Легенды русских тамплиеров - Андрей Никитин

У Крылатого Гения слегка потускнело тело, и с легкой печалью он мне ответил:

— Да, и от нас восходит Золотая Лестница, но подниматься по ней может только тот, кто на протяжении трех тысячелетий не согрешил ни делом, ни словом, ни помышлением, а таких очень мало. Вот и я уже в четвертый раз изживаю свои три тысячелетия.

— А есть ли миры других существ, расположенные по Золотой Лестнице ниже вашей бесконечности? — стал расспрашивать я.

— Да, многие! Но я уже забыл о своем пребывании там.

— Так, значит, тебе все равно, существуют или нет лежащие ниже миры?

— Что ты! Ведь если я здесь такой, а не менее совершенный, то это только потому, что я сумел пройти через нижние миры и подняться…

В это время ко мне подлетело странное существо, состоящее, как мне казалось, из одной головы и гигантских крыльев, в которые переходили плечи. Я понял, что это тот, кого мы называем Керубом, и спросил его, не ощущает ли он неловкости, обладая таким странным обликом. И Керуб мне ответил:

— Я обитаю в бесконечностях, расположенных выше миров людей и даже Арлегов, и там мое тело гораздо более сложное, чем когда я спускаюсь сюда, приноравливаясь к здешним условиям. Ведь и живущий в каждом из людей Лег предстает только маленькой искоркой, погребенной в твоем теле, тогда как, возвратившись в свои обители, он предстанет совсем в ином облике и славе.

— Почему же происходит такая перемена? — спросил я Керуба.

— Разве это не понятно? Каждое тело, которым облекается дух, соответствует определенной среде. По мере передвижения вверх и вниз меняется облик духа, и тот же великий Лег, пролетев огромные расстояния, отделяющие его обители от нашего мира, становится маленькой искоркой, мелькнувшим на мгновение метеором…

Я вспомнил тогда звезду, шедшую с востока, которая остановилась над яслями в Вифлееме, и спросил:

— Значит, и та, вифлеемская, была Легом?

— Ты сказал, — ответил Керуб. И добавил: — Здесь тебе грозит опасность, и хорошо, что ты приобрел друга, — указал он на подлетевшего снова к нам Крылатого гения.

— Ты должен скорее уйти отсюда, — обратился тот ко мне. — Здешние обитатели хотят захватить тебя в плен, чтобы потом забавляться, как с комнатной собачкой, но ты не должен этого допускать!

Вспыхнув от обиды, я схватился за меч и тут увидел идущих ко мне темных Арлегов, чьи глаза на этот раз сверкали угрозой. Я уже хотел взмахнуть мечом, как услышал слова Керуба:

— Не лезвием, а рукоятью!

И вспомнив о силе креста, я понял его как защиту перед темными Арлегами. Словно молния ударила меня в руку, но я не выронил меч, и враги исчезли. Но Крылатый Гений торопил меня уходить, уверяя, что враги постараются лишить меня силы креста и защиты Керуба.

— Уведи меня назад! — сказал я тому, и — очнулся в лесу возле моего замка.

Вот, что произошло со мной, и о чем я должен был поведать перед своей смертью, чтобы донести до братьев-рыцарей то, что видел и слышал. Они должны знать, что не напрасно стоят они на страже против лярв, что не страшны эти животные Темных, потому что неизмеримо сильнее их люди в своем стремлении вверх, к чему ведет заключенная в их телах божественная искорка Легов».

Вот о чем рассказал мне рыцарь, который на вид был вполне здоров, но чувствовал, что наступает для него смертный час. И когда он покаялся мне в мелких прегрешениях, вольных и невольных грехах, я очистил его молитвой и приуготовил к далекому пути, который суждено пройти каждому из нас. Но он, казалось, был приуготовлен уже лучше, чем это мог сделать я, потому что еще при жизни ему было дано лицом к лицу увидеть тех, о ком мы можем только помыслить, и дух его не содрогнулся.

А затем я вернулся в свой монастырь, и утром мне сообщили, что дух рыцаря покинул этот мир.

Скоро наступит и моя очередь, и поэтому, следуя данному обещанию, я рассказываю то, что услышал на исповеди сеньора Анже де Фосса, да славится душа его в высших обителях Света!

Как был спасен Орден Святого Бернарда.

Память не сохранила года, когда произошло это событие, однако точно известно, что незадолго до праздника Рождества Христова в обитель ордена святого Бернарда Клервоского в Плесси-о-Роз прибыл из Святой Земли монах, по его словам, давным-давно покинувший Францию. Никто из живущих его уже не помнил, но прибывший брат привел столь неоспоримые доказательства своей причастности Ордену, что никаких сомнений они не вызвали. Он привез в подарок обители землю из Гефсиманского сада, орошенную слезами молившегося там Спасителя, а вместе с тем предложение, о чем обещал сказать на совете Ордена, который просил назначить на первый день наступающего года.

В двенадцать монастырей с этим известием были посланы послушники Плесси-о-Роз с приглашением принять участие в переговорах, и к Рождеству прибыли сюда двенадцать настоятелей, три епископа и приглашенная на совет настоятельница монастыря святой Анны. Когда миновали праздники, прошедшие в благочестивых размышлениях, службах и молитвах, и наступил предназначенный день, в трапезной монастыря собрались приглашенные, хозяева и гость, которому было предоставлено первое слово.

Монах внимательно оглядел собравшихся и начал говорить о том, как был огорчен, найдя по возвращении своем некогда могущественный и богатый Орден столь бедным, малочисленным и незаметным в общественной жизни. Причины этого, конечно, лежат, в первую очередь, в бездеятельности братьев, которые замкнулись в монастырских стенах, ограничившись одними молитвами. Он указал, что еще на его памяти бернардинцы гордились древними сказаниями и легендами, которые хранились в их памяти и в архивах, но теперь, увы, в связи с развитием науки, кто может поручиться за ценность этих легенд? Они ничем не отличаются от творчества трубадуров, повествуют о духах, которых никто не видел, и о событиях, о которых нет никаких достоверных свидетельств. Нечего и говорить, что их научная ценность, — а теперь все начинает определяться наукой, — ничтожна. Если же говорить о влиянии Ордена в области общественной морали или о духовном воздействии его на мирян, то и здесь дело обстоит как нельзя более плохо, потому что вполне достаточно оказывается светских установлений…

Долго говорил приехавший и, в конце концов, сказал, что Орден, по его мнению, исполнил свой долг, изжил себя, его следует упразднить, а силы монахов направить на дела практические, например, на заведение мануфактур, на приобретение виноградников и открытие винных погребов, на то, чтобы развивать промышленность и давать деньги в рост.

Молча выслушали его собравшиеся, а, дождавшись конца, так же молча поднялись и направились к выходу из залы, даже не поинтересовавшись, что скажут на это присутствовавшие епископы. Выходя, последний монах обернулся и благословил новоприбывшего брата знаком креста, отчего на лице того промелькнуло что-то вроде гримасы. А председательствовавший епископ, не подав вида, что произошло нечто необычное, пригласил продолжить этот разговор на следующий день в тот же час.

Настоятели двенадцати монастырей, вышедшие из залы заседаний, собрались в одной из келий, предоставленных им на это время, чтобы обсудить случившееся. Они заметили, что прибывший из Палестины брат не знает обычаев обители, что он не ответил на тайные знаки, которые делали ему монахи, и сам не попытался показать, кто он и какое посвящение имеет. Заметили они, что ни словом прибывший не упомянул о тех добрых делах, которыми всегда славились обители бернардинцев, и что напрасно противопоставлять науку и духовное знание, которые не противоречат, а всего только дополняют друг друга.

О многом говорили между собой собравшиеся, и сходны были их мнения, потому что они давно знали друг друга, знали, кто что делает, и кто как думает, и знали свои обители, которые оставались островами добра и надежды в ненадежном человеческом мире. В конце концов, сошлись они на том, что не стоило им приезжать, чтобы выслушивать от новоприбывшего обычные сомнения, которые высказывают люди невежественные, а тем более предлагать распустить древний и знаменитый Орден.

Утром на следующий день этих настоятелей посетили епископы и просили остаться на вечернее заседание, чтобы своим отъездом не показать столь явное пренебрежение гостю, тем более, что имело смысл обсудить возможности дальнейшей хозяйственной деятельности, позволяющей обителям не только существовать, но и делать добрые дела в миру.

А в это время, как выяснилось позднее, происходили другие события, связанные с приездом неизвестного брата.

Один из послушников Плесси-о-Роз, посланный в дальнюю обитель, передав приглашение, не поехал назад, а завернул по дороге к отшельнику, жившему высоко в горах и известному своим подвижничеством и прозорливостью. Отшельник жил в маленькой хижине в глубине леса и принял послушника, который рассказал ему следующее.