Код красный: кислород (СИ) - Энни Дайвер

и даже подкручиваю кончики. Через тридцать минут удивительным образом превращаюсь в бизнес-леди, на лице которой ни следа от алкогольного опьянения.

Вызываю такси, пишу записку и оставляю на столике перед диваном. Может, это и к лучшему. Не придется объясняться, глядя в глаза. Эдик меня точно не дождется, он ненавидит мою работу, даром что сам поспособствовал ее получению. И никогда не поймет, почему я всегда выбираю клинику, а не его. Так что, обиженный и оскорбленный, уедет восвояси до следующего «важного разговора», который закончится таким же сценарием.

Сажусь в такси. Машина приезжает вовремя, а водитель на удивление молчит. Так что я могу немножко подремать и не тратить время на разговоры.

На подъезде к клинике высматриваю машину Виктора Покровского не замечаю. Хорошо. Будет время разобраться. Оплачиваю наличкой и зачем-то оставляю щедрые чаевые чуть ли не в сто процентов от суммы. Но ждать некогда. У меня каждая минута на счету.

Ресепшн. Кабинет отца. Короткий разговор. Объяснение ситуации. Мой кабинет.

Прошу Олесю сделать мне кофе, потому что голова ни черта не соображает. Неправильно рассчитали наркоз. Пациентка была в сознании, но тело все же анестезию приняло, поэтому она не могла сказать.

Такое нам не простят. И скидкой не прикроешься. Да даже бесплатной операцией не отделаться. Витя нас сожрет с потрохами.

Но, может, и к лучшему?

Нужно понять, действительно ли мы ошиблись. Иду в кабинет анестезиолога, там меня встречает медсестра. Она одна, мечется из стороны в сторону, кажется, единственный работающий человек в субботу. От Олеси кофе так и не дождалась, врачи полусонные, я тоже засыпаю через шаг, а Валентина… Надо узнать, что ее так бодрит, и воспользоваться советом.

— Валь, а мы по-прежнему проводим два анкетирования?

— Вообще да, но вчера не было медсестры, поэтому врач воспользовался анкетой, которую заполняли за несколько дней.

— Бардак какой-то, — всплескиваю руками. Ну как так можно? Даже с такими элементарными обязанностями не справились. Нужно будет узнать, кто пренебрег обязанностями и поставил состояние клиента под угрозу. — Где ее история?

— Сейчас, — улыбается мне сдержанно, кивает и принимается шарить по столу.

Присаживаюсь на кушетку и осматриваюсь. Воспоминания невольно возвращаются к тому дню, когда я сидела здесь в хирургичке. Ясно вспоминаю редкие взгляды, которые мы с Верховским бросали друг на друга. Ощущаю странное покалывание в теле и, словно очнувшись, обиженно кусаю губы.

Мне ведь тогда и правда обидно стало. Даже очень. Не могу объяснить причин. Взрослая, вроде, понимать все должна, а сердцу не докажешь. Оно ведь уже ожило и затрепетало, а по нему асфальтоукладчиком проехались.

Встряхиваю головой. Не сейчас об этом думать и обиды лелеять. У нас время поджимает. С минуты на минуту приедет Покровский. Мне нужно быть готовой и знать все подробности. Барабаню пальцами по ладони. Валя все еще мельтешит и не может найти, что мне нужно.

Ну сколько можно-то?

— Кто проводил анкетирование? — рявкаю, потому что терпеть уже нет ни сил, ни желания. Непонятно чем занимались, а мы на штраф рискуем влететь. И на новые проверки нарваться.

Валентина суетится, перекладывает бумаги с одного места на другое. Я же вздыхаю шумно и закатываю глаза. Операция была вчера, куда историю дели-то? Должна быть перед глазами.

— Простите, я сейчас, — голос у нее дрожит, руки тоже. Медсестра роняет стопку с историями, те рассыпаются, и приходится их собирать. Говорила же, что надо делать обычные карточки, а не современную ерунду на непонятный лад. Теперь полдня потратит на сортировку. Она подскакивает на ноги и возвращается к столу. Опять что-то перекладывает, излишне суетится и в конце концов находит то, что мне нужно. — Так, вот. Первое… Верховский Евгений Дмитриевич.

Ну конечно. Кто же еще.

И без того ужасное настроение резко скачет до мерзко-отвратительного. Этот Верховский мне жизни спокойной не дает: то на работе на глаза постоянно попадается, так что прятаться приходится, то в спортивном зале появляется, будто следит за мной, то вот теперь репутацию клиники портит.

Хотя…

Все не так уж и плохо. Особенно когда на горизонте маячит дисциплинарное взыскание для гениального анестезиолога Евгения Дмитриевича, который умудрился допустить ошибку.

— Звоните ему. Пусть немедленно приезжает. — А уж я найду, как поквитаться с Верховским и поставить его на место. Прямо туда, где находятся подчиненные, лебезящие перед начальством.

Глава 10

Мысль о дисциплинарном взыскании Верховскому греет. Я ведь и правда могу это сделать. Подпортить ему врачебную репутацию, лишить премии и доказать, что со мной лучше не связываться. Но я отчего-то думаю, как выгрести из всей этой ситуации.

Барабаню пальцами по столу, жду кофе, о котором все забыли, и думаю. Планирую, что делать дальше. Как вести разговор с Покровским, что делать с Евгением Дмитриевичем, когда тот явится.

Кто из них будет первым?

Врать Вите не хочется. Но придется, если Верховский не приедет в ближайшие десять минут. Поднимаюсь с места и наматываю круги по кабинету. Как себя с Женей вести? Мы, кажется, давно перескочили все формальности, но на уровень теплых взаимоотношений так и не поднялись. Дрейфуем от ненависти к попыткам нормально сосуществовать.

Недодружба — перененависть.

Ничем хорошим такие эмоции не заканчиваются.

Выхожу из кабинета, иду на ресепшн. План зреет сам собой. Покровского нужно усадить у меня и попросить дождаться во что бы то ни стало. А я тем временем выцеплю Евгения Дмитриевича и выясню, как проходил опрос пациентки.

Спешу и очень поздно застываю. Потому что Верховский вовсю флиртует с Олесей. Он что-то ей говорит, выглядит при этом серьезным, так что даже сразу не понять, что между ними что-то больше рабочего диалога. Но при этом Олеся млеет, цветет и строит глазки, как влюбленная девчонка. Или очень расчетливая девица, которая понимает, какие перспективы могут открыться, стань она любовницей лучшего анестезиолога в частной клинике.

Закатываю глаза и поджимаю губы. Неприятно видеть подобное. У нас тут имидж рушится, а они в любовь играют. Злость кипит в венах, я делаю пару глубоких вздохов и выхожу к ним.

— Добрый день, Евгений Дмитриевич, — хочется, правда, начать матом. Потому что именно из-за него я торчу на работе в свой выходной. Сам Верховский выглядит помятым, но расслабленным. Понятное дело, не ему лебезить перед клиентом.

— Категорически не согласен, Кристина Борисовна, — отвечает в привычно-идиотской манере. — Он совершенно точно недоброе, потому что по вашей милости я на работе.

— А я — по вашей, — прерываю резко. Бесит, как только рот открывает, потому что ничего, кроме гадостей, оттуда не вылетает. —