Код Шекспира - Джон Андервуд

«Неужели это очередная изощренная пытка, придуманная врагом? — подумал он. — Или Профессор слишком занят своими мыслями и просто не заметил, что сделал?»

— Ты представляешь себя Кентом? Вряд ли это так. Скорее ты Гонерилья. Или Йорк, — заявил Профессор, в волнении расхаживая по гостиной.

— Послушайте, я сожалею, что не поблагодарил вас за ваш мизерный вклад, и все такое. Но где моя книга? — резко спросил Льюис. — Неужели вы действительно рассчитываете, что вам сойдет с рук то, что вы меня силой захватили, да еще совершили кражу?

— Кражу? Ты еще смеешь говорить о воровстве? — возмутился Профессор, засунул руку в карман, достал пистолет и, нахмурившись, уставился на него так, словно тот был предметом, которому здесь не место. Глаза Льюиса широко раскрылись. — Итак, сэр Предатель. Если не возражаешь, я хотел бы услышать имена тех, кто знает о твоей гипотезе и поддерживает ее.

Льюис с вызовом покачал головой.

— «Не каркай, черный ангел, нет у меня для тебя еды».[12]

— С меня достаточно.

Профессор подошел к нему и с яростью, удивившей его самого, ударил Льюиса в лицо рукоятью пистолета, потекла кровь.

— «Из ничего не выйдет ничего. Так объяснись».[13]

Ему потребовалось нанести лишь два удара, чтобы услышать имя.

«Проклятье, — подумал он, — еще один вонючий иностранец».

Льюис, в глаза которому текла кровь, заморгал и с ужасом уставился на своего мучителя, который снова принялся расхаживать по комнате, словно пытаясь заставить себя сделать нечто такое, о чем и подумать было страшно. Он слышал его тихое бормотание, постепенно набиравшее силу, и узнал строчки из «Короля Лира»:

Священным светом солнца,И тайнами Гекаты, тьмой ночной,И звездами, благодаря которымРодимся мы и жить перестаем.Клянусь, что всенародно отрекаюсьОт близости, отеческих заботИ кровного родства с тобой. ОтнынеТы мне навек чужая. Грубый скифИли дикарь, который пожираетСвое потомство, будет мне милей,Чем ты, былая дочь.

У Льюиса упало сердце, и он страшно побледнел.

— Неужели после стольких лет… — начал он.

Профессор посмотрел на него, и в его глазах появилась мольба.

— Почему ты совершил эту отвратительную вещь?

— Что? Написал правду?

— Чушь! Ты же знал, какой вред это причинит мне и всему, ради чего я работал. Неужели ты так меня ненавидишь? — В его словах появилась внутренняя сила.

— Нет! Ни в коей мере! Если честно, я не понимаю, почему вы принимаете происходящее на свой счет. Но я готов обсудить с вами мою книгу, если вы будете так добры, что развяжете мерзкую веревку и вспомните о здравом смысле.

— Чтобы ты смог со мной справиться, а затем побежать к своему издателю? Я не стану этого делать.

— Чтобы я смог что-нибудь съесть и попить. — Его тон из умоляющего превратился в вызывающий. — Что я должен вам сказать? Мне правда искренне жаль, что вы так к этому относитесь.

Профессор отвернулся и покачал головой.

— Знаешь, я тебе не верю.

Приняв окончательное решение, он резко повернулся и наставил пистолет на свою жертву.

— Прекратите! — завопил Льюис. — Вы что, сошли с ума?

— «Что он безумен, то правда; правда то, что это жаль, и жаль, что это правда».[14]

Десмонд Льюис издал короткий крик ужаса, когда его тюремщик прицелился и нажал на курок. Он успел заметить короткую вспышку света и почувствовать удар, а потом мгновение боли, затем все вокруг затянул красный туман, и он уже больше ничего не видел.

Профессор вздохнул и медленно опустил оружие. А потом, как евреи, увидевшие реки Вавилона, сел и заплакал о том, что потерял.

Он не чувствовал никакого удовлетворения от того, что кара настигла его врага, только печаль. А хуже всего то, что это еще был не конец. Во-первых, ему предстояло решить проблему с журналистом. И как можно быстрее, потому что кто-нибудь очень скоро начнет задавать вопросы. Если не сам журналист Флеминг, так кто-нибудь другой.

«Как часто человек свершает сам»,[15] — напомнил он себе.

Впрочем, кое-что было и в его пользу. Так же точно, как знание является силой, у него имелось секретное оружие. У журналиста Флеминга есть дочь. И какая дочь! Он сыграет на ней, как на великолепном музыкальном инструменте. Да, она послужит его интересам, и, возможно, эту ужасную ситуацию удастся спасти. Он сгорал от нетерпения. Даже сейчас она играла ему на руку.

Глава 11

Хоть розой назови ее, хоть нет…

Рейс Мелиссы задержался на час, и, учитывая все обстоятельства, Джейк был счастлив, когда увидел, как она проходит через ворота системы безопасности — светлые волосы собраны в аккуратный хвостик, такая свежая и красивая, словно только что сошла с обложки «Харперс базаар». Они быстро получили ее багаж, взяли такси и всю дорогу рассказывали друг другу новости. Впрочем, между ними все еще была некоторая напряженная официальность, связанная с разногласиями, которые еще предстояло разрешить.

К тому моменту, когда такси добралось из аэропорта до Денмарк-стрит, поднялся ветер и начался сильный дождь, а улицы мерцали в свете фонарей. Швейцар Фред с большим зонтом в руках поспешил открыть перед ними дверь. Он одобрительно улыбнулся Мелиссе и провел их под навес над входом в здание. Джейк представил ему дочь и уже повернулся в сторону лифта, когда Фред шепотом обратился к нему:

— Мистер Флеминг, тут вас спрашивал какой-то человек.

— Правда? — Джейк нахмурился. — Такой крупный, коренастый мужчина?

Швейцар покачал головой.

— Нет, сэр. Я бы сказал, скорее, из ученых. Седые волосы, средних лет, похож на… извините, сэр, минутку.

К дому подъехало очередное такси, и он бросился помочь пожилой паре выбраться с заднего сиденья.

— Папа? — Мелисса, промокшая насквозь, стояла у двери, и он поспешил к ней. — О ком вы говорили?

— Наверное, какой-нибудь посыльный. Из «Рейтера» или «Трибьюн».

Он подвел ее к лифту, и они поднялись в квартиру, а Джейк размышлял о том, как сложатся их отношения в этих новых обстоятельствах.

Технически в квартире была одна спальня, но в ней имелся также альков с раскладывающимся диваном, который превращался в огромное ложе, вполне подходящее для людей с прямым позвоночником и здоровыми шейными позвонками. Иными словами, не для Джейка Флеминга. Однако человек должен быть готов жертвовать своим комфортом ради детей.

— Я буду спать на диване, — заявил он дочери.

В любом случае, приняв это решение, он уже поменял белье.

— Папа, я могу спать на полу. А тебе нужно как следует отдыхать. Оставайся в спальне.

Джейк не знал, что хуже: намек на то, что он уже старый и немощный, или то, что его опекает собственная дочь.

— Послушай, я все равно лягу поздно, мне нужно еще кое-что почитать, — настаивал он на своем. — Хорошую кровать нужно использовать по назначению. Иди ложись, со мной все будет в порядке.

Еще одно вранье, но что он мог поделать? Наконец она сдалась и, быстро чмокнув его в щеку, пожелала спокойной ночи.

Проходя мимо отца из ванной в спальню, Мелисса остановилась и очень серьезно посмотрела на него.

— Папа, надеюсь, я тебя не очень стесняю, — сказала она. — Просто я подумала, что это отличная возможность объединить наши силы, может быть, провести немного времени вместе, понимаешь? Мы уже давно этого не делали.

Он кивнул и пожелал ей хороших снов. Он знал, что сам вряд ли сможет как следует выспаться.

Утром Мелисса вышла за кофе и продуктами. Вернувшись, она с возмущением обнаружила, что Джейк уже позавтракал оставшимся со вчерашнего дня кофе и черствым печеньем.

— Папа, тебе необходимо нормально питаться, — принялась ругать она его. — Разве у тебя нет язвы?

— Я в порядке, — ответил он и засунул в рот мятную конфету.

Мелисса подбоченилась и заявила:

— Да ладно тебе. Ты пьешь вчерашний кофе, живешь на антацидах и питаешься сахаром и жирными объедками. Ты это серьезно? — Она поставила сумку, открыла холодильник и показала на кусок засохшей пиццы, которая покрывалась плесенью на полке рядом с недоеденной рыбой и чипсами, оставшимися после предыдущего ланча. — Ты только посмотри на это. — Она демонстративно швырнула все в ведро.

— Эй, я люблю жирные объедки, — запротестовал он.

— Ты неисправим.

— Тебе интересно узнать, что я выяснил о Десмонде Льюисе, или ты явилась сюда, чтобы реорганизовать мою жизнь? — мрачно спросил он.

Мелисса хитро улыбнулась.

— Возможно, и то и другое. Что же до доктора Льюиса, без обид, должна тебе сказать, что в академических кругах его не слишком жалуют. Знаешь, я считаю, что ты должен предоставить властям заниматься его поисками. — Она достала из сумки банку и показала ему. — Ты любишь артишоки?