жив! Небожитель вздохнул полной грудью и радостно улыбнулся.

Вельта протянула туесок.

– Возьми.

Ее волосы свободно спадали до пояса. Дасава посмотрел на деревянные дощечки на шнурках у нее на груди.

– А что это? - спросил он.

– Это мои обереги, - сказала Вельта.

– А почему колесо?

– Знак солнца… и это тоже солнце, а вот это - огонь, - показывала девушка. - А у тебя какие? - она кивком указала на мешочек, который висел у Дасавы на поясе. В мешочке лежал драгоценный камень, сердце будущей Дасавасатры. Пока среди болот и дебрей севера Дасава не нашел подходящего места для него. Ему стало не по себе. Почему-то захотелось завезти камень как можно дальше от этих краев…

– Мой… оберег, - выговорил он незнакомое слово, - нельзя видеть.

– А, понимаю, - серьезно сказала Вельта. - Но пока ты ходишь по нашим краям, тебе нужен здешний оберег.

Она сняла с себя солнечный знак, похожий на цветок из множества лепестков, и повесила Дасаве на шею.

– Спасибо, Вельта.

Дасава ел землянику и слушал о предосторожностях, которым учила его девушка, об опасностях, подстерегающих одинокого охотника без оберега. У Вельты были немного печальные, глубокие синие глаза. «Это - не взаправду. Или то было не взаправду», - отгонял Дасава мысли о Сатре.

– Где ты взял такую рубаху? - спросила Вельта. - Такую тонкую нитку даже и не спрядешь. Это из чего же пряжа?

– Не знаю, Вельта, - сказал Дасава. - Я-то ведь не умею прясть!

– И вышивка какая, - сказала Вельта, рассматривая тонкий, вышитый золотой нитью узор на рукаве его рубашки. Она приложила для сравнения к его рукаву свой собственный широкий рукав, по краю которого тоже вились, переплетаясь, причудливые знаки, - красная и зеленая нить по серому холсту.

На тонкой руке у нее Дасава заметил деревянный браслет. Обереги, браслеты, - на Вельте все это было так естественно, как листва на дереве. Сам Дасава носил на пальце лишь узкое кольцо из белого золота.

Белгест подсек рыбу. Теперь он вываживал ее с уверенным и сосредоточенным лицом, все время держа в напряжении дрожащую лесу. Через несколько мгновений борьбы он подвел рыбу к берегу и, нагнувшись, ловко схватил ее за жабры.

Вельта радостно засмеялась, Белгест тоже. Дасава с внезапной грустью смотрел на них, вспомнив, как мало живут люди. Ему самому минуло полсотни лет, а он казался не старше Белгеста. «Этой весной Белгест будет жить на свете уже девятнадцать лет», - недавно сказала Вельта, которая сама была на четыре года его моложе.

Стемнело - Белгест рыбачил по вечерней зорьке. Над елями вспыхнули огромные звезды. Во тьме вокруг небожителя и двоих людей стали виться крупные бабочки, у которых на мохнатом тельце и крыльях светилась пыльца. Это были ночницы, две-три из них сели на волосы Вельты, словно нарочно, чтобы украсить ее собой…

Дайк выздоравливал. Он дремал в кресле у теплого камина, пил лекарства и травяные отвары, приготовленные Гвендис, и рассказывал ей свои сны.

Гвендис переживала радость первого ощущения уюта, первого душистого запаха мяса в похлебке, первой ночи в хорошо натопленной комнате. В доме появились свечи в старых бронзовых подсвечниках, которые до сих пор пылились на чердаке. Стол Гвендис покрыла новой скатертью, купленной у мастерицы в лавке. Утром после завтрака Дайк смотрел, как она составляет список покупок на сегодня. Брать прислугу Гвендис не торопилась и в конце концов наняла только садовника: одичавший сад почти поглотил дом.

В холодный солнечный день сьер Денел подошел к калитке Гвендис. Рыцарь все еще размышлял о снах Дайка. Голубой самоцвет не оказался подделкой. У оценщика глаза сделались величиной с блюдце, когда он увидал это чудо.

Значит, Вседержитель пожелал, чтобы вместо своей жалкой человеческой памяти Дайк обрел знание о падших небожителях - может быть, в назидание людям, может, ради чего иного? Дайк стал орудием, живыми скрижалями. «Надо понять, ради каких высших целей это могло с ним случиться?» - думал сьер Денел.