Аттила, Бич Божий - Росс Лэйдлоу

Оказавшись на вилле, Тит был проведен рабом по перистилю, а затем – к великому изумлению юноши – вниз по ступеням в сводчатый коридор. В конце прохода обнаружился просторный triclinium , обеденный зал, украшенный колоннами и великолепным мозаичным полом, на котором была изображена скачущая верхом на морском коньке Венера. Мягкий свет масляных ламп слепил глаза не так сильно, как палящее дневное солнце. Дом этот во всех отношениях походил на пышно обставленную римскую виллу, – за тем лишь исключением, что был построен под землей.

– Здесь прохладно даже в самые жаркие дни, – услышал Тит чей-то вялый голос. – Летом в Африке не знаешь, куда и деться от зноя. – Голос принадлежал сидевшему в кресле пожилому мужчине в свободном белом платье, которое имело мало общего с туземными одеждами. – Эти подземные жилища – отличительная черта Буллы. Жители Рима делают вид, что презирают нас, называя пещерными жителями. Ну и пусть; в полдень они обливаются потом, мы же чувствуем себя вполне комфортно. Что ж, молодой человек, раз уж вы потревожили мой полуденный сон, давайте выкладывайте, чего вы хотите.

Тит повиновался.

– Комит Бонифаций сейчас в отъезде, проводит ежегодную инспекцию центральных провинций, – сказал глава decemprimi , – что нас, декурионов, вполне устраивает: мы можем немного передохнуть, работая не по двенадцать часов в день, а вдвое меньше. – Он криво улыбнулся. – Не поймите меня неправильно: комита здесь все очень любят. Просто человек он настолько неугомонный, что не все выдерживают заданного им темпа. В присутствии Бонифация – можете быть уверены – никто никогда не позволит себе никаких вольностей. В прошлом году один из его солдат соблазнил жену какого-то местного, – так комит ему голову отрубил. Не человек – человечище!

Спрашиваете, где он может быть сейчас? Дайте-ка подумать. Вскоре он должен вернуться в Карфаген, так что уже, наверное, закончил очистку границ от всякого рода бандитов и держит путь на север. Советовал бы вам направиться по главной дороге на юг, к Суфетуле. Если повезет, возможно, где-нибудь вы с ним и пересечетесь.

Предложенные председателем decemprimi ванна и обед были с благодарностью приняты, и в путь Тит отправился уже ближе к вечеру. Там, где Маджерда соединялась с какой-то крупной рекой, он пересек широкую равнину, и к заходу солнца достиг подножия Дорсальских гор, чей гребень служил границей между провинциями Африка и Бизацена. Там, в уединенном mansio , Тит и переночевал. На следующий день, по петляющей горной дороге, по бокам которой росли каменные дубы и аллепские сосны, забрался на вершину горной гряды, перейдя которую обнаружил себя в совершенно ином мире. К южному горизонту простиралось бескрайнее пространство сухих и желтых, словно покрытых увядшими листьями, лугов и пастбищ. В лицо Титу подул горячий, как из печи, ветер. Именно здесь, понял юноша, и начинается настоящая Африка – континент, а не провинция. Уже спускались скорые тропические сумерки, когда он добрался до небольшого городка Суфес, глухого захолустья, отличавшегося от других подобных лишь тем, что селение это было одним из немногих мест, удостоившихся порицания Августина. Здесь, впервые за несколько дней путешествия, Тит узнал достоверные новости о Бонифации; поговаривали, что комит находится в трех днях пути [6] , в Телепте, и направляется на север.

Воодушевленный, Тит выехал из Суфеса с первыми лучами солнца и, преодолев тридцать километров несложной дороги, оказался в Суфетуле, красивом, совершенно римском, несмотря на свое пуническое имя, городе. Он поразил Тита не только своими домами из удивительного коричневато-желтого камня, но и тем, что располагал театром, амфитеатром, акведуком, публичными термами, кафедральным собором и как минимум тремя триумфальными арками. Передовой отряд Бонифация уже находился в городе и был занят тем, что реквизировал квартиры и занимался сбором корма для скота. Разумно предположив, что сам он может ехать гораздо быстрее, нежели идущая походным шагом конница, Тит устремился вперед, надеясь застать основное войско Бонифация в расположенной в шестидесяти километрах от Суфетулы крепости Циллиум. Прибыв туда, он обнаружил армию полководца разбивающей лагерь вне крепостных стен, – судя по всему, поселение то было недостаточно большим для того, чтобы обеспечить помещением для постоя всех солдат. Один из трибунов проводил Тита в небольшой лесок, где, между фиговыми деревьями, с задумчивым видом прогуливался комит.

– Курьер из Равенны с посланием для вас, господин, – доложил офицер. – Говорит, что дело срочное.

– Все они так говорят, – пробормотал Бонифаций, но остановился. – Несрочных посланий не бывает – особенно теперь, в наше неспокойное время. Что ж, давай взглянем, что за вести ты нам принес. – С этими словами комит протянул руку Титу.

Бонифаций всей своей наружностью походил на одного из солдат, рельефные изображения которых украшали знаменитую Арку Константина. Он был великаном (рост комита чуть-чуть не достигал двух метров), так что внешний вид полководца не мог не привлечь внимания. На нем были парадные доспехи, которые, наверно, носили еще во времена Галлиена или Аврелиана: кираса с изображенной на груди головой Горгоны и аттический шлем старого типа, вышедший из употребления на Западе еще при Диоклетиане; кроме того, на перевязи у полководца висела не современная spatha , а короткий gladius . Даже волосы его, – как лицо, так и кожу головы комита покрывала жесткая щетина, – были подрезаны по моде давно ушедших эпох.

– Что, нравится моя униформа? – приветливо спросил полководец, когда Тит передал ему письмо Аэция. – Она, конечно, слегка устаревшая, но передается в моей семье от отца к сыну на протяжении вот уже семи поколений, так что я чувствую себя обязанным носить ее. Как бы то ни было, столь дальний путь тебя, должно быть, прилично измотал. Мой трибун проследит за тем, чтобы ты смог принять ванну, переодеться и сытно откушать. А позднее, за бокалом вина, расскажешь мне о том, что происходит в Равенне.

Когда Тит и приведший его офицер удалились, комит развернул свиток и принялся читать:

«Написано в Равенне, провинция Фламиния и Пицен, диоцез Италии, в год консулов Иерия и Ардавура, в VII июльские календы [7] . Флавий Аэций, Магистр Конницы всея Галлии, Комит, приветствует Бонифация, Комита Африки и командующего всеми расквартированными там войсками.

Благороднейший и наисветлейший комит! Будучи вашим другом, пишу это письмо в спешке и тайне, исключительно из беспокойства о вашем и Рима благоденствии. Из надежных источников мне стало известно, что в скором времени вы получите приказ, подписанный императрицей-матерью Элией Галлой Плацидией от имени императора, немедленно вернуться из Африки в Равенну. Что вынудило ее решиться на подобный шаг, я не знаю; могу лишь сказать, что дворец в последнее время превратился в настоящий рассадник интриг и козней, куда не взглянешь – повсюду евнухи и придворные, заботящиеся лишь о собственном благополучии. Я располагаю информацией, что некоторые из них, завидуя вашим успехам и власти, неустанно настраивают Августу против вас. Против вас, одного из самых преданных ей слуг! Какая несправедливость! Заклинаю вас, друг мой: не подчиняйтесь приказу, который получите. Повиновение приведет вас к краху. Вспомните Стилихона, который, впав в немилость, явился в Равенну без вооруженных сторонников и немедленно был казнен. Рим не может позволить себе потерять одного из вернейших своих слуг. Я же тем временем осмелюсь ходатайствовать за вас перед Августой; лжецы будут разоблачены, обещаю. Прощайте.

Отослано с моим верным агентом Титом Валерием Руфином».

С растущим недоверием Бонифаций перечитал письмо. Чтобы императрица поверила в подобное вероломство – возможно ли такое? Плацидия, которую он поддерживал и в печали, и в радости? Что ж, по крайней мере, он предупрежден – благодаря Аэцию. Похоже, есть еще честные люди в Римской империи. Как же быть? Если верить Аэцию, возвращение в Равенну – если такой приказ действительно придет – равносильно собственноручному подписанию смертного приговора. Отказ же, несомненно, будет воспринят как мятеж, и тогда в Африку, для того чтобы арестовать его, почти наверняка прибудет вооруженный отряд.

Как бы то ни было, если враги рассчитывают на то, что он поведет себя смиренно, они глубоко заблуждаются. Он приведет войска в состояние боевой готовности и приготовится оказать сопротивление. В преданности своих солдат Бонифаций не сомневался, но в том, что они смогут дать достойный отпор силам имперской армии, он был не столь уверен. Его римское войско и призванные ему помогать наемники-берберы находились в Африке для подавления случавшихся время от времени локальных восстаний. Что ж, пусть это решают боги (виноват – Бог, поправил себя комит, мрачно усмехнувшись).