Иван Калита - Юрий Торубаров

— Я двоих тама взял!

Дед ничего не ответил. А кончив свежевать, сказал:

— Ты дрями сбери, дулму готовить будем.

Митяй озадачился: «Чё за дулма?» Но, подумав, что раз дрями надо собирать, значит, еду будем готовить, и бросился в лес собирать сухостой.

Митяй не ошибся. Когда от сушника осталась одна горячая зола, Алим, нарезав тонкие ломти медвежатины, бросил их на жар. Митяй уплетал мясо за обе щеки, похваливая деда. Когда насытились, Алим, поднимаясь, сказал, что пора собираться.

— А ето? — Митяй кивнул на медвежью тушу.

— Щас, — ответил Алим.

Углубившись в лес, он срубил две мощные ветки ельника. Когда возвратился с ними, Митяй понял, что ему опять придётся тащить «волокуши». Так оно и вышло.

Приближаясь к жилью, Митяй увидел хворого, который выбрался из курени и стоял, прислонившись к дереву.

— Дед! Смотри! — радостно завопил парень.

Дед, согнутый в три погибели от груза, приостановился и, увидев больного, улыбнулся. Митяй бросился было к больному, но дорогу преградила псина. Дружбан грозно рычал.

— Не бойсь, он не тронет, — с улыбкой проговорил больной и приказал Дружбану сидеть.

Когда прошли порывы радости, Митяй сказал, повернувшись к деду:

— Ты смотри-ка, Алим, наш-то хворый на поправу пошёл. Силёнка появилась, сам выполз, помочь хочет, — и засмеялся.

Дед перекрестился:

— Слава те, Господи.

— Ну, дедусь, поднял-таки. А я, признаться, уж больно опасалси.

— Дык ты дюже не радуйся, — делая лицо строгим, проговорил Алим, — хворь надо до конца выгонять из тела.

Он снял с плеч груз, распрямился, помахал руками, потёр спину.

— Как кличут тя? — Алим посмотрел на больного.

— Андрей, — ответил парень. — Где я? — и поочерёдно оглядел незнакомцев.

— Тыть? Да на алимовом отоке.

— Где? Где? — переспросил Андрей.

Митяй как-то весело посмотрел на старика, поддёрнул порты, по-мальчишески дёрнул носом:

— Да на острове. У казака. Он, — Митяй показал на Алима, — казак. И я казак. Мы свободные люди. У нас нет ни боярина, ни князя. Есть, правда, атаман. Но его выбирают казаки. А ты кто будешь?

В голове Андрея мелькнуло: нет бояр, князя — значит, они их не очень жалуют.

— Да я сын... конюшего. Князья поссорились, подожгли хоромы. Ну... я и сбёг.

— Ааа! — понятливо протянул Митяй. Потом, ударив себя в грудь, сказал:

— Я — Митяй, а он, — парень кивнул на хозяина, — дед Алим. Он тя...

Но Алим не дал ему договорить, а попросил спуститься в курень и принести большую миску, меч, висевший на стене, и братину со стола.

По возвращении ему последовало очередное задание: достать медвежонка. Дед ловко отрубил ему голову и слил в миску кровь. Положив тушку на землю, он почерпнул братиной ярко-красную жидкость и подал её Андрею.

— Пей! — голос его был строг.

Андрей безропотно подчинился. Сходив в землянку, дед принёс в братине какую-то жидкость. Пришлось Андрею «закусить» и ею.

— Таперече иди дрыхнуть.

Спал Андрей как убитый почти сутки. На завтра всё повторилось со вторым медвежонком. После такого лечения Андрей поздоровел на глазах.

А тем временем незаметно подкралась весна. Занятые с утра до вечера делами, они не замечали, как на южном обрывистом берегу забурел снег и зазвенела серебряным колокольчиком чистая, как слеза, капель. За ночь кайма берега обрастала прозрачными сосульками, и он походил на белоснежную кичку с ценной из крушеца подвеской.

В один из этих дней нежданно-негаданно налетел ураганный северный ветер. Он принёс на своих бушующих крыльях чёрную, как смоль, тучу. Снопами повалил снег. Но любое начало имеет конец, пришёл он и для тучи. Улетела она дальше, оставив после себя серебром покрытую землю да крепкий морозец. Казалось, вернувшаяся зима решила не уходить, разукрасив своё белоснежное покрывало алмазным блеском. Она заставила и солнце смотреть на землю с голубого небосвода каким-то извиняющим взглядом.

Утром Алим сбегал по малой нужде во двор в одном исподнем, вернулся и сразу к очагу, подставив огню мозолистые ладони и пальцы в трещинах. Немного отогревшись, он прошаркал к одрине, где спали парни.

— А ну подымась! — и стал теребить их за плечи.

Митяй, протирая глаза, глянул на оконце:

— Чё, светат?

— Светат, светат, — ответил Алим, собирая еду на стол.

Парни соскочили, сбегали на улицу и, побрызгав лица водой, готовы были садиться за стол. Но Алим своей привычке не изменял. Как обычно, он подошёл к иконе и стал вполголоса говорить:

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистой Твоея Матери и всех святых, помилуй нас!

Парни подхватили:

— Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! Аминь! — и усаживались за стол.

Закончив утреннюю трапезу и поблагодарив Господа, Алим, глядя на парней, сказал:

— Нуть, пойтить надоть на реку, волокушу вытащить. Зазуля пока по верху идеть, улов должон быть дюже хорош.

Ребята быстро оделись и двинулись за Алимом.

Старец не ошибся. Когда начали тащить сеть, она была забита рыбой. Мокрая, холодная сеть да мороз сказывались на работе. Если привычные крючковатые пальцы Алима ловко высвобождали зазюлю, то у Митяя и Андрея так не получалось. Особенно у Андрея. Он частенько, чтобы отогреть, запихивал пальцы в рот. Но упрямо не бросал работу. Митяй попытался остановить его, считая, что такая работа может повредить его выздоровлению. На что тот, с укоризной глядя на друга, сказал:

— Митяй, я ся гораздо лучше чувствую, когда... — он пошевелил плечами, — разомнусь.

Поддержал Андрея и Алим:

— Пущай работает, — сказал он, — только смотри, чтоб всё пил, чё я те даю.

Андрей приложил руку к груди:

— Всё пью. Ты мой второй батька.

Эти слова так растрогали Алима, что у него заблестели глаза. Да, этот парень входил в его очерствевшее сердце. Поэтому деда резануло, когда он нечаянно подслушал разговор Андрея с Митяем. Андрей высказал предположение, что они загостились у Алима, и что отец Митяя, наверное, их заждался и сильно тревожится. Митяй, конечно, скрыл от друга, что ему не очень хочется уходить от Алима. Чего греха таить, здесь сытая жизнь: мяса, рыбы вдоволь ешь. Да и хлебец в достатке. А отец... ну что отец, он ведь не дитя какое. Но разве это скажешь? Он отговаривался тем, что Андрею надо долечиться.

Да и Алиму не хотелось отпускать ребят уж больно добрые попались. Но понимал, что им, молодым, жизнь здесь кажется тусклой, безрадостной. Раньше ему нравилось быть одному. Но вот эти двое ворвались в его жизнь, и сейчас ему было трудно с ними расстаться.

Однажды, когда Митяй переправился на противоположный берег пострелять птицу, Алим и Андрей поднялись наверх и сели на поваленное дерево. Они просидели какое-то время молча. Андрей следил за какой-то серой птахой, которая деловито скакала по земле и изредка что-то клевала. А Алим задумчиво смотрел куда-то вдаль. То ли он вспоминал прожитые годы, то ли думал, удастся ли ему увидеть следующую весну. Бог его знает.

Андрей шевельнулся. Птаха вспорхнула и куда-то полетела. Парень провожал её глазами. Когда птаха скрылась, он с болью в сердце произнёс:

— Домой, видать, направилась!

Кажется, что он сказал особенного, но Алим понял, что парень в душе страдает, думая о доме. Он повернулся к нему:

— Скажи, Андрей, кто ты будешь?

Парень удивлённо посмотрел на деда. Его изумил даже не вопрос, а то, как Алим спросил. Глаза их встретились. И он понял по его взгляду, что уходить от вопроса ему нельзя. Андрей отвёл таза, ибо в груди боролись два чувства: сказать или нет Его молчание по-своему оценил Алим.

— Если тебе тяжело говорить, то не надо, — сказал он и поднялся, чтобы уйти.

— Да нет! Постой! Княжич я! — почти воскликнул Андрей с болью в голосе, — княжич!

— Княжич? — почему-то переспросил Алим.

— Да! — как-то нехотя, точно стесняясь своего положения, ответил он.

— А каких кровей? — продолжал допытываться Алим.

— Стародубский я.

— Стародубский? — дед даже отступил.

— Да, Стародубский, — повторил Андрей.

— И как же ты оказался здесь?

И Андрей принялся рассказывать. Алим, прислонясь к дереву, внимательно слушал его. Закончил же парень повествование такими словами:

— Не знаю, Алим, что и делать: вернуться домой или нет.

Сказав, он посмотрел на деда, но по его обросшему лицу нельзя было узнать, о чём тот думает. Только его глаза светились непонятным огоньком.

— Да нет, сынок, я думаю, возвращаться тебе нельзя. Ну, упадёшь ты в ноги Ивану Даниловичу. Думаешь, он тебе поверит?

— Думаю, поверит!

— Нет, дорогой Андрей, вряд ли. Твой дядька, полагаю, у него побывал и всё свалил на тебя. Кто может правду сказать? Тётка? Но ты сказал, что её зарубил антихрист.

— Так что же мне, Алим, делать?

— Что же тебе делать? — растягивая слова, произнёс Алим. — Но прежде хочу сказать тебе, что я не Алим.