Зимний Туман - друг шайенов - Евгений Костюченко

— Уверенность приходит с опытом. Похоже, вы сожгли не один ящик патронов. Вы охотник? Или бывший военный?

— Я торгую обувью.

Наутро, отправив телеграмму профессору, Степан получил в банке деньги и оправился в лагерь в сопровождении нескольких грузовых фургонов. Переправляясь через реку, он увидел, как ниже по течению салтыковские казаки купают лошадей. Несмотря на довольно прохладный день, они резвились в реке голышом. Выбегая из ледяной воды, казаки стремглав неслись к костру, дымившему на песчаном берегу, прыгали на одной ноге, толкались и боролись, совсем как озорные мальчишки. Гончар живо вспомнил, как и сам в детстве, с нетерпением дождавшись теплого апрельского солнца, уезжал с пацанами в Лисий Нос и там плескался на мелководье и точно так же прыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха… "Как жаль, что я не с ними, — подумал он. — Скоро они уедут, и я больше никогда не услышу русской речи. Как бы самому не разучиться говорить на родном языке".

7. РУКА И СЕРДЦЕ

Прошла еще неделя. От города уже протянулась накатанная дорога, и, заметив из лагеря поднятую пыль, по ее виду можно было заранее угадать, кого еще следует ждать к обеду — новый отряд эмигрантов, или возчиков рельсов, или одинокого всадника.

В пятницу Степан объезжал участок, где китайцы утрамбовывали засыпанный песком овражек. Обычно на Западе не тратили время на такие работы. Здесь предпочитали укладывать шпалы прямо на землю, сняв только слой дерна. Мелкие промоины заваливали ветками, а овраги просто обходили. Линия получалась со множеством поворотов, и такая методика очень нравилась поставщикам рельсов.

Но Степан, посовещавшись с Коллинзом, решил все делать основательно, и ни одна шпала не легла на голую землю. Все полотно дороги имело толстую песчаную подушку, благо песка у строителей хватало с избытком после того, как несколько холмов были стерты с лица земли. Пусть дорога росла немного медленнее, зато и расходы не скакали со скоростью лавины. Динамит дешевле рельсов, и рабочее время строителей дешевле ремонтных работ и страховых выплат. На соседних железных дорогах крушения происходили с такой регулярностью, что пора было их уже вносить в расписание.

— С какой скоростью обычно ходят поезда? — спросил Гончар, глядя вдоль блестящей линии рельсов, тянувшейся по берегу озера.

— Хороший локомотив разгоняется до шестидесяти миль на прямой, — ответил Коллинз.

— На нашей ветке они будут делать все восемьдесят.

— Не уверен, не уверен… — протянул старый инженер. — Вы не боитесь, что половина пассажиров не доедет до Денвера из-за разрыва сердца?

— Нет, не боюсь. Ведь они платят за билет перед поездкой, а не после.

Коллинз мрачно усмехнулся и показал плеткой на дорогу:

— Еще кто-то торопится к нам.

Полупрозрачный столб пыли кружился над степью, выдавая одинокого всадника.

Степан направил Тучку к дороге.

— Я жду вестей из города. Проследите, чтобы китайцам сегодня привезли горячий обед. Это не дело, что они перекусывают сухарями и водой.

— Узкоглазые не хотят тратиться на еду. — Коллинз недовольно поморщился. — Стивен, если вы ждете новостей, то они сами найдут вас. Не нравится мне, когда вы разъезжаете в одиночку.

— Тогда давайте протянем телеграфную линию. И я буду целыми днями сидеть у аппарата. Полковник, не волнуйтесь. Я уверен, что это летит Майк. И за пазухой у него лежит телеграмма для меня. Знаете, когда ждешь чего-то очень долго, самыми невыносимыми становятся последние минуты.

Он подумал, что Майк и в самом деле мог бы привезти ему телеграмму. От Фарбера, например. Или прямо от судьи Томсона. Все-таки прошло столько времени, пора бы уже и уладить все юридические вопросы. Однако, двигаясь по дороге навстречу всаднику, Степан очень скоро разглядел, что это не Майк.

Гончар положил винчестер поперек седла. Его левая рука лежала на бедре, и пальцы касались рукоятки "ремингтона". Второй револьвер был справа, на виду.

Если его смог отыскать Хэнк Форман, значит, могут отыскать и другие охотники за скальпами. А известие о гибели Хэнка могло только убедить его коллег, что тот был на верном пути. Степан понимал, что его еще долго не оставят в покое, и поэтому не расставался с оружием.

Он узнал пегую лошадь шерифа по белой груди и черным ногам, но в седле был не Палмер, а кто-то другой. К тому же шериф не любил быструю езду, а этот невысокий наездник мчался во весь опор. Гончар развернул Тучку поперек дороги и встал. Ему уже было видно, что лицо всадника наполовину закрыто красным платком, а из-под черной шляпы спускаются к плечам две косички. Индеец? Или женщина? Не может быть…

Всадница резко осадила кобылу, и та закружилась на месте.

— Кто тебя предупредил? — обиженно выкрикнула Милли, задыхаясь после скачки. — Я хотела тебя удивить! А ты сам выехал мне навстречу!

— Ты меня удивила. — Он подъехал к ней так близко, что их колени соприкоснулись, а Тучка недовольно фыркнула, уворачиваясь от хвоста пегой кобылы. — Разбойница, я не верю своим глазам. Может быть, это мираж? Ущипни меня, если ты настоящая.

Она ударила его плетью по бедру.

— Стивен, Стивен, если б ты знал, как я соскучилась. Ты не должен был так поступать со мной.

— Да ты вся в пыли, — сказал Гончар и осторожно коснулся пальцами ее лба. — Дай вытру. А то тебя могут принять за краснокожего.

Милли сдернула платок, открывая лицо, и сняла шляпу.

Степан нежно обхватил ее за шею, потянулся к ней и поцеловал в нос.

— Холодная какая!

Она закрыла глаза и замерла. Кровь зашумела в голове Степана, и он поцеловал Милли. Ее тонкие руки обвили его шею и мягкие губы раздвинулись. Но в следующую секунду девушка отпрянула с возмущенным возгласом:

— Что за глупости!

Гончар перехватил поводья ее лошади:

— Зачем ты едешь в лагерь?

— Хотела увидеть тебя.

— Увидела?

— Стивен, ты не понимаешь. Я хотела посмотреть, как ты устроился, как идет работа, как ты командуешь строителями. В Маршал-Сити тебя считают героем типа Джорджа Вашингтона. Мэр долго тряс папе руку и благодарил за то, что он тебя послал в этот городишко.

— Отец знает, что ты у меня?

— Конечно.

— И он так спокойно тебя отпустил?

Мелисса пожала плечами:

— А что такого? Я сама решаю, куда мне ехать. С тех пор как умерла мама, в нашей семье одна хозяйка — я. Ах да, ты же еще не знаешь…

— Не знал. Когда?

— В канун Рождества, — спокойно ответила Милли. — Она не мучилась. Две недели пролежала в постели, однажды попросила вызвать священника. Сразу после причастия закрыла глаза, улыбнулась и затихла.